ВОКРУГ СВЕТА №5-1965

20-ЛЕТИЕ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

«СИБИРЯКОВ» ПРИНИМАЕТ БОЙ

Е. ФЕДОРОВСКИЙ

Рисунки П. ПАВЛИНОВА

Когда корабли проходят мимо острова Белуха, с мачт приспускают флаги. «Помним, помним», — как бы возвещают судовые гудки, и моряки снимают шапки, молча смотрят на одинокий снежный остров вдали, на тусклое арктическое небо, на холодные карские волны.

1

16 августа 1942 года тяжелый крейсер «Адмирал Шеер», выйдя из Нарвика, направился на мыс Желания. 18 августа он обогнул Новую Землю и вошел в воды Карского моря. Так началась операция «Вундерланд», давно выношенная в штабе гитлеровского военно-морского флота. «Адмирал Шеер» шел навстречу советскому каравану судов, за которым упорно следила фашистская разведка. Этот караван двигался из дальневосточных портов по Северному морскому пути.

Командир тяжелого крейсера «Адмирал Шеер» капитан Мендсен-Болькен снова и снова думал об операции «Вундерланд».

Само название операции «Вундерланд» ясно показывало, что она будет проходить в совершенно неизвестном районе.

Задача: нападение на суда противника в Карском и Западно-Сибирском морях; главный объект нападения — конвои, в особенности идущие с востока...

Мендсен-Болькен вспомнил, с каким трудом пришлось добывать сведения о малоизвестных в Германии морях русской Арктики. Была извлечена на свет старая английская карта в проекции Меркатора, из залежей архивов вытащены документы, полученные фотограмметристами в 1931 году во время полета над Ледовитым океаном немецкого дирижабля «Граф Цеппелин». Наконец, с мая 1942 года радисты получили приказ систематически подслушивать радиообмен Москвы с Диксоном о прогнозах погоды и ледовой обстановке.

Для ледовой разведки выделялись и подводные лодки. Они находились в районе Новой Земли, собирали метеорологические данные, следили за движением судов.

Особое внимание приказ обращал на скрытность похода «Адмирала Шеера» и внезапность нападения. Радистам предписывалось полное молчание в эфире. ...За бортом тяжело колыхалось серое Карское море. В холодном небе белело незакатное полярное солнце. Кое-где виднелись льдины, и, возможно, они стучались о борт, но огромный корабль, гонимый могучими дизелями, не чувствовал ударов.

Здесь, в краю спокойствия и молчания, ничто не напоминало о войне. Война осталась на западе. Армейская группа «Норд» уже давно штурмовала каменистые высоты Мурманска. В тундре не было живого места, не вспаханного, не испепеленного снарядами и бомбами. С огромным упорством дрались советские солдаты за свой единственный на севере незамерзающий порт, куда и шел с востока караван с военным снаряжением, горючим, продовольствием.

Основные силы Северного военного флота были сосредоточены в западном секторе Арктики. Но главную надежду Мендсен-Болькен возлагал на то, что русские вот-вот разбегутся под железным натиском армии Паулюса, которая в это время вырвалась к Волге.

Болькен вышел на палубу и с удовольствием подставил лицо солнцу. Корпус крейсера мелко вибрировал от работы машин. С носа долетала водяная солоноватая пыль.

— Господин корветтен-капитан, потрудитесь приказать экипажу самолета вылететь на разведку.

— Есть, — козырнул первый помощник Буга.

На крейсере для ускорения взлета самолета-разведчика была сооружена специальная катапульта с резиновыми тросами. Летчик и наблюдатель сели в кабину. Матросы лебедками оттянули машину. Взревел мотор самолета. Техник резко сдвинул рычаг, удерживающий машину на месте. Огромная праща выстрелила, и разведчик сорвался с палубы. Над водой он выровнял крен и пошел в высоту.

Через два часа летчики сообщили о русском караване в шестидесяти милях от «Шеера». Но они не могли указать точно координаты. Болькен приказал вылететь еще раз. После дозаправки самолет поднялся, но уже не смог найти каравана. С востока надвигался туман.

«Надежда на самолет, как я полагал, не оправдалась. У господ из люфтваффе много бахвальства и спеси, но мало опыта. Видимо, пилоты явились жертвой оптического обмана, приняв обычные айсберги за русский конвой. Экипаж почти непрерывно в воздухе. 22 августа утром «Шеер» прошел в десяти милях от архипелага Норденшельда. Вдруг радиоразведка донесла о перехваченной телеграмме-приказе: «Курс держите 43, скорость 5 узлов». Это мог быть только русский конвой! Я снова послал самолет проверить данные пеленгации, но пилоты ничего не нашли — над северо-восточными островами архипелага держался плотный туман. Поздно вечером экипаж в течение пяти часов вел разведку. У островов Фирнлея он увидел небольшое судно, видимо гидрографическое. Но конвоя не было. Если господа из люфтваффе так долго и тщетно будут искать русских, то у нас скоро кончится для их самолета бензин. Вынужден сменить экипаж...»

Мендсен-Болькен в раздражении захлопнул дневник. Действительно, самолет постоянно вел воздушную разведку в надежде обнаружить советский караван. 23 августа возле островов Скотт-Гансена пилоты увидели множество голубых дымков...

«Шеер» полным ходом ринулся к острову. Он развил настолько большую скорость, что вахтенная команда не успела вовремя разглядеть большую преграду. По курсу выросло поле льда. Стальным форштевнем крейсер врезался в лед. Он напряг силы, застонали льды, полезли друг на друга, но, все тесней и тесней сплачиваясь, они в конце концов остановили «Шеер». Болькен, боясь попасть в мышеловку, приказал дать задний ход.

Вдали невысоко над морем показался самолет. Через несколько секунд он промчался над мачтами и тяжело плюхнулся в воду. Раздался треск раздираемого о льдину поплавка.

— Дьявол их разбери! — закричал Мендсен-Болькен. — Они угробили единственный самолет, у меня даже нет желания спасать их!

Через несколько минут Болькену позвонил корветтен-капитан Буга:

— Отремонтировать самолет невозможно... При посадке экипаж не заметил одиночной льдины. Что прикажете делать с самолетом?

— Расстрелять из пушек и потопить!

«Шеер» лишился глаз. Подводные лодки тоже куда-то запропастились. Не зная ледовой обстановки, крейсер заметался по морю

— Мне крайне необходимо узнать, где караван и как пройти к нему среди льдов! — раздраженно кричал Болькен первому помощнику.

— Я делаю все возможное. Но русские кодируют свои сводки, и радиоперехват, в сущности, не приносит никакой пользы...

— Тогда придется захватить одну из зимовок...

— Или пароход, если он попадется нам, — подсказал Буга.

...Плыло солнце над безмятежным морем. Небольшой ветерок вскоре совсем стих. На четком горизонте, разделяющем воду от неба, белели искристые снежные купола островов. Вдруг наблюдатель увидел маленькую черную полоску...

Когда расстояние между кораблями значительно сократилось, Болькен разглядел в бинокль одинокое судно, за которым из-за плохого качества угля тянулось огромное черное облако дыма...

2

Это был легендарный «Сибиряков». Неутомимый арктический труженик не знал устали ни в штормовые зимние дни, ни в напряженные летние месяцы. В тяжелое для молодой республики время на нем промышляли тюленей. По дальним зимовкам он развозил охотников и грузы, снабжал продовольствием полярников. В 1920 году «Сибиряков» вывозил из Сибири хлеб для голодающих районов страны. А спустя 12 лет, во время Второго Международного Полярного года, пароход героически преодолел льды Арктики и прошел за одну навигацию весь Северный морской путь.

На этот раз он направлялся на Северную Землю с запасами продовольствия, одежды, топлива, снаряжения для новой полярной станции. Капитан корабля Анатолий Алексеевич Качарава вечером 24 августа получил телеграмму от начальника морских арктических операций Западного района. Ареф Иванович Минеев, ссылаясь на приказ Папанина, уполномоченного Государственного Комитета Обороны на Севере, сообщал, что в Карском море, возможно, находится тяжелый крейсер гитлеровцев.

Утром 25 августа «Сибиряков» находился недалеко от острова Белуха. В бинокль хорошо была видна на его высоком берегу стройная пирамида — географический знак. Начинались льды. Спокойнее стало на душе — во льдах меньше всего можно было ожидать встречи с врагом.

Вдруг сигнальщик с фок-мачты доложил:

— Вижу силуэт неизвестного военного корабля, курс — шестьдесят.

Качарава немедленно передал по радио донесение в штаб Диксона. Ручка машинного телеграфа, зазвенев, перевела стрелку на полный ход. «Сибиряков» повернул к Белухе. Но старая слабая машина при всем напряжении могла дать пароходу скорость всего восемь узлов.

Неизвестный военный корабль ринулся наперерез, стараясь отсечь пароход от острова.

— Товарищ капитан, — доложил Качараве сигнальщик, — корабль семафорит...

— Что именно?

— «Сообщите состояние льда в проливе Вилькицкого».

— Запросите название корабля, национальность... Сигнальщик замолчал. Качарава подул в трубку телефона:

— Ну, что он отвечает?

— «Сообщите состояние льда в проливе Вилькицкого. Где сейчас караван транспортов и ледоколов...»

Радист Анатолий Шаршавин снова застучал ключом. Сигнальщик передал по семафору: «Кто вы?»

— «Сисияма».

— Что за чертовщина! — выругался Качарава.— Откуда японцу быть здесь? Обманывает!

Все орудия военного корабля нацелились на пароход. Качарава оглянулся на свои пушки — две кормовые 76- и две 45-миллиметровые, установленные на пароходе в начале войны для отражения атак подводных лодок... Это все, что мог противопоставить старый грузовой пароход вооруженному до зубов тяжелому крейсеру.

«Отвечайте на мой запрос: какое состояние льда, где караван? Немедленно прекратите работу рации!» — семафорили с крейсера.

Качарава припал к холодным окулярам дальномера. Вверх медленно ползло красно-белое полотнище с черной свастикой в центре. Снова замигал ярким колючим светом семафор.

— Товарищ командир, он приказывает спустить флаг и сдаться.

С крейсера выстрелили. Фонтаны воды взвились впереди и сзади «Сибирякова».

— По фашистскому пирату огонь!

Но что могли сделать бронированному крейсеру мелкокалиберные пушки, даже попав в цель?!

Гитлеровский корабль развернулся правым бортом и дал залп из орудий главного калибра. Первым же попаданием снесло форстеньгу¹. Радист Шаршавин отстучал на ключе: «Иностранный крейсер открыл огонь. Следите за нами...» Вражеские радисты немедленно включили систему радиопомех.

¹Верхняя часть передней мачты судна.

Из орудийных башен крейсера снова сверкнул огонь. Донеслись эхо залпа и тугой визг тяжелых снарядов. Страшный удар обрушился на корму, смел орудия и прислугу. Пароход закачался, как на большой зыби, резко сбавляя ход.

— Зигзагами к острову! Зажечь дымовые шашки! — кричал капитан. — Огонь из носовых орудий!

Кочегары, обливаясь потом, швыряли уголь в раскаленные топки. Машина гремела, стонала старыми, отжившими век маховиками, служа в последний раз своему кораблю.

Качарава пытался увести «Сибирякова» на мелководье к острову, но с каждой секундой шансы на спасение корабля уменьшались.

Третьим залпом фашисты разрушили носовую палубу, где стояли бочки с бензином. Пылающие потоки залили судно. Уцелевшие бочки накалились и, взрываясь, взлетали вверх. Запылали надстройки. Взрывом сорвало люк трюма, и туда устремилась горящая река бензина. Огонь подобрался к ящикам с боеприпасами. Матрос Малыгин сорвал с плеч ватник и бросился тушить загоревшиеся ящики. Новым взрывом сильно тряхнуло палубу. Матрос поскользнулся, упал в горящий бензин. Но он вскочил и, не обращая внимания на ожоги, продолжал бороться с пожаром, пока на помощь не подбежали другие матросы.

Уцелевшая носовая пушка была теперь отделена от судна стеной пламени, и все же капитан через дым и огонь рассмотрел старшину Дунаева, который из раскаленного ствола пушки посылал снаряд за снарядом. Обожженный, оглушенный взрывами матрос стрелял из своей «сорокапятки» по фашистскому крейсеру, хотя ясно видел, что она не причиняет врагу урона. Он стрелял потому, что это был его ответ на вражеский приказ сдаться, он, как и все моряки его корабля, готов был драться до последнего вздоха.

Матросы на кормовой палубе предпринимали героические, но безнадежные усилия спасти пароход. Вода рвалась через пробоины в каюты, трюмы, машинное отделение. Судно кренилось. Качарава рванул ручку машинного телеграфа. Она двинулась с непривычной легкостью — звонка не было, прервалась связь. Телефон тоже не работал. Тогда капитан наклонился к переговорной трубке и прокричал:

— Эй, в машине! Из трубки донесся еле слышный голос механика:

— Машину заливает. Котлы потушены. Жду приказания...

— Выводи людей. Открывай кингстоны. Выходи сам. Будем...

Рядом разорвался снаряд. Теряя сознание, Качарава прошептал те слова, которые не успел сказать механику: «Будем топить корабль, чтобы он не достался врагу...»

Шесть 280-миллиметровых орудий главного калибра с каждым выстрелом обрушивали на старый пароходик по две тонны металла и взрывчатки.

Мендсен-Болькен видел много сражений. Он помнил времена, когда настоящие боевые корабли, не говоря об океанских транспортах, спускали флаг и сдавались, едва завидев могучий крейсер.

Но этот русский пароходик, с деревянной палубой, с разрушенными паровыми машинами, горящий, тонущий, истекающий кровью, продолжал стрелять. Он не хотел сдаваться... Он предпочитал смерть, не надеясь на избавление.

Какая сила заставляла русских сражаться так беззаветно и яростно?

Крейсер близко подошел к тонущему судну, и Болькен смог прочитать его название: «А. Сибиряков»...

Так 25 августа 1942 года погиб прославленный ветеран советского арктического флота.

Он сразился с вооруженным до зубов крейсером, встретив смерть, как подобает героям. Своей гибелью корабль предупредил остальные советские суда и полярные станции о появившемся корабле врага. Каравану удалось незаметно пройти мимо рыскавшего пирата, а полярные станции успели подготовиться к отпору.

После гибели «Сибирякова» «Адмирал Шеер» обстрелял Диксон, но он уже не смог нанести сколько-нибудь серьезного урона.

Встретив яростное сопротивление сначала «Сибирякова», затем полярников Диксона, гитлеровцы повернули назад. Давно задуманная, тщательно готовившаяся авантюристическая операция провалилась.

Главная задача гитлеровцев — незаметно пройти в Карское море и расстрелять караван советских судов на Северном морском пути, нарушить работу арктической трассы — не удалась из-за встречи с «Сибиряковым».

Вскоре после гибели ледокола летчики полярной авиации много раз летали над районом встречи парохода с фашистским рейдером, но никого не обнаружили. Лишь через месяц они увидели на необитаемом острове человека. Пилот Иван Иванович Черевичный снял сибиряковца-кочегара Павла Ивановича Вавилова.

После разгрома фашистской Германии из концентрационных лагерей вернулись домой еще несколько сибиряковцев. Многие из них и поныне работают в морском флоте.

Судьба пирата окончилась плачевно. Он был потоплен в 1945 году в Свинемюнде авиацией союзников.

После провала операции «Вундерланд» Мендсен-Болькен написал обширный труд о своем походе в Арктику, но опубликовать его не решился. Им воспользовались позднее военные историки, выпустившие за рубежом множество книг об арктических боях.

Бывший фашистский адмирал Ф. Руге в книге «Война на море 1939—1945» писал, что «Шеер» потопил мужественно сопротивлявшийся советский ледокол. Но провал всей операции этот недобитый гитлеровец объяснил в туманной формулировке как «неудачу в полярных водах».

Гитлеровцы неспроста нацеливались в Арктике на трассы, соединяющие Мурманск с городами и поселками Севера и Дальнего Востока. По этим дорогам шли советские караваны — они снабжали героически сражавшихся воинов пушками и снарядами, танками и продовольствием, всем, что давал фронту беззаветно работающий тыл. На каменистых высотах тундры, как и на других участках великого сражения, наша армия всегда ощущала заботу и самоотверженный труд людей, кующих победу у станков и мартенов, на полях страны.

«Неудача в полярных водах» дорого обошлась авантюристам гитлеровского рейха. Обжегшись в Карском море, фашисты больше не рисковали вторгаться в северные моря советского сектора. Морская дорога Арктики жила и питала фронт грозным оружием. Войска Карельского фронта вскоре разгромили армейскую группировку фашистов и повели бои за освобождение северной Норвегии.

Салютуют гудками, приспускают флаги суда, когда проходят мимо острова Белуха.

После Великой Отечественной войны в строй вступил новый линейный ледокол. В память о легендарном корабле Арктики ему присвоено имя «Сибиряков».