ТАЕЖНЫЕ БЫЛИ

Серия рассказов Ал. Смирнова Рисунки худ. В. Сайчука

ОТ РЕДАКЦИИ

В основу рассказов этой серии положен материал, собранный автором во время экспедиции, снаряженной Академией Наук СССР осенью 1928 года в дебри сибирской тайги на помощь Л. А. Кулику.

ЛЕСНОЙ КЛАД

Карп Иванович оказался в большом затруднении. Удивительные дела творятся на свете! Леса вокруг непролазные, и не один десяток дней надо плыть на лодках в эти места, а поди же ты! — и сюда добрались «проклятые большевики». Шныряя в лодках по таежным рекам, они выселяют с факторий купцоЕ-«тунгусятников», и вот теперь очередь дошла до него, Карпа Ивановича. Приплывшие вчера снизу реки охотники передавали, что лодка с красным флагом находится на Стрелке, а это значит, что если Карп Иванович не хочет совершить прогулку в обществе людей с наганами у пояса, то ему надо немедленно покинуть насиженное место на берегах Катанги.

Дожидаться прихода страшной лодки Карп Иванович, понятно, не хочет, но что ему делать с пушниной, которая лежит у него в амбаре? Хотя за последнее время торговля с тунгусами из-за отсутствия товаров сошла почти на нет, все же «пушистого золота» скопилось немало, так как тайга была у Карпа Ивановича в неоплатном долгу. И вот теперь у него было около пятнадцати тысяч белки, согни две белоснежного горностая, с полсотни разного сорта лисиц, включая и черкобурых, десятка два соболей, потом колонок, росомаха, дикая кош-ка, медведь и другие менее ценные звери. Если перевести на деньги, это составит тысяч десять,—целый капитал! Оставить пушнину на фактории—все равно, что подарить ненавистной власти, потому что она будет конфискована, а везти с собой—также невозможно. Единственной дорогой из этих мест была река, а в ее низовьях уже стояли заставы, осматривавшие все выходящие из тайги лодки.

Рисунок. Через несколько минут повизгивающий от радости медвежонок был извлечен из ямы...

Долго раскидывал умом Карп Иванович и наконец решил: оставить пушнину где-нибудь тут, в тайге, а потом, когда все утихомирится, вернуться и потихоньку вывезти небольшими партиями. А мало ли еще что могло случиться потом? Сказать правду, Карп Иванович еще не терял надежды на то, что большевики в конце концов полетят в тартарары. Крепко, как вековечный кедрач, врос купец в таежную почву и никак не мог поверить, что тайга может обойтись без его услуг.

Итак, надо было решить, где спрятать пушнину. Самое лучшее было бы срубить лабаз, какие делают охотники для хранения продуктов, но, поразмыслив хорошенько, Карп Иванович нашел, что лабаз слишком заметное сооружение. Другое дело яма— это будет более надежное место для таежного клада. Тут Карп Иванович вспомнил об одной лесной пещере, на которую он однажды наткнулся в лесной глуши, шатаясь по тайге за белками.

Пещера была немедленно осмотрена. Вернувшись из лесу, Карп Иванович отослал на дальний сенокос своего работника,—чего доброго, может донести,— и принялся за работу. Набивал мешки связками шкурок и таскал в пещеру, развешивая их тай на приспособленных жердочках. К вечеру амбар был пуст, а подземелье доотказа набито «пушистым золотом». Груда камней, замаскированных мхом, скрыла вход в пещеру, и лишь вверху была оставлена небольшая отдушина, чтобы кладовка проветривалась и пушнина не загнила. Покончив с работой, Карп Иванович снял картуз, вытер вспотевший лоб, перекрестился широким крестом и сказал:

— Понюхайте теперь мою пушнину!

И торжествующе погрозил кулаком в пространство.

* * *

Огорчения и заботы выпадают не только людям — с ними знакомы и те четвероногие обитатели тайги, пушистые шубки которых прятал в подземелье купец-тунгусятник. Старой медведице, жившей в лесах на берегах Катанги, огорчения доставляли дети —пятимесячные медвежата. Молодость жадна к невиданному. Сопровождая мамашу в ее странствованиях по лесу, медвежата не могли спокойно пройти мимо того, что попадалось им на дороге. То их заинтересуют квакающие в болоте лягушки, и мохнатые звереныши в погоне за ними заберутся в топь, то они свалятся в какую-нибудь яму, из которой не могут выбраться без посторонней помощи, то уколют нос об острые иглы ежа, приняв его за безобидную кочку. Словом медведице по нескольку раз в день приходилось выручать свое потомство из беды.

Так было и в этот день. Трава еще серебрилась от ночной росы, но маленькие пострелята, совершая с мамашей утреннюю прогулку, уже два раза взывали о помощи. Первый разворошил гнездо диких ос и так был ими искуса", что долго катался по земле, визжа от боли. Медведице пришлось несколько раз окунуть его в воду, чтобы избавить от разъяренных ос. Со вторым дело было серьезнее: копаясь с матерью в реке, медвежонок уплыл на середину реки и не мог там справиться со стремительным течением. Вытащив его из воды, медведица задала ему основательную трепку.

И вот теперь он шел тише воды, ниже травы. Но детские слезы высыхают так же быстро, как и появляются. Поэтому, когда медвежонок увидал в камнях, по которым лезла его мамаша, небольшое темное отверстие, он мигом забыл только что полученную трепку. Сгорая от любопытства, он стал быстро карабкаться по камням, а добравшись до дыры, сунул в нее мордочку. Медвежонок не обратил внимания, что камень, на который он опирался передними лапами, держался очень непрочно. Когда он подался еще немного вперед, камень не выдержал его тяжести и полетел в дыру, а вместе с ним и любопытный медвежонок.

Услышав грохот и визг, медведица бросилась на выручку, но на этот раз она оказалась в затруднительном положении. Дыра, в которую свалился медвежонок, была слишком узка, чтобы медведица могла в нее пролезть, да и, повидимому, очень глубока. Засунув туда лапу, она не достала дна. Не зная, что предпринять, медведица в отчаянии заметалась около предательской западни, но скоро сообразила: ведь камни вокруг дыры держатся не очень прочно, и она может их раскидать.

Через несколько минут маленький шалун, повизгивающий от радости, был извлечен из ямы. Мамаша немедленно наградила его таким шлепком, что он кубарем отлетел в траву.

— Вот тебе, негодный, будешь совать нос куда не надо! — казалось, хотела она сказать.

Медведица собиралась продолжать свой путь, но в это время ее ноздрей коснулся какой-то странный запах, который шел из разрытой ямы. Пахло чем-то таким, что можно было бы положить в рот. В самом деле, что лежит в этой яме? Осторожно шагнув через камни, зверь вошел в подземелье и, остановившись, стал всматриваться в темноту. Странно: пахло и белкой, и лисой, и другими лесными зверями, а есть было нечего. В подземелье лежали одни лишь высохшие шкурки. На худой конец тут можно было бы кое-чем поживиться, но сейчас она не так голодна, чтобы жевать эту невкусную пищу.

Медведица вышла из пещеры, подозвала поближе медвежат и не спеша двинулась в глубь тайги.

* * *

«Ах, какое удивительное место эта излучина каменистой Катанги, где на высоком угорье вгрызлись в тайгу две деревянных избы с несколькими амбарами. Чего только нет в этих амбарах! Мука, порох, ружья, разноцветные материи, блестящие бусы, табак, полотно для лекоптына и много других вещей, которые даже не знаешь как назвать. Много-много надо добыть белки, горностая и лисиц, чтобы купить все это...»

Так думал молодой тунгус Илья, пробираясь через лесные заросли к своему становищу. Он только что был на фактории, где менял пушнину на муку и порох. Мечтая о тех вещах, что лежали в амбаре фактории, он в то же время был вполне доволен своими покупками: три пуда муки, банка пороха, коробка пистонов, мешочек свинца, а в придачу кусок материи для лекоптына 1). Уж не обсчитались ли люче, что так много дали ему товара за его пушнину? Он получил все это за десять штук беличьих шкурок, а год назад за такое же количество пушнины давали значительно меньше товара. Впрочем, Карпа Ивановича, того купца, что раньше торговал на фактории, давно уже нет; теперь там другие купцы, а у них, как видно, счет совсем иной.

Да. много всякого добра у купцов на фактории, а нет одного — огненной воды, от которой так весело и легко становится на душе. У Карпа Ивановича ее было столько хочешь. Чудные эти люче, теперешние купцы: аванькам, говорят, не надо пить водку, а то всю пушнину пропьют... Что ж, это, пожалуй, и верно. Как перестали люче продавать вояку, так у аваньков стало больше и муки, и сахара, и всякого другого товара. А сделал будто бы так «дух», что сидит у люче в их красном лекоптыне. Добрый «дух»! Оттого-то люче и втыкают над своими деревянными чумами красные лекоптыны. Соблазнился и Илья красным лекоптыном. Ему как раз надо было взять на фактории материи для своего лекоптына, и вот он взял материю не белого цвета, как это установлено обычаем, а красного. Пусть и над его чумом будет красный лекоптын, как у люче.

Тунгус хотел было достать из сумы красную материю, чтобы еще раз полюбоваться на покупку, но в это время в стороне от тропы, в чаще кедрача залаяли собаки. Остановив оленей, он стал прислушиваться. Собаки лаяли весело, почти доброжелательно, без того злобного повизгивания, с каким они облаивают крупного зверя. Это они нашли белку. Решив добыть зверька, Илья согнал с тропы оленей, чтобы они могли на досуге полакомиться вкусным ягелем, снял с плеча ружье и пошел в чащу на призыв собак.

1) Лекоптын—жертвенный шест с белыми тряпками, который тунгусы ставят возле своих чумов.

Спасая свою шкуру, белка ушла далеко, в густо заросшую падь с каменистыми обрывами. Тут конец ей и пришел: после меткого выстрела пушистым комком полетела она шиз с высокой лиственницы.

Илья поднял добычу, погладил шершавой рукой мягкий мех и привесил зверька на пояс. Повернулся, чтобы итти к оленям, но тут его взгляд упал на собак, которые с чем-то возились у разрытой кучи камней. Подойдя ближе, тунгус широко раскрыл глаза: собаки трепали зубами целую связку беличьих шкурок... Вот одна из гаек вытащила из разрытой в камнях дыры еще одну такую же связку. Ничего не понимая, тунгус сделал еще несколько шагов и заглянул в дыру.

Вот это диво! Не надо и по лесу ходить, чтобы заплатить выкуп за Олькукан, дочку старого Нарами, которую Илья собирался взять в свой чум после осеннего промысла. Куда там выкуп! — останется еще и на оленей, и на новое красивое ружье, и на разноцветную материю, и на несколько мешков муки. Больше, больше! Можно, кажется, купить всю факторию за те сокровища, что тут лежат: белоснежный горностай, черная с серебристым отливом лисица, колонок, росомаха и даже редкий по нынешним временам соболь. А белки столько, что ее шкурками можно наполнить несколько чумов...

Оторопел тунгус. Откуда все это? Уж не видит ли он это во сне? Дернул себя за нос, потрогал шкурки,— нет: и он не спит, и шкурки настоящие. Поглаживая рукой, он чувствует их шелковистую нежность. Диво, диво!.. А может быть это шутки Mora Могунына, насмешливого лесного «духа»? Один тунгус вот так же нашел в тайге ружье, хорошее блестящее ружье, а когда принес домой, оно оказалось простой палкой. Может быть и эти шкурки, если их взять, окажутся вовсе не шкурками, а какими-нибудь лопухами...

При этой мысли Илья боязливо попятился, а через минуту он уже продирался сквозь таежные заросли. В себя пришел лишь тогда, когда увидел своих оленей;— они мирно паслись около тропы. Собаки пришли следом за охотником, и одна из них еще продолжала держать в зубах связку беличьих шкурок. Илья замахнулся на собак, чтобы заставить ее бросить драгоценную ношу, но она убежала, не выпуская из зубов добычи. Так она и принесла шкурки в становище.

* * *

Если находка Ильи и принадлежала к числу тех шуток, какие иногда лесной «дух» выкидывает с охотниками, то эта шутка была вполне реальной: принесенные собакой беличьи шкурки не превратились ни в лопухи, ни во что другое. Точно так же не сгинула и та пушнина, которую видел тунгус в таежном подземелье. Пятеро самых храбрых охотников проверили рассказ Ильи и нашли на указанном месте то же, что и он.

Рисунок. Тунгус сделал еще несколько шагов и заглянул в дыру...

После этого никаких сомнений в реальности таежного клада не оставаясь, но это еще не значило, что тут нет никакого подвоха со стороны лесных «духов», которые только и ждут удобного случая, чтобы сделать аванькам худо. Таково было мнение самых опытных и мудрых людей таежных становищ. Присутствие в лесу такого неслыханного богатства было необъяснимо, а то, чего нельзя объяснить, страшно и опасно. Как быть с найденным кладом? Ответить на этот вопрос предстояло шаману.

После совершения установленных магических обрядов шаман сказал собравшимся у него аванькам:

— Вот что поведали мне добрые духи, посылающие вам добычу на охоте. Та пушнина, которую вы нашли в лесу, принадлежит нам, но должно пройти не менее о ной луны, прежде чем вы сможете к ней прикоснуться. Духи хотят испытать, достойны ли вы этой награды. Если до этого срока никто из вас не возьмет ни одной шкурки, пушнина будет ваша, вы ее поделите между всеми родами, а если хоть один человек возьмет раньше времени, вы ее больше не увидите...

Шаман, понятно, мог пригрозить ослушникам жестокими карами на он этого не сделал, так как хорошо знал, что ослушников не будет. Аваньки не привыкли прикасаться к тому, что им не принадлежит.

Хотя аванькам и было обещано, что по прошествии луны они смогут воспользоваться пушниной, но на это они не особенно рассчиты-вали: появившись непостижимым образом, она могла также таинственно и исчезнуть. Поэтому аваньки занялись охотой. Стояла как раз та пора, когда после летнего линяния пушистая шубка белки становится настолько крепкой, что из нее нельзя выдернуть ни одного волоска.

* * *

В этот день Илья охотился особенно удачно.. Утром ему удалось подстрелить тёмнокрасного колонка, а не успел он углубиться в кедровые заросли, как собаки позвали его к белке. Он снял ее с дерева без особых хлопот и уже привязывал к поясу, когда собаки нашли еще одну. Потом еще и еще. Кедровая грива кишела белками. К полудню Илья уже не мог нести свою добычу—он убил двадцать белок. Перевязав их ремешком, он повесил зверьков на дерево, чтобы взять их потом. Очевидно белки появились тут, совершив один из тех переходов, которые они предпринимают и осеннее время целыми стаями в поисках шишек. Не каждому охотнику выпадает такое счастье. Уж не является ли причиной этого то, что теперь над чумом Ильи развевается красный лекоптын? Правда, шаман, увидев этот лекоптын, сказал:

— Смотри, байе, не было бы тебе худо. Материя нужна не красная, а белая...

Конечно шаман знает многое такое, чего не знает простой тунгус, по ведь русские вешают над своими чумами красные лекоптыны, а они большие шаманы. Пожалуй посильнее тунгусских. А рассудив так, Илья решил пока не менять в своем лекоптыне красную материю на белую.

Перед вечером собаки подняли горностая, но этот зверек не так прост, как белка, — оттого-то его шубка и ценится много дороже. Вот, мошенник! Так ловко путал следы, что собаки уже несколько раз теряли направление. Попытавшись еще раз обмануть своих преследователей, горностай пошел низиной, и это была та самая падь, в которой находилось подземелье с таинственным кладом. Илья остановился в нерешительности: стоит ли итти? Впрочем он уже два раза был в этом месте, и ничего страшного с ним пока не случилось. Не случится может быть и в этот раз — горностая упускать жалко.

Отчего горностай сам белый, как снег, а кончик хвоста у него черный? Это обожгла его лиса, когда выкуривала головешкой из земляной норки. Любит горностай прятаться в землю. Вот и сейчас — нырнул в какую-то дыру между камнями, и поминай как звали. Тут уж не помогут и собаки,—нора может итти очень далеко и иметь другие выходы. Убедившись в потере добычи, Илья решил прекратить oxoтy и стал выбираться из пади, а пройдя сотню шагов, увидел перед собой темную пасть подземелья. Конечно, было бы благоразумнее пройти мимо, но ведь часто бывает так, что делаешь совсем не то, что хочешь. Почти машинально подошел он к пещере и заглянул внутрь. И пока он смотрел, на лице его было не меньше изумления, чем тогда, когда он видел подземелье в первый раз.

Сомнений не было: добрая половина пушнины исчезла. И исчезла не каким-нибудь таинственным обра-зом.- На камнях у входа виднелся свежий пепел из трубки (Илья определил, что трубка была выбита не далее как минувшей ночью), рядом валялся обуглившийся кусок бересты, а немного подальше ясно отпечатались следы оленей. Олени были тяжело нагружены, потому что копыта сильно вдавливались в землю.

Среди аваньков нашелся человек, осмелившийся нарушить запрет «духов», переданный через шамана. Среди них завелся вор. Это было непостижимо...

Теперь Илья уже не испытывал суеверного страха, а всецело был занят мыслью о том, кто был тут с оленями. Его необходимо было найти. Внимательно осмотрев местность вокруг пещеры, он пошел по следам оленей, и они привели его на ту тропу, по которой он когда-то возвращался с фактории. Тут было много следов, и дальше тропа расходилась на несколько боковых тропок, которые вели к разным становищам. В какую сторону пошел человек с пушниной? Ответить на этот вопрос было невозможно.

На закате Илья вернулся в становище и, не дожидаясь, пока в котлах сварится мясо, отправился к чуму своего соседа Бургуми1), не даром носившего это имя: он выходил на амикана (медведя) с одной пальмой. Охотники долго беседовали вполголоса у костра, а когда совсем стемнело, затянули потуже ремешки на унтах, закинули за плечи ружья и зашагали в лес, не захватив с собой собак.

* * *

Ночь стояла ясная. Круглая луна, похожая на только что испеченную ржаную лепешку, плыла по небу, заливая тайгу призрачным неживым светом. Но светло было только вверху, над пологом переплетающихся ветвей и сучьев, а под ним, среди строгих колонн елей и кедров стояла сумрачная темень, в которой все принимало расплывчатые очертания. Луна проникала сюда лишь редкими скупыми брызгами, вырывавшими из темноты то клочок поседевшего мха, то полусгнивший ствол поваленного дерева, то кучу муравейника, разворошенного медведем.

В такую ночь жутко в лесу вдали от чума и костра, а двум охотникам, затаившимся в кедровой пади, было жутко вдвойне — в нескольких шагах от них, смутно чернея раскрытой пастью, находилась пещера с таинственным кладом. Хотя все говорило за то, что исчезновение части пушнины было делом рук обыкновенного смертного, но кто может поручиться, что вот сейчас из подземелья не появится какое-нибудь сверхъестественное существо чудовищного вида?

Илья и Бургуми устроили засаду. Они караулили того, кто соблазнился кладом вопреки запрету шамана. Поймать этого человека требовала честь рода, во владениях которого находилась пещера с кладом. В памяти охотников был только один случай воровства — это когда Амультун обокрал ловушки своего соседа. Вор был наказан за это смертью — заковав ноги в деревянные колодки, его бросили в тайге; такая же участь несомненно ждет и этого человека. Но придет ли он? Может быть с него хватит того, что ему удалось увезти.

1) Бургуми (по-тунгусски)—отважный, храбрый.

Охотникам показалось, что в фигуре и походке пришедшего было что-то знакомое...

Светлое пятно лунного света уже передвинулось к самому входу в подземелье, когда охотники вдруг насторожились. Звуки были далекие, смутные, но они не принадлежали к обычным ночным шорохам. Они нарастали, становились все ясней, и через несколько минут у охотников не было сомнений, что кто-то ломился сквозь чащу в их сторону.

Прошло несколько томительных минут. Треск сучьев пошел было стороной, потом снова повернул в сторону пещеры. Прижавшись к стволам кедров, Илья и Бургуми впились глазами в обманчивую темноту. Ближе, ближе... Вот в смутном просвете между деревьями обрисовались крупные движущиеся тени. Сначала выплыли ветвистые рога, потом голова. Моты? 1) Нет, это олени. Два оленя и с ними человек в тунгусской одежде.

Лицо пришедшего в темноте нельзя было рассмотреть, но когда он, привязав оленей к деревьям, вышел на открытое место и направился к подземелью, охотникам показалось, что в его фигуре и походке было что-то знакомое. Кто бы это мог быть? Впрочем сейчас это будет известно. Как видно, он не очень-то боялся загадочного клада,—держа что-то в руках, вероятно кожаные мешки, он без колебаний влез в темную дыру. Вслед за тем оттуда мелькнул свет. Охотники бесшумно подошли к отверстию подземелья и невольно переглянулись: человек в пещере засветил на лучину, как они ожидали, а белую палку с ниткой в середине, какие покупают у люче только богатые тунгусы. Его лица однако не было видно, он стоял спиной ко входу.

Притаившись у камней по обе стороны выхода, охотники слышали, как человек в пещере возился с пушниной. Бормоча что-то себе нос нос, он набивал мешки драгоценными шкурками. Вот послышалось сопение, и в отверстии показалась голова в меховой шапке, низко надвинутой на глаза. Пролезая через узкий вход, он волочил за собой набитые пушниной мешки. Один мешок за что-то зацепился и не хотел вылезать наружу. Человек повернулся назад и сунул руку в отверстие, чтобы устранить задержку. И тут две пары сильных рук схватили его поперек туловища...

Остальное заняло меньше минуты, хотя пойманный, извиваясь змеей, делал нечеловеческие усилия, чтобы освободиться от неожиданных объятий. Он боролся молча, издавая лишь глухое мычание, и все время старался отвернуть в сторону лицо. Наконец Илья сел ему на спину, а Бургуми стал скручивать руки ремнями. Покончив с этим, они при-несли свечку и оторвали от земли лицо скрученного человека. Сорвали с головы шапку, осветили... да так и застыли, не в состоянии вымолвить ни слова.

Перед ними лежал шаман. Тот самый шаман, который колдовал о найденной пушнине...

* * *

Вернув украденную пушнину, шаман в тот же день снял свои чумы и откочевал далеко на север, а аваньки решили, что не стоит во избежание бед связываться с тем, что добыто не собственными руками. Раз ничего сверхъестественного в пушнине нет, значит у ней должен быть хозяин, и этот хозяин несомненно кто-нибудь из русских, торговавших ранее на берегах Катанги. Пушнину из таежного подземелья они сдали на госторговскую факторию, там ее приняли, подавились этой истории и сообщили о находке куда следует.

Обычно письменные ответы в эти места приходят через семь-восемь месяцев, но на этот раз ответ получился значительно быстрее (его привез нарочный), и значилось в нем приблизительно следующее:

«Так как купцы всячески опутывали тунгусов и нередко получали от них пушнину обманным способом, то будет справедливо хотя частично вознаградить этих наивных и простодушных людей за их потери. Беспризорную пушнину считать собственностью тех тунгусских родов, в охотничьих угодьях которых она найдена. Пушнину оценить по действительной стоимости и причитающуюся за нее сумму (товарами) распределить между родами по числу охотников в каждом...»

После этого на фактории появился необычайный спрос на красную материю. Лесные люди употребляют ее для своих жертвенных лекоптынов.

Пряча в сумы полученную красную ткань, они говорят:

— Красный лекоптын—счастливый лекоптын. Илья, как купил красную материю для своего лекоптына, так сразу и нашел целый ворох пушнины. Добрый «дух» живет в красном лекоптыне...

1) Лоск.