ЖИЗНЬ И СКИТАНИЯ ИЗОБРЕТАТЕЛЯ-САМОУЧКИ

Серия рассказов Н. Железникова. Рисунки художника П. Староносова

Охота изобретателя

Настоящие рассказ является седьмым в серии законченных рассказов, которые помещаются на страницах «Вокруг Света» в 1929 г. и в которых правдиво описаны события из необычайной жизни советского изобретателя-самоучки Ильи Федоровича Мухартова. Жизнь Мухартова насыщена увлекательной работой, интересными путешествиями и приключениями, и настоящая серия, помимо литературного интереса, должна представлять собой также особую ценность как «документ жизни».

Илья любил охоту. Ему нравились связанные с нею дальние поездки на лодке, вольные блуждания по лесу; но особенно острый интерес придавало этим блужданиям соревнование с животными, за которыми он охотился. Соревнование, лежащее в основе всякого спорта, всегда является причиной охотничьего азарта, но для Ильи оно имело еще особый глубокий смысл. Охотясь, он состязался с животными в упорстве, настороженности внимания, искусстве ориентироваться, попутно использовать цепь многообразных мелких обстоятельств. Следовательно, охота была для него игрой, требовавшей неотложного применения тех же качеств, которые постоянно нужны для изобретательства. Каждый изобретатель в душе — охотник, подобно тому, как каждый охотник по призванию фактически является своего рода изобретателем.

Илья склонен был, инстинктивно улавливая препятствия, вводить в охоту механизированные методы, соединенные с первобытной хитростью, но когда он достигал цели, охота переставала быть охотой и превращалась в промысел. Тогда он начинал изыскивать новые пути.

Илья еще с детских лет начал понемногу охотиться и заниматься рыбной ловлей. Сделавшись помощником машиниста, он после первой же получки купил ружье. Во время работы на фонарях он среди местных любителей вполне заслуженно считался присяжным охотником. Ом знал множество разнообразных интересных приемов, часто вносил в охоту что-нибудь свое, новое: придумывал разные силки, устраивал ловушки остроумной конструкции, всякие мелкие приспособления, облегчающие охоту. К тому же он хорошо знал тайгу. Поэтому всем интересно было залучить Илью в свою компанию, и товарищей по охоте у него всегда находилось более чем достаточно.

Рисунок. Охотники с лодкой, замаскированные под островок, почти вплотную подходили к гусям...

От Иннокентьевской до Байкала всего семьдесят километров. Когда подбиралось два-три нерабочих дня, молодежь большой компанией отправлялась к «морю». Поездом за два часа добирались до станции Байкал или немного выше, до Культука, и, если не было шторма, брали парусную шлюпку, «ходили» по озеру, ловили рыбу. Возвращались обычно Кругобайкальским трактом на велосипедах, привезенных багажом. Иногда Илье удавалось уговорить двух-трех товарищей отправиться с ним к Байкалу вверх по Ангаре на лодке.

Требовалось немало труда, чтобы добраться до Байкала. Продвигаться на веслах удавалось лишь изредка, когда попадались тихие рукава. Большую часть пути приходилось работать в качестве бурлаков — тянуть лодку бечевой. Местами два-три человека с трудом тащили легонькую лодчонку, в которой оставался один рулевой. Но зато охота была замечательная. По дороге делали одну-две дневки. Иногда тут же, в каком-нибудь протоке охотились с лодки. Покрывали ее зелеными ветками, травой и-, замаскированные таким образом под островок, почти вплотную подходили к гусям. Иной раз даже жалко становилось их бить: так спокойно подпускали к себе, что прямо хоть погладь их рукой!

Когда спускались обратно от Байкала, приходилось только править — лодка неслась, как гончая собака по следу. При выходе Ангары из Байкала ниже того места, где на середине реки окруженный подводными камнями возвышается камень Шаман, уклон ложа настолько силен, что даже видно, как река идет вниз.

Да, трудна была поездка в лодке вверх по Ангаре, и опасно головокружительное скольжение по течению. Но Илья любил такие поездки: ому нравилось преодолевать трудности и опасности, это заставляло острее воспринимать удовольствие от странствования по дикой Ангаре.

Зимние морозы с большим трудом и очень поздно могут запеленать своенравную реку в ледяные покро-вы, и уже в марте Ангара решительно выскальзывает из-под льда, как змея из старой кожи при линьке. Разлившаяся зимой, она быстро спадает к ледоходу; прибрежный лед оседает на отмелях. Здесь он лежит белыми дорожками в течение месяца,— а в заводях, горных расщелинах и до двух месяцев, — медленно рыхлея, покрываясь под солнцем зазубринами. Странно бывает видеть на зеленеющих берегах реки окаймленные травой и цветами широкие пласты льда, вызывающие представление о ледниках.

Рисунок. Автоматический подсекатель Myxaртова. Фиг.1 Подсекатель «заряжен». Фиг 2. Действие подсекателя. Когда рыба, клюет, рычажек срывается , кольцо падает с него, и резина, быстро сократившись, подсевает добычу. Уток в это время плавает по заводям огромное количество, но подступиться к ним нельзя. Чтобы подойти достаточно близко, необходимо пробраться по сброшенному на берег льду. Но немыслимо темным фигурам охотников остаться незамеченными для уток на белом фоне льда. Утки своевременно снимаются с места и опускаются не очень далеко, но и не настолько близко, чтобы у охотника явилось желание расходовать заряд.

Однажды весной, после нескольких бесплодных попыток подобраться к уткам, Илья внезапно вскинул ружье за плечи.

— Будет дурака валять уткам насмех!.. Идем домой, — сказал он.

Товарищи запротестовали. Обидно было сдаваться—уходить ни с чем.

— Что толку, если останемся? Завтра — другое дело. Настреляем столько, сколько сможем захватить с собой.

— А что же изменится завтра?

— Идем. Я вспомнил кое-что. Слышал, как в таких случаях надо поступать. Надо приготовиться так, чтобы надуть уток. Только малость придется израсходоваться.

Дорогой он рассказал товарищам свой план. На другое утро снова отправились к Ангаре. Не доходя до реки, приятели разделились: двое, которых Илья назначил в «службу тяги», с длинными удилищами в руках пошли вниз по течению и, выбрав местечко, где было удобно подступиться к воде и где течение на завороте подходило прямо к льдине, приготовились вытягивать из воды уток. Себя и четвертого товарища Илья назначил в «службу движения». Они занялись приготовлениями к охоте.

Приготовления эти были не сложны, но посторонний наблюдатель мог бы с одинаковым правом подумать, что они намереваются на берегу реки, за неимением соответствующего помещения, устроить генеральную репетицию перед любительским спектаклем или закапывать труп сапной лошади, а может быть, даже произвести основательную дезинфекцию прибрежного льда. Приятели натянули на себя белые халаты, подпоясались белыми кушаками, плотно обмотали сапоги и шапки белыми бинтами, напели белые перчатки и вынули из чехлов ружья, аккуратно забинтованные марлей.

— Вот и готово,— сказал Илья.— Как зайцы к зиме вырядились.

«Службе тяги» не пришлось долго ждать. Два белоснежных охотника подобрались к самому краю льда, не вспугнув уток, и одновременно дали залп, каждый из обоих стволов. Больше десяти уток унесло течением. Все они без труда были выловлены. Выждав, пока птицы успокоились, «служба движения» перекочевала выше по течению и таким же способом, с близкого расстояния, дала залп в густую стаю уток. Затем «служба тяги» объявила забастовку, потребовав смены. Пришлось произвести переодевание и поменяться ролями. Домой возвращались нагруженные добычей.

После следующей охоты Илья предложил усовершенствовать маскировку:

— Кого ни сажай в «службу тяги», все скоро бастуют. Оно и понятно: скучно сидеть — уток удить. Я придумал такой способ, чтобы всем вместе можно было охотиться, а после выстрелов спокойно дожидаться, пока утки сами к нам приплывут.

И этот план удалось выполнить. Охотники замаскировали лодку под льдину, натянув над ней на прутьях верх из белой материи. Иллюзия для уток была настолько полная, что даже после выстрелов они, снявшись с места, снова садились около лодки, вероятно, полагая, что эта толстая глыба льда, медленно движущаяся по воде, может служить им защитой.

* * *

Меньше чем охота интересовала Илью рыбная ловля; поэтому его попытки вводить в нее механизацию были менее настойчивы. Однако и в этой области он не хотел довольствоваться общеизвестными примитивными способами. Он придумал, как устроить приспособление для автоматического подсекания рыбы при ужении. С таким подсекателем удильщику не нужно следить за поплавком; достаточно наживить крючки, укрепить удочки — и можно итти заниматься своим делом. Стоит рыбе клюнуть, как она неизбежно прочно насядет на крючок. Устройство подсекателя весьма просто (см. чертеж). Металлический рычажок подсекателя устанавливается так, что он натягивает резиновый шнур, прикрепленный одним концом наглухо к удилищу, а другим концом к кольцу, надетому на рычажок. К кольцу присоединена также бечевка, привязанная к леске. Когда рыба клюет—рычажок срывается, кольцо спадает с него, и резина, быстро сократившись, подсекает добычу 1).

*) Илья Федорович сделал окончательную модель и запатентовал это изобретение лишь в 1926 году.

Однажды Илья приехал в мастерскую, где работал его брат Николай— маляр. Там он увидел, как, приготовляя краску, обрабатывали медянку. Ее запекали, точно окорок, в тесте, а затем ядовитую корку бросали в помойный ящик, который крепко закрывали, чтобы не отравились домашние животные и птицы. Илья попросил кусок этой корки.

— Пойду на охоту или на рыбалку, — сказал он,— пригодится. Китайцы вот в озерах травят рыбу кукельваном. Он хоть очень удобен — для людей безвреден, — но его в аптеках не всегда удается достать.

Кусочки корки Илья закатывал в сало, разбрасывал в воде. Рыбы действительно всплывали, но их приходилось тут же спешно чистить, промывать. Илья опасался, что иначе этой рыбой можно отравиться. Травить рыбу можно было многими способами, но Илья хотел найти такой, который был бы вполне безопасен и не носил бы характер хищничества. Однажды он где-то прочитал о случае, заинтересовавшем его. Во время войны в прифронтовой полосе выпустили в речку спирт из цистерны водочного завода и этим отравили рыбу, которая в огромном количестве всплывала наверх, вдребезги пьяная; значительная часть ее так и не протрезвилась, уснула. Охмелевших рыб ловили руками. Солдаты уверяли, что пьяные щуки были очень вкусны.

«Конечно, поливать реку спиртом— затея слишком дорогая и жестокая, — рассуждал он. — Но коли спирт такой сильный яд, что если даже развести его в речке, вся вода делается отравленной, то проще давать напиться каждой рыбине персонально, она и выплывет опохмеляться, только подбирай».

Перед одной из экскурсий на Байкал Илья заготовил спиртовые бомбы, вернее пилюли. Делал он их просто: замесил на чистом спирту тесто, потом скатывал шарики и обмакивал в сало. Сало быстро застывало корочкой, не позволявшей спирту испаряться. Однако на практике эти пилюли не дали должного эффекта, может быть, потому, что Илья применил их по дороге к Байкалу в незнакомом месте. На остановке, когда занялись рыбалкой, Илья уселся ловить рыбу без всяких приспособлений. Кидал в воду шарики. Но, видно, место было неудачное, рыбы не заглатывали шариков, которые уносились течением. Лишь один раз какой-то водный обитатель заглотнул шарик. Но рыба не всплыла.

Эти опыты окончились неожиданно, или, вернее, закончить их Илье не пришлось. Товарищи заинтересовались его странным времяпрепровождением. Илья объяснил им в чем дело и сказал, что в следующий раз выберет тихое место, где будет видно дно, и еще раз проверит химический способ рыбной ловли. На другой же день им попалось как раз подходящее место. В заводи видно было, как играет рыба. Илья, предвкушая победу, поспешно пошел за коробкой, где лежали пилюли. Раскрыл ее и... в недоумении посмотрел на товарищей: коробка была пуста, как кошелек перед получкой.

— Ну, чего смотришь!—несколько смущенно засмеялся один из спутников Ильи. — Я их поел, только и всего. И, как видишь, не уснул, наверх не всплыл. А так, ничего, вкусные они, эти пилюли. Особенно с похмелья. Вчера, сам знаешь, холодно было, я немного подвыпил.

Все засмеялись.

— А ты, Илюха, не огорчайся,— утешал его другой. — Если для рыб не удалось, то для человека все же это изобретение подходящее. Можно производство такое открыть — пилюли, заменяющие и выпивку и закуску сразу. Важная штука!

— Эх, голова, ведь сало-то там тухлое было! — сказал Илья.

— А я проглотил, не заметил. .

Илья только рукой махнул. Таково уж свойство спирта, что он постоянно перепутывает все карты. Илья решил больше со спиртом не связываться.

* * *

Илья любил ходить на охоту в одиночку, не отказывался никогда и от компании. Среди его компаньонов бывали и женщины. Ему в то время особенно нравились женщины отважные, находчивые, самостоятельные, которые могли быть хорошими товарищами-спортсменами. С одной такой девушкой он особенно часто, дружно и удачно охотился.

В двадцати двух километрах от Иннокентьевской, на берегу речки Вересовки находился заброшенный стекольный завод, не работавший уже лет тридцать. При заводе догнивал небольшой рабочий поселок с осевшими, обомшелыми, кое-где завалившимися домишками. В этом поселке осталось семей пятнадцать бывших рабочих. Они занимались земледелием. Была там украинская семья старого ссыльнопоселенца пo фамилии Борщ. Три дочери Борща — Маруся, Таня и Анна — приезжали в Иннокентьевскую, привозили продавать молоко, сметану. Илья познакомился с ними, подружился со всей семьей, стал часто ездить в поселок на охоту. Его всегда встречали очень приветливо. Когда показывались перелетные птицы, его извещали. Гонцом обычно посылали пятнадцатилетнего сына Борща—Алешу. Иногда Илья отправлялся в поселок пешком, зимой на лыжах, летом чаше всего на велосипеде.

Поселок затерялся в дремучем лесу на высоком берегу глубокого пруда. Рядом с ним в темную воду смотрелись мертвым оскалом зияющих окон здания завода. Пруд, сжатый между крутыми холмами, тянулся в длину километра на три. Водилось в нем много рыбы, в береговом камыше гнездились птицы. Перелетные птицы любили останавливаться на пруду.

С приездом Ильи начиналась особенно интересная охота. Чаще всего собирались четверо: Илья, Алеша, Таня и Маша — все с ружьями. Иногда садились в долбленньй из лиственницы четырехместный бот, плыли к верхнему концу пруда, где больше было камыша. Иной раз разделялись на две партии: двое шли го одному берегу, двое по другому, вспугивали, перегоняли друг другу птиц. Как-то всегда случалось, что Илье в попутчики попадала Таня. Высокая, чуть пониже Ильи, крепкая, краснощекая, она споро шагала рядом с ним, по-товарищески беседовала, весело поблескивая серыми глазами. Ружье за ее плечами ничуть не казалось неуместным. Сибирячки часто ходят с ружьем, охотятся не хуже мужчин. А Таня была такой охотницей, что не каждый мужчина мог бы с ней потягаться. Она знала хорошие места, повадки зверей, умела подойти так, чтобы дичь ее не почуяла, могла подражать звериным голосам. К тому же была смелая, всегда бодрая, метко стреляла. И охота у них бывала большей частью удачная.

Григории Федорович придумал, а Илья соорудил остроумное приспособление для ночовок в тайге. Братья Мухартовы назвали свое коллективное произведение «люлькой». «Люлька» давала возможность с большим комфортом устроиться на отдых везде, где только находился над головой прочный сук. Это было нечто среднее между гамаком и палаткой. От поперечных палок полотняного гамака, укрепленного на разборной деревянной рамке, веревки сходились вверх, где прикреплялись к прочной подвесочной палке. К этой же палке была привязана крепкая, довольно длинная веревка, а также полотняный полог в свернутом виде.

Рисунок. Взглянув через край гамака, Илья увидел внизу, наискосок, в комнате Таню...

Когда надо было устроиться на ночлег, гамак развертывался, укладывался на землю; укреплялись на мест о палки; потом перекидывали веревку через прочную ветку и свободный свесившийся конец веревки пропускали через небольшой блок особой конструкции, укрепленный на той же палке. На этом предварительные приготовления заканчивались. Можно было ложиться в люльку, которая обладала не только свойством гамака и палатки, но до известной степени и лифта. Чтобы подняться, не надо было делать никаких утомительных движении. К блокам было прилажено колесико с небольшой ручкой. Легко, без всяких усилий вращая эту ручку, лежащий в «гамаке-лифте», плавно покачиваясь, начиная подыматься, так как свободный конец веревки, продетой через блоки, при этом втягивался и наматывался на особый стержень вдоль палки.

В этой люльке, качавшейся как диковинный плод на ветке, спящий мог чувствовать себя в полной безопасности. Для защиты от дождя и москитов служил полог. Так как люлька была сделана из холста защитного цвета, она могла служить и целям маскировки. Тане Илья о гамаке ничего не говорил — хотел показать его уже в готовом виде.

Однажды летним днем он приехал на велосипеде в поселок заброшенного завода. На багажнике у него вздымался довольно объемистый тюк. В домике Борща никого не было — все ушли на полевые работы. Илья прислонил велосипед к старому тополю-гиганту, росшему перед окнами, снял с багажника скатанный гамак. Потом он взглянул вверх и улыбнулся. Быстро увел велосипед, спрятал в кусты, набрал в карман сосновых шишек и вернулся обратно к крыльцу. Раскатал на земле люльку, укрепил палки, закинул длинную веревку на высокий толстый сук, залез в гамак и стал накручивать ручку. При подъеме люльку качало, как лодку на мелких волнах. У Ильи, лежавшего на спине, создавалась иллюзия, что приближающаяся зеленая гуща листьев медленно падает на него.

Когда Илья со своим гамаком вошел в шелестящую толпу листьев, он был на уровне крыши. Тут решил остановиться. Наполовину спустил полог, повернулся на бок и заснул. Проснулся он часа через полтора. Выглянув через край гамака, он увидел внизу, наискосок, в комнате Таню. Она стояла у стола, быстро перетирала посуду и смотрела на дорогу. Илья бросил в окно шишку, которая подпрыгнула на столе и упала в миску. Таня с удивлением оглядела комнату и продолжала работу. Илья бросил еще шишку, она попала в стакан. Таня высунулась в окно. Следующая шишка запуталась у ней в волосах.

— Ах ты, озорник! — засмеялась она и выбежала наружу. — Я дожидаюсь, не подъедет ли, а он уже шишками кидается. Слезай с дерева! Когда успел забраться?

Таня смолкла и смотрела в удивлении: не то палатка, не то лодка не разберешь что — спускается с дерева, как паук на паутине.

— Вот это диво! — закричала она, когда откинулся край полога и из «лодки», поровнявшейся с головой

Тани, выглянуло, почти коснулось ее, раскрасневшееся потное лицо Ильи.

— Ай да Илья! Молодец парень! Никак на ковре-самолете прилетел!

— Как видишь! — засмеялся Илья, ступая на землю.

Люлька имела большой успех в семье Борща. Таня захотела сделать себе такую же. В следующий раз Илья привез металлические •части, и вторая люлька из деревенского небеленого холста была вскоре сооружена. Таня предложила Илье поохотиться из воздушной засады. Свою люльку Таня замаскировывала листьями. Подолгу лежали они в своих качающихся гнездах. То ли они место выбрали не-удачно, то ли странное положение отвлекало мысли от охоты, но в своей засаде они бывали особенно расположены поболтать, а то и вздремнуть. Охота же не клеилась.

— Люльки приятные, качают хорошо, — смеялась Таня, — но мы сами—как птицы, в роде сов. Как бы нас кто не подстрелил...

* * *

Ранней весной, когда солнце сплавляло верхний слой снега в твердую корочку, дикие козы в поисках корма в большом количестве появлялись вблизи селений. По ночам делали набеги на стога сена, сложенные в поле. Для коз наст губителен. Правда, они приспособляются ходить по нему, несколько выгибая ноги, особенно задние, скользят, словно на лыжах. Но как ни ловки козы, а суставы в обратную сторону не разогнешь. Особенно скверно приходится козам, если надо удирать. Хотя наст достигает такой крепости, что свободно выдерживает людей, он все же не может устоять перед острыми тонкими копытцами коз, вонзающимися в него на полном скаку. Козы проваливаются, изрезывая ноги об острые края ледяной корки. В это время хорошие собаки одни, без охотника ловят коз.

У соседа Ильи была громадная собака, помесь волкодава с дворнягой. За ее поразительные размеры ей дали кличку Казбек. Когда эта серая махина вставала на задние лапы, она была выше человеческого роста. Она имела скверную привычку вскакивать на задние лапы и, вывалив красной тряпкой язык, делать бурные попытки обнять за шею и облобызать понравившегося ей человека. Нравились же ей первым долгом все, у кого за спиной торчало дуло ружья. Иногда ее брал с собой на охоту хозяин, иногда Илья.

Однажды весной Илью известили с заводского поселка, что появилось много коз. Илья отправился в путь, захватив с собой Казбека. Луна то-и-дело задергивалась облаками. Но дорога предстояла знакомая, наст ночью особенно крепкий, и Илья весело шагал вперед. Он любил ходить в ночной тишине. Нет лишних звуков, кругом все спокойно, настроение бодрое, думается хорошо. Незаметно прошел вдоль полотна километров десять. Он нес с собой — показать Тане, а заодно и испытать— самозапаливающиеся патроны, которые недавно изобрел. Пока Илья шагал, мысли его все время вертелись около этих патронов.

Собственно говоря, правильнее их было бы назвать гранатами. Илья взял медные трубки диаметром сантиметра в три и длиной сантиметров по двадцати; на одном конце устроил в каждой из них курковое приспособление с торчащим наружу кольцом, начинил порохом. Гранаты были устроены так, что, если дернуть за кольцо, должен был получиться оглушительный выстрел. Эти шумные снаряды он изготовил не столько с целью использовать их разрушительное действие, сколько для того, чтобы... охранять сон одиноких охотников в глухой тайге. Ночью костер может залить дождем, да и сам по себе он может погаснуть. А хищников в тайге достаточно. Если же обтянуть место ночлега кругом бeчовками, соединив концы их с кольцами нескольких гранат, можно спать спокойно, как у себя в комнате. Зверь, пытаясь подойти, зацепит веревку, граната с треском разрядится, отпугнет зверя и разбудят спящего...

Когда Илья свернул с полотна в лес, он хватился, что Казбек исчез. Посвистал—никакого ответа.«Видно, домой повернул», — решил Илья и двинулся дальше. Лес становился вес гуще, по временам делалось совсем темно. Прошел километров около восьми. Становилось все темнее Иногда лес редел, и можно было разглядеть кочки и пни; потом снова темнело, — своей руки иной раз не разглядишь.

Впереди, вдалеке послышался вой волков. «Где-нибудь около завода,— подумал Илья. — Вот бы хорошо теперь с собакой! Экий ведь непутевый пес, Казбечище этот!» Приготовил на всякий случай ружье.

Илья прошагал еще с час. Остановился посмотреть время. Только прислонил ружье к дереву, сунул руку в карман за электрическим фонариком, как из-за дерева на него выскочил какой-то зверь и повалил его в снег.

«Волк...» — мелькнула мысль, но схватить ружье Илья не успел. «Зверь» придавил лапами плечи Ильи, наклонил к нему горячую, пахнущую кровью пасть и в один прием... обмыл ему все лицо широким мокрым языком. Затем «зверь» отскочил в сторону, с визгом и лаем стал кружить вокруг отряхивавшегося и вытиравшего лицо Ильи.

— Цыц, ты, несуразный! Молчи! — кричал Илья.

Зажег фонарь. Вся морда Казбека была в крови. Пес настойчиво приглашал Илью следовать за ним в сторону.

— Ну-ну, ладно, посмотрим, что ты там нашел.

Казбек оглядывался, тявкал, торопил Илью. Скоро привел к своей добыче. На полянке лежал козел. Он был еще жив, хотя Казбек основательно истерзал ему бока. Илья прикончил выстрелом несчастного козла. Поднял его на плечи, но сам провалился при этом в снег выше колен. Тогда он достал из сумки крепкую бечовку, перевязал козла и подтянул его на сук ближайшего дерева достаточно высоко, чтобы не достали волки. Казбек, между тем, не успокаивался, повел Илью дальше. Минут через двадцать привел к лежавшей на снегу с перегрызенным горлом козе.

— Ну и Казбек! Двух под ряд! Да, в лесу тебе теперь раздолье коз гонять.

Крепкой бечевы у Ильи больше не было, осталось немного тонкого шпагата, и он хотел уже оставить козу на снегу: до завода недалеко, может быть, и уцелеет, пока за ней вернутся. Когда отошел на несколько шагов, вспомнил про свои гранаты: «Ведь три штуки со мной».

Он быстро укрепил на кустах во-круг козы три ряда шпагата, один над другим, привязал концы к кольцам гранат и пошел. «Ну, если волки сунутся, веревки им не миновать. Вот и испытание снарядов лучше не надо».

Когда Илья пришел в поселок, небо бледнело. В окошках Борща был свет: уже вставали.

— Быстро успел, — сказала Таня. — Вечером поохотимся, от коз отбоя нет.

— Знаю, у меня уже пара лежит. Пойдем притащим.

Илья с Таней пошли вперед. Алеша обещал догнать. Илья стал рассказывать про охоту Казбека, когда впереди раздался громкий взрыв, за ним другой.

Таня остановилась:

— Что такое? Чудно!

— Идем скорей, расскажу. Пока дошли до места, Илья сообщил

Тане о своих гранатах. Она хохотала:

— Ловкач! Прогуливаешься — козы готовенькие сами в руки валятся, назад идешь — за тебя пушки сами в волков палят. Из пушек по волкам! — Звонко разносился ее смех.

Волков не нашли ни живых, ни мертвых. Следов было много. За коза осталась цела, только шкурку ей немного подпалило.

Добыча коз в то время была так легка, что Таня не считала это охотой. Жители поселка по ночам, залегая в стогах сена, убивали коз кольями.

— Займемся сегодня ночью лучше волками. Столько развелось, покоя от них нет, — предложила на другой день Таня. — Идет снежок, нам это кстати: следы наши заметет.

Таня изложила сбой план, который Илье очень понравился. Когда начало смеркаться, они, захватив с собой убитую утром козу и обе люльки, отправились в лес. Отойдя километра на три от поселка, выбрали небольшую полянку, положили козу на снег, отошли на несколько шагов и под высокой сосной развернули сбои люльки, привязав их к лыжам. Вместе с лыжами оба поднялись: Илья в своей зеленой палатке повыше, под прикрытие хвои, а Таня — пониже, так как цвет ее белой люльки теперь был защитным. Ждать им пришлось недолго. Через полчаса собрались волки. Охота быстро закончилась. Две двухстволки, заговорив сверху, оставили на месте трех волков. Тут выяснилось, что люлька успешно может выполнять еще одну роль: добычу назад везли в универсальном гамаке, положенном на лыжи *).

— Ну, вот, отцу волчью доху можно сшить, давно он собирался,— сказала Таня.

*) «Люлька туристов» запатентована Григорием Федоровичем лишь в 1928 году.