ВОКРУГ СВЕТА №8-1965

ДЖАРАВА

СУРЕШ ВАЙДЬЯ

Рисунок В. НЕМУХИНА

Пять дней плывет пароход по безбрежному, неприветливому Бенгальскому заливу от Мадраса до Порт-Блэра, главного города группы Андаманских и Никобарских островов.

Во времена британского владычества на Острова Залива — так их называют в Индии — ссылали каторжников. После того как Индия стала независимой, Острова Залива вошли в единую республику, как равноправный штат.

Индийский этнограф Суреш Вайдья несколько лет назад начал изучать жизнь андаманцев и никобарцев, коренного населения этих малоисследованных учеными островов.

Среди андаманцев С. Вайдья выделяет несколько племен: джарава, онге (или энге) и собственно андаманцев. Наименее известны джарава — немногочисленное племя с острова Южный Андаман. Они со времен британского владычества избегают поддерживать контакты с пришельцами. Индийские власти, всячески поощряющие заселение Островов Залива, стараются установить контакты с джарава.

В главе из книги С. Вайдья «Острова, залитые солнцем» автор рассказывает о своей первой поездке по островам.

Это было прекрасное солнечное утро. Несколько миль машина мчалась по дороге среди «дождь-деревьев». Их огромные кроны нависли над нами, было сыро, я почти ощущал, как капельки влаги оседают в легких. Наконец зеленый туннель сузился, и Берн, начальник охраны, велел шоферу остановиться.

— Вот мы и доехали до основного пути, по которому кочуют джарава. Они перебираются сюда с острова Ратленд — он сейчас не виден за тем холмом — и в поисках добычи идут по берегу вплоть до Северного Андамана. На это уходит несколько дней. Хотите посмотреть стоянку джарава?

Сразу же за дорогой мы увидели поросшую травой земляную стену, доходившую почти до пояса. За ней виднелась расчищенная площадка с плоским земляным возвышением. Берн взобрался на него, поднял пару раковин:

— Это оставили джарава. Они едят моллюсков, как мы рис. Они пекут их в костре, съедают содержимое, а раковины выбрасывают. Если вы когда-либо увидите подобное земляное возвышение, а вокруг него будут валяться раковины — можете быть уверены, здесь стоянка джарава. Тут же производили раскопки этнографы-любители из Порт-Блэра. Они говорили, что слой раковин уходит вглубь на десятки футов. Видимо, джарава пользуются стоянкой в течение многих столетий...

Я осмотрелся. Вокруг зеленел необычайно красивый лес, так и переливающийся в лучах солнца. Подлесок был очень густым, и кто знает, не прятался ли в нем какой-нибудь кудрявый атлет, собирающийся выпустить стрелу, сделанную из аре-ковой пальмы? Я вздрогнул и оглянулся:

— Вы уверены, что мы здесь в безопасности?

— Думаю, что это так. — Берн улыбнулся. — Все же давайте двигаться дальше. Нам еще предстоит долгий путь...

Дорога пошла круто вверх, шофер включил первую скорость, грузовик затарахтел, закашлял, задымил выхлопными газами. Разговаривать стало невозможно. Когда мы перевалили на другую сторону холма, стало немного легче, но нам еще предстояло сделать крутой виток по краю пропасти.

В маленькой бухте мы расстались с ужасным грузовиком и пересели на выдолбленный челнок. На корме приладили подвесной мотор, и лодка довольно быстро пошла по протоке.

Мы ничего не видели за глинистыми обрывами, подступавшими с обеих сторон. Затем берега стали ниже, за ними открылся вид на равнину, заросшую кустарником и молодыми мангровыми деревьями. В зеркально-чистой поверхности воды отражались усыпанные пурпурными цветами кусты. Многочисленные пернатые оживляли картину. Я заметил соловья, на ветках ворковали голуби, белые цапли лениво помахивали крыльями в безоблачном небе. Зимородки вылетали из цветов мангрового дерева, ныряли в воду и снова взмывали вверх, держа в красных клювиках трепещущих морских щучек.

Мангровые деревья становились все выше. Наконец кроны плотно сплелись, под ними образовался сумрачный сырой погреб. Здесь было удручающе тихо, и только шум мотора нарушал безмолвие.

— Они ужасны, эти болота Андаман, — сказал Берн. — С наступлением темноты, когда взлетают мириады насекомых, они становятся еще ужаснее. Некогда здесь на ночь привязывали провинившихся каторжников. Утром они молили о пощаде — так страшно кусались комары.

На полдороге мы свернули в боковую протоку. Здесь мангровые деревья низко склонялись над водой, так что приходилось нагибаться, чтобы уберечь свои головы. Протока расширилась, мы вынуждены были прижиматься к самому берегу, чтобы обойти упавшие деревья. При одной мысли, что будет с нами, если челнок опрокинется в этой трясине, становилось не по себе: течение в протоке было сильным, а берега топкими и илистыми.

— Здесь так много мангровых деревьев, что, пожалуй, их с лихвой хватит на телеграфные и телефонные столбы всей страны, — сказал Берн, показывая на необычно высокие, прямые и ровные стволы деревьев.

Мрачные мангровые джунгли вдруг кончились, и открылась залитая солнцем бухта Констанс-Бей. Форпост джунглевой охраны — три бамбуковые хижины на сваях — расположился на южном берегу бухты. Мы поднялись в одну из них. Вскоре появился чайник с горячим чаем и полная тарелка куриных яиц.

— Ешьте хоть все. Здесь яиц полно, ведь на островах нет хищников — ни шакалов, ни мангуст, ни рысей, нет даже коршунов, . грифов или орлов. Мы всячески поощряем разведение домашней птицы: птицеводство помогает как-то решить продовольственную проблему.

Джозеф, один из здешних охранников, стал рассказывать о джарава:

— Это произошло недалеко отсюда. Их было трое. Они, очевидно, охотились. Встреча была настолько неожиданной, что мы молча стояли и смотрели друг на друга в крайнем изумлении. Через мгновение один из джарава бросился назад, пытаясь отвлечь внимание на себя, а двое других быстро юркнули в кусты, чтобы иметь возможность напасть с тыла, если мы двинемся в погоню за первым. Однако мы остались на месте. Мы стояли и ждали, когда же им надоест сидеть в засаде. Наконец все трое вышли из засады и удалились.

— Типичный для джарава прием, — заметил Берн и добавил: — Но я доволен: они настроены спокойно. Хороший признак! Стрелы джарава пускают в ход лишь в исключительных случаях. Они боятся потерять их. Джарава дорожат ими из-за железных наконечников. Ведь железо они отыскивают среди обломков затонувших кораблей или подбирают то, что мы выбрасываем. Однажды я нашел наконечник копья, сделанный из лемеха плуга. Бедняги, им, вероятно, понадобилось несколько месяцев, чтобы превратить его в наконечник.

После завтрака мы вышли на берег. Был отлив. На отмелях кормились десятки птиц. Было бы приятно бродить по мягкому песку и наблюдать за моллюсками всевозможных форм и окрасок, копошащимися в лужах, если бы мангры не раскинули всюду свои паучьи ноги: я все время боялся споткнуться.

— Взгляните, как растут мангровые деревья, — сказал Берн, поднимая с земли стручок более фута длиной. — Стручки падают с дерева и сразу же наполовину уходят в ил, да так прочно, что море не может их смыть. Обратили внимание — мангры всегда наклонены в сторону моря, чтобы выстоять в бурю. Если бы не эти заросли, море давно бы опустошило Андаманские острова.

С утра и весь день светило яркое солнце, а тут вдруг появились тучи и закрыли его.

— Пойдет дождь, — сказал Берн. — Стоит поторопиться.

И действительно, круглые, крупные капли дождя с шумом ударили о песок. Дождь кончился скоро, но Берн приказал подготовить наш челн.

— Никто не знает, надолго ли он утих, — заметил Берн. — Да и течение в протоке становится после дождей очень быстрым. В прошлом году при попытке переплыть реку в дождь утонули двое.

...При вечернем освещении мангровая роща казалась еще более дикой, а белые цапли, перелетавшие с дерева на дерево, напоминали привидения. Наш челн с трудом продвигался в зловещей тишине. Но вот мотор кашлянул в последний раз, и лодка врезалась носом в берег.

В ту ночь я заснул на бамбуковом полу, как на удобном пружинном матраце. Нас разбудили птицы: сначала закричали попугаи, потом заворковали голуби.

...Джунгли стояли стеной вокруг форпоста. Деревья оказались такими высокими, что мне приходилось задирать голову, чтобы увидеть их вершины. Подлесок был очень густой: здесь встречались все разновидности папоротников, мхов и ползучих растений, которые тесно сплелись между собой, и мы шли гуськом по низкой тропе. Берн показал на гряду гор:

— Там джарава устраиваются на ночевки. Они устилают землю листьями и сидят у костра. Утром следуют дальше. Они идут за своим вождем, который то загибает листик, то надламывает ветку, чтобы указать, в какую сторону он пошел. Джарава двигаются бесшумно и почти неприметно.

Узкая тропа была скользкой и мокрой. К тому же дорогу постоянно преграждали упавшие деревья. Они были огромные, и нам приходилось перелезать через них.

— Такие места — настоящая западня, — сказал Берн. — Джарава часто «минируют» тропу, закапывая у поваленных стволов кости ската. Когда люди спешат, они не обращают внимания на то, что у них под ногами. Кости ската похожи на гребень с зубцами, наподобие рыболовных крючков. Если они вонзаются в ногу, их невозможно извлечь без операции. Вот и попробуйте догнать джарава!

Внезапно джунгли кончились, и мы оказались на большой каменистой площадке, огражденной с одной стороны отвесной скалой, с которой низвергался водопад. После сумрака джунглей хорошо было вновь увидеть над головой солнце. Мы сразу же устроили привал. Цветущие плети устилали землю, орхидеи обвивали стволы деревьев. Джунгли казались ярким полотном: на зеленом фоне горели желтые и пурпурные мазки. Водопад так и просился на открытку. Голубоватая вода, пенившаяся в водоеме, была чистой, сквозь нее виднелся чудесный черный песок на дне — все для пикника!

Берн постучал по каменной плите, на которой мы расселись.

— Слышал я одну теорию, — сказал он, раскуривая трубку, — будто бы Андаманы — это южная оконечность Араканского хребта, начинающегося в Бирме. В далекие-далекие времена произошло гигантское землетрясение, в результате чего образовался Бенгальский залив. Андаманы — это вершина затонувшей горной цепи. Я не геолог, но когда смотришь на гладкую скалу, вроде этой, посреди бескрайнего моря, так и представляешь себе, как оно было... — Он обхватил руками колени. — Я не знаю, так ли образовались Андаманы, но одно несомненно — это не коралловые острова, у них прочное скальное основание.

И вновь речь зашла о джарава.

— Этнографы считают, — продолжал Берн после паузы, — что джарава живут в каменном веке. И потому, может быть, нам не следует осуждать их за враждебность. Просто они еще не научились доверять кому-либо, кроме самих себя.

Солнце светило так ярко, что был виден каждый предмет на каменной площадке. Но вдруг небо заволокли тучи, потянуло влагой. Все стали собираться обратно.

— Так надеялся увидеть джарава, — разочарованно проговорил я.

Берн не удержался от смеха:

— Мистер Вайдья, я провел в этих лесах десять лет и видел их только дважды. Было бы невероятной удачей, если бы вы увидели их сразу.

Перевела А. ВЯЗЬМИНА