ВОКРУГ СВЕТА №8-1965
ОТКРЫТИЕ ПРОФЕССОРА КАНАРАКИ
А. БИНЬКОВСКИЙ, польский журналист
Профессор Канараки, директор Археологического музея в румынском городе Констанца, сидел за письменным столом у себя в кабинете среди обломков мрамора и древних искалеченных фигур, изнывая от сентябрьской жары, как вдруг распахнулась дверь и в кабинет вбежал, едва переводя дыхание, молодой парень в комбинезоне. — Там... Экскаватор... Яма... Цветные плитки... Профессор забыл о жаре и поспешил к месту работ. На дне шестиметрового котлована он увидел остатки древней многокрасочной мозаики. Работы были приостановлены, а несколько дней спустя стало ясно, что на этом месте строить уже не придется.
РЕАБИЛИТАЦИЯ ГОРОДА ТОМЫ
В десятке метров от места, где обнаружена мозаика, находятся площадь и памятник Овидию, тому изысканному римскому поэту, мастеру любовных элегий, которого в восьмом году нашей эры император Август приговорил к изгнанию и выслал в город Томы, что на берегу Понта Эвксинского — Гостеприимного моря. Именно поэтому, наверное, историки были убеждены, что Томы был лишь жалким поселением, одним из укрепленных пунктов на восточных окраинах Римской империи, где стоял гарнизон легионеров и сам черт говорил «спокойной ночи». Но разве могло в подобной захудалой местности возникнуть сооружение, украшенное столь прекрасной мозаикой? Причем последующими раскопками было доказано, что эта мозаика украшала даже не дворец какого-нибудь аристократа, а здание... торговой биржи.
А после гочного обмера извлеченных из котлована фундаментов оказалось, что поверхность зала биржи составляла 2 тысячи квадратных метров и, следовательно, покрывавшая пол биржи мозаика оказалась самой большой из всех известных до сих пор мозаик древности.
И это в захолустном, провинциальном городке! История была явно несправедлива к Томам, а Овидий, оказывается, жил в приличных условиях.
И профессор Канараки стал действовать.
ЭПИДЕМИЯ БИТЫХ ЧЕРЕПКОВ
Канараки и его сотрудники понимали, что, действуя в одиночку, многого не добьешься. Они отправились в путешествие по Добрудже, разъясняя строительным рабочим и крестьянам все значение археологических открытий для науки. Везде, где только было можно, они читали лекции об истории Румынии, о древностях, скрытых в земле. Они просили тщательно хранить любой найденный в земле предмет — будь то кусочек кости или разбитый кувшин — и тотчас же сообщать о всякой находке в музей.
Археологи в го время и не могли представить себе, что вызывают к жизни археологическую эпидемию. В музей непрерывно стали поступать разные сообщения, порой пустячные, но иногда очень важные, в кабинет Канараки вереницей потянулись люди с обломками амфор и кремневыми ножами, бронзовыми кинжалами и обломками статуй — короче, со всем тем непонятным, что заскрежетало под лопатой.
В деревне Комана несколько членов сельскохозяйственного кооператива обнаружили могилу, в которой, кроме человеческих костей, оказались какие-то кувшины и ножи. Крестьяне срочно сообщили о находке в музей и с нетерпением стали ждать прибытия профессора Канараки. Всю ночь между крестьянами шел спор — кто первый обнаружил могилу: каждый хотел, чтобы честь открытия принадлежала именно ему. А открытие было действительно чрезвычайно важное, доказывающее, что местное население жило здесь вместе с греками — греки клали в могилу амфоры, а местные кочевники свои кинжалы.
А весной 1962 года энтузиасты-добровольцы совершили открытие поистине сенсационное. Даже Канараки, который был уверен, что находка биржи — это только первое звено а цепи более сенсационных открытий, не ожидал ничего подобного.
ФОРТУНА ФОРТУНЫ
Первоапрельские шутки знакомы румынам. И когда в воскресенье, 1 апреля 1962 года, в квартиру профессора Канараки постучал один молодой рабочий и сказал, что во время земляных работ на территории железнодорожного вокзала он лопатой задел голову из белого мрамора, Канараки подумал, что кто-то решил подшутить над ним. Сообщение показалось ему слишком чудесным и слишком неправдоподобным, чтобы быть правдивым. К счастью, Канараки не дал сомнениям одолеть себя и, надев пальто, отправился на станцию. И то, что он там увидел, казалось осуществлением сказки о расколдованном кладе: из неглубокой ямы на него смотрела полная холодного и таинственного очарования голова Фортуны.
Работы были, разумеется, тотчас же приостановлены: после истории с мозаикой Канараки располагал уже немалыми полномочиями и авторитетом.
Профессор тотчас же начал звонить своим ассистентам. Никто из них, однако, не захотел поверить профессору: все были совершенно убеждены, что Канараки просто-напросто решил поздравить их с 1 апреля. Они и не думали идти на вокзал.
Тогда профессор послал им записки, угрожая в случае неявки всевозможными археологическими карами. Все этопринимало уже серьезный характер, и ассистенты, правда не торопясь, прибыли на вокзал. И там они пришли в состояние экстаза: ничего подобного им в жизни еще не встречалось! Археологи сначала думали, что наткнулись на какое-то древнее святилище. Но вскоре они пришли к выводу, что эта яма своего рода тайник, где язычники спрятали от фанатических приверженцев христианства своих богов.
Из глубокой ямы, выкопанной веков шестнадцать назад, были извлечены 24 скульптуры из белого мрамора великолепной и тонкой работы. Повреждения были незначительны, а некоторые из скульптур находились просто в прекрасном состоянии.
* * *
Трудно даже переоценить значение этих открытий. Окончательные выводы и заключения еще не сделаны. Но факт остается фактом: Томы — это большой город, один из мировых центров торговли и культуры древности. Известен даже план его, и кто знает, может быть, через год или два мы услышим, что обнаружена и могила легендарного Овидия.
Но пока это предмет настолько далеких мечтаний, что профессор Канараки предпочитает ни слова не проронить на эту тему. Он говорит лишь, смеясь:
— Я знаю только то, что сказали мне камни.
Перевел И. ОЛЬГИН
|