Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений
журнал "Вокруг света" №19-1929

== В СЕРДЦЕ АФРИКИ ==

Очерки Карла Экли


Если двести лет назад в Новой Зеландии еще водился гигантский предок современных страусов — моа, то теперь уже и сами страусы неуклонно движутся к вымиранию. Слоны, зубры, тигры, антилопы — не перечесть животных и птиц, которые истребляются человеком.

Карл Экли (1886-1926) — один из выдающихся новейших препаровщиков и коллекционеров-зоологов — положил основание тому, что называется «живым музеем». Он собирал коллекцию зверей и птиц данной местности и, располагая их в виде живых групп, увековечивал за стеклом различные моменты жизни животных. Семейство слонов—папаша, мамаша и детеныш, тесно прижавшись, подняв хоботы, движутся по тенистым зарослям Африки. Художественные группы—«Лето», «Осенью, «Зима», «Весна» показывают оленем и антилоп по временам года.

К. Экли шесть раз ездил в Африку, выбирая нужные для коллекции экземпляры. Прекрасный стрелок и охотник, он делал длительные путешествия в неисследованные глубины «черного» материка. Экли был художником, скульптором, фотографом. По его инициативе в Бельгийском Конго устроен большой заповедник, где множество видов животных и птиц могут свободно размножаться. Будучи самоучкой, Экли своим упорством добился того, что из простого чучельника стал знаменитым зоологом, творцом «живых музеев».

Книга «В сердце Африки», выпущенная Гизом в прекрасном переводе Е. Лундберга, со множеством иллюстраций, является ценным вкладом в литературу об африканской фауне.

Приводим здесь несколько отрывков из этой книги.

ОХОТА НА СЛОНА

Мы только что спустились с ледников горы Кениа, лежащих на высоте пяти километров над богатейшими по количеству зверя областями Восточной Африки. Лагерь наш был раскинут в давно уже знакомых местах, на высоте в полтора-два километра над уровнем моря. Вокрут нашего лагеря расстилалось подлинное слоновье царство. Но я поднялся выше, к местам, где кончается лес и начинаются бамбуковые заросли.

Неожиданно я наткнулся на совершенно свежие кучи слоновьего помета, от которых еще шел пар. Слоны не могли уйти далеко — они были здесь самое большее час назад. Я погнался за ними напрямик через низкий кустарник, но вскоре возвратился к тому самому месту, где впервые напал на свежие следы. Я решил обойти поляну кругом, чтобы найти таким образом свежепроложенную тропу, по которой слоны ушли в лес.

Поляна была расположена среди гор, как раз в том месте, где лес граничил с бамбуковыми зарослями. На самом краю бамбуковой рощи, но ту сторону поляны опять запечатлелись свежие следы. И вскоре из бамбуковой чащи до меня донесся треск — слоны находились на расстоянии не более двухсот метров. Я остановился. Было холодно. Стлался утренний туман, руки мои окоченели, и я стал растирать их, прислонив к себе ствол ружья.

И вдруг, не успев опомниться, продолжая растирать окоченевшие руки, проверять патроны и опираться грудью на стоявшее на земле ружье, я с несомненностью понял, что за мною — вернее надо мною— стоит слон. Я никак не могу об'яснить, как и отчего я это понял. Я ничего не видел и ничего не слышал. Я схватился за ружье и стал тихонько оборачиваться, пытаясь в то же время опустить предохранитель, но он не поддавался. Помню, в эту минуту мне пришло в голову, что если очень резко дернуть за курок, то ружье все же выстрелит. Разумеется, это было бессмысленно, но я так твердо знал, что единственное мое спасение — выстрел, и притом немедленный, что эта идея не показалась мне дикой, и я очень отчетливо запомнил свое решение поступить именно так. Затем произошло что-то, в результате чего я был оглушен. Я даже не знаю, выстрелило ли в эту минуту мое ружье.

Следующее мое воспоминание — бивень, приставленный к самой моей груди. Я схватился левой рукой за угрожавший мне бивень, правою нащупал второй, с силой взметнулся вверх и, проскользнув между бивнями, кинулся навзничь на землю. Все эти движения были совершенно автоматическими.

Слон с размаху вонзил оба бивня в землю. Его вытянутый во всю длину хобот приходился против верхней части моего тела. Мне стало ясно, что пришла смерть, но я окончательно уверился в этом секундою позже, увидав глядящие на меня сверху маленькие злые глазки. Слон с силою опустил на меня хобот. Я еще слышал хрюканье, смешанное с каким-то присвистом. Затем все померкло.

Слон только задел меня хоботом Он в эту минуту подбирал его, чтобы затем снова развернуть во всю длину. У меня был сломан нос, разорвана щека, зубы торчали из-под щеки наружу. Если бы это был не случайный удар, если бы слон целился в меня хоботом — мне бы не остаться в живых. Кроме того, он ободрал мне все лицо внутреннею поверхностью хобота, жесткая кожа которого покрыта колючей щетиной и грубили складками.

Слон повидимому не сразу извлек из земли свои огромные бивни. Что-то задержало их там,— то ли корни, то ли случайный камень. Если бы не это обстоятельство, он обратил бы меня в лепешку, так как тело мое конечно не могло оказать ни малейшего сопротивления. Слон видимо решил, что я мертв, и кинулся сломя голову за убегающими неграми. На мое счастье он не наступил на меня... Обычно слон, убив человека, через некоторое время возвращается к трупу и топчет его или отрывает руки и ноги хоботом.

Я пролежал без сознания по всей вероятности не меньше четырех или пяти часов. За это время грозный враг мой скрылся, посмелевшие носильщики и бои возвратились к багажу и раскинули лагерь, собираясь охранять мой труп. Как известно, туземцы — и магометане, и язычники — никогда не прикасаются к трупу. Поэтому ко мне никто даже не подошел. Негры развели костры, уселись вокруг огней на корточках, а я лежал под холодным дождем.

Так, с переломанными костями и разодранным лицом я провалялся без сознания до пяти часов вечера. В пять часов я очнулся. В полусознании увидел костры. Я стал звать на помощь и вскоре почувствовал, что меня поднимают за плечи и за ноги. Через некоторое время сознание вновь на краткое мгновение вернулось ко мне. Оказалось, что я лежу уже в палатке. Я не мог двинуть ни ногой ни рукой и стал думать, что у меня перебит позвоночник. Несмотря на полуобморочное состояние, я вдруг вспомнил, что мы взяли с собой на охоту бутылку коктейля. Я приказал одному из боев принести ее, и он вылил мне в горло все содержимое бутылки. В промежутках, когда сование мое прояснялось, я выпил горячего бульона, затем принял хины. В конце концов я согрелся, пришел в себя и попытался пошевелить руками. Стало очень больно, а это значило, что я не парализован и что позвоночник мой цел.

Впоследствии обнаружилось, что у меня был сломан нос, разодранная щека висела лохмотьями, зубы торчали наружу, вместо лба краснело живое мясо, глаз опух. Кроме того я харкал кровью, так как слон сломал мне несколько ребер и повредил легкое. Чтобы исправить эти повреждения, потребовалось много времени.

ОХОТА НА ЛЕОПАРДА

Я услышал в кустах легкий шорох, а затем увидел в стороне неясный силуэт какого-то зверя. Зверь скользнул за ближайший куст. Я поспешно выстрелил в куст, не думая о том, в кого стреляю. В ответ послышалось рычанье леопарда, и тут только я понял, с кем свел меня случай.

Леопард — животное из породы кошек — обладает живучестью, увековеченной в известной легенде о том, что в кошке сидят «девять жизней». Бить леопарда можно только сразу, без промаха. Кроме того леопард в отличие от льва немедленно сам переходит в нападение. Будучи раненым, леопард борется до конца, хотя бы путь к отступлению был открыт. Если же ему удается вцепиться зубами и когтями в противника, он уже не выпускает его живым Все это пронеслось у меня в мозгу, и я решил, что лучше всего будет убраться во-свояси. Я повернул налево от куста, за которым сидел леопард. Я торопился перейти через лежавшее рядом глубокое сухое русло ручья и подняться на противоположный его берег.

Но тут я увидел, что зверь тоже переходит русло метрах в двадцати выше меня. Я снова выстрелил, хотя целиться в темноте было трудно. Пуля зарылась в песок позади леопарда. Однако, третья пуля все же попала в цель. Леопард остановился, и я было подумал, что ему конец. Мой негритенок разразился даже победным кличем, но клич его был в ту же минуту заглушен тем страшным ревом, который издает приведенный в бешенство леопард в момент нападения. На секунду я был парализован страхом, но быстро опомнился и решил действовать. Я взялся за ружье, но тут вспомнил, что все патроны расстреляны и что обойма магазинки пуста. «Хоть бы мне успеть зарядить ружье, прежде чем леопард кинется на меня», — подумал я.

Леопард уже подходил к берегу. Тогда я отбежал на несколько шагов к другому берегу. Вогнав патрон в зарядник, я повернулся — леопард был передо мною, он прыгнул еще раньше, чем я обернулся. Ружье вылетело у меня из рук, и на месте ружейного приклада на плече повисла тяжелая — около тридцати пяти кило весом — раз'яренная кошка. Она намеревалась вцепиться зубами мне в горло, а передними лапами удерживалась на весу. Леопардам свойственна манера раздирать когтями задних лап живот противника и нижнюю половину его тела.

На мое счастье леопард промахнулся и не вцепился мне в горло, а повис на груди и стал грызть правое предплечье. Благодаря этому, с одной стороны, уцелела моя глотка, а с другой — его задние лапы повисли в воздухе, не достигая тела. Я сжал ему горло левой рукой, пытаясь высвободить правую. Но это удавалось мне лишь с трудом. Когда я теснее сжимал его горло, чтобы заставить отпустить руку, он перехватывал ее немного ниже и снова вгрызался. Так постепенно извлекал я руку из его пасти. Боли я в эти мгновения не чувствовал, слышал только хруст перегрызаемых мускулов и раздражающее хрипящее дыхание животного. Чем ближе к кисти передвигалась пасть леопарда, тем больше сгибался я под сто тяжестью.

В конце концов, когда моя рука оказалась почти свободной, я упал на землю. Леопард очутился подо мною. Моя правая рука была у него в пасти. Левой рукой я сжимал его глотку, колени надавливали на легкие, а локти я пытался возможно глубже воткнуть во впадины предплечий его передних лап. Таким образом он вынужден был широко растопырить лапы и бил когтями мимо меня. Ему удалось только разорвать на мне рубашку. Он изгибался во все стороны в поисках точки опоры. Если бы он ее нашел, он бы вывернулся из-под меня. Однако под наши был только сыпучий песок.

Вдруг я почувствовал, что в течение какого-то промежутка времени в положении наших тел не произошло никаких изменений. Тогда впервые передо мною блеснула надежда, что я могу победить в этом необычайном бою. До этой минуты я был уверен в поражении, но теперь, стоило лишь сохранить вырванный у противника перевес, и мне на помощь мог подоспеть мой негритенок, у которого был с собою нож.

Я стал звать его. Но напрасно. Тогда я еще крепче сжал зверя и, чтобы он не сомкнул челюсти, стал засовывать, насколько хватало сил, руку в его пасть. К величайшему изумлении я почувствовал, что от моги тяжести подалось одно из ребер леопарда. 51 надавил еще крепче. Тело леопарда потеряло прежнюю напряженность. Он видимо стал уставать, хотя борьба продолжалась.

Тут я почувствовал, что тоже слабею. Вопрос был в том, кто сдаст раньше. С каждой минутой сопротивление леопарда падало. Прошло еще некоторое время — мне казалось, что протекла бесконечность. Я отпустил тело противника, попробовал подняться на ноги и крикнул негритенку, что все кончено. Теперь мальчишка несколько осмелел и решился подойти ко мне. Леопард ловил пастью воздух, он мог еще притти и себя. Я приказал бою дать мне ножик и наконец прикончил зверя.

Подходя к лагерю, я увидел, что все мои товарищи по охоте ужинают возле палатки. Когда я предстал перед ними, они вскочили с мест. Одежда на мне повисла клочьями, рука была изранена, я был забрызган кровью и грязью. Я знал, что рана, нанесенная зубами леопарда, если ее не продезинфицировать, может вызвать заражение крови.

Пока мои спутники приготовляли инструменты, бои раздели меня и обмыли холодной водой. Затем началось впрыскивание антисептических средств в каждую из нанесенных мне зубами леопарда бесчисленных ран. Впрыскивали очень обильно, до тех пор пока вся рука не набухла от жидкости и пока жидкость не стала проступать около открытых ранок. Во время этой процедуры я почти пожалел о том, что победил я, а не леопард, ибо боль была непереносная. Однако принятые меры дали хорошие результаты, раны без всяких осложнений зажили

ОХОТА НА ГОРИЛЛУ

Мы спустились в глубокое ущелье, затем снова вскарабкались на высоту по противоположному откосу. Проводники шли впереди, прорубая дорогу в густых зарослях и проклиная растущую всюду крапиву. Мы шли вверх по хребту, пока не очутились на высоте трехсот метров над лагерей. С меня было довольно. Я стал надеяться, что под'ема больше не будет, — до того головоломен был пройденный путь. С того места, где мы стояли, было видно следующее ущелье, на противоположной стороне которого возвышалась еще более почтенная гора. Кругом стояла мертвая тишина. Не было ни малейшего дуновения.

И вдруг с противоположной стороны ущелья донесся едва различимый шорох. Проводники насторожились. Мы пошли вперед, но то-и-дело приостанавливались и прислушивались. Вдруг самый младший из проводников указал нам на группу деревьев, среди которой можно было различить какое-то движение. Мы застыли на месте и минут пять смотрели в указанном направлении.

Над зеленою листвою внезапно показалась большая черная голова. Она видна была не совсем отчетливо, но не могло быть сомнений в том, кому она принадлежала.

Итак, передо мной была горилла. Я никогда не забуду своего первого впечатления от нее — оно так резко отличалось от того, чего я ожидал. Из густой крутой стены зеленых зарослей медленно подымалась крупная черная вз'ерошенная голова и вдруг на полминуты застыла без движения. Я свободно мог разглядеть в бинокль ее черты. Я стал медленно поднимать ружье, но голова скрылась. На мгновение мелькнула серая серебристая спина, но потом и ее не стало.

Тогда мы начали спускаться ' по крутизне в ущелье и затем поднялись на другую его сторону, к месту, где только что была горилла. Проводники так стремительно рвались вперед, что мне на каждом шагу приходилось останавливать их, чтобы перевести дыхание. Наконец мы напали на ее след. След вел к краю повисшего над ущельем обрыва и затем на гору, возвышавшуюся над нашим лагерем примерно на триста метров.

И вдруг впереди раздался короткий рев — совсем недалеко от нас, не дальше чем в двухстах метрах. Волнение мое все возрастало. Я решил, что этим криком горилла сообщает об опасности своей семье. Мы продвигались вперед очень медленно, так как след вел нас вдоль края пропасти. Если бы кругом не росли деревья, за ветви которых мы цеплялись, нам было бы трудно удерживаться над этим откосом. Так мы прошли около ста пятидесяти метров. Впереди шел старший оруженосец, за ним — я, за мною — второй оруженосец и проводники.

Но вот передний оруженосец остановился. И опять кругом настала мертвая тишина. Ни шороха, ни треска. Правой рукой оруженосец держался за выступ скалы, в левой у него было ружье. Рядом со мною росло небольшое деревцо. За ним начинался обрыв. Сначала он круто спускался метров на семь, затем переходил в пологий скат шириною до пятнадцати метров и наконец обрывался пропастью. Чтобы спокойней разбираться в обстоятельствах, я прислонился к деревцу. Оруженосец медленно повернулся и подал мне крупнокалиберное ружье.

В эту минуту рев гориллы раздался снова — на этот раз почти над нами, на расстоянии не более пятнадцати шагов. От малейшего толчка все мы неминуемо скатились бы в пропасть. Я не мог бы прицелиться из тяжелого ружья, если бы меня сзади не подпирало деревцо.

Рев отзвучал, на минуту наступила тишина, ни одна веточка не шевелилась. Затем вверху, немного позади меня раздался шум oт падения какого-то тела, снова рев и снова треск, на этот раз уже впереди. Однако никто не показался, только заколыхались кусты... Молчание...

Вверху, среди зелени, на фоне неба мне почудилась какая-то более плотная чем листва масса, как будто очертания чьей-то головы. Я прицелился чуть пониже — и повторный, в четвертый раз прозвучавший рев смешался с грохотом выстрела. Вслед затем ужасный среди охватившего нас напряжения шум катящегося сверху тела. Горилла грохнулась на тропинку в четырех шагах от меня. Я снова прицелился, в другом стволе еще был один нерасстрелянный патрон, но он уже не понадобился. Тело покатилось дальше и застряло на краю обрыва.

Я испугался, как бы убитая горилла не упала в пропасть. Но над самой пропастью стояло одно единственное дерево в метр толщиною. Труп гориллы ударился о ствол и остановился. Голова свисала rib одну сторону дерева, ноги по другую. Еще одно движение, и горилла скрылась бы под обрывом. Но пуля надежно сделала свое дело: она прошла около самого сердца, пробила аорту и хребет и вышла через правую лопатку. Оруженосец был перепуган до полусмерти. Мне случалось испытывать больший страх, но теперь волнение мое достигло предела. Впрочем бою было от чего испугаться. Он стоял между мною и гориллой, когда она в четырех шагах от меня катилась с горы на тропинку.

Все мои инструменты остались в лагере. Я вынужден был приступить к работе с помощью перочинного ножика и железного ножа одного из туземцев. Мы стали снимать шкуру и очищать скелет. Поворачивая тушу гориллы, приходилось смотреть в оба, чтобы не оступиться и не потерять равновесия. Прошло около получаса, пока нам удалось поднять шкуру и труп к тому месту, где горилла была настигнута пулей.

 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу