Вокруг Света ПУТЕШЕСТВИЯ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА СУШЕ, НА МОРЕ И В ВОЗДУХЕ СОДЕРЖАНИЕ: Жизнь и скитания изобретателя-самоучки: Дезертир. Серия рассказов Н. Ж елезникова. ? Продавец воздуха. Научно-фантастический роман А. Беляева ? Куманах-отверженец. Рассказ Д. Кадцева. ? Шевели мозгами. ЖИЗНЬ И СКИТАНИЯ ИЗОБРЕТАТЕЛЯ-САМОУЧКИ Серия рассказов Н. Железникова Рисунки художника П. Староносова. Дезертир Илью Федоровича взяли на военную службу не обычным порядком. Ни возраст Мухартова, ни время года не соответствовали установленным для призыва нормам и срокам. Призвали его весной 1909 года, в то время как призыв обычно происходил осенью. Мухартов к этому вpeмени уже давно успел перерасти призывной возраст, так как ему шел двадцать третий год. Такая же призывная неразбериха получалась и с братьями Ильи Федоровича. Когда приближался срок призыва кого-нибудь из них, делалось неизменное открытие, что возраста точно установить нельзя. Ни у кого из братьев документы не были в порядке. Начиналась длительная переписка, поиски метрик. Поиски затруднялись тем, что во время по-стройки Сибирского пути семья Мухартовых вела кочевой образ жизни, и некоторые поселки, временно возникавшие при постройке, впоследствии исчезали бесследно или переименовывались, а Федор Олимпиевич в свое время о документах мало заботился. Илья Федорович ничего не имел против своего опоздания. Он был бы очень непрочь и вовсе отказаться от военной службы, так как всеми силами ненавидел предстоявшее ему бесправное положение солдата, обязанного отказаться от собственной воли и личной работы. Однако он надеялся, что ему удастся попасть во флот. Еще с дней раннего детства, когда, сидя в мастерской на стружках, ом слушал, как отец рассказывал о своих странствованиях, у него зародилось желание поездить по свету, побывать в разных уголках земли. Позднее он пришел к убеждению, что выполнить это легче всего, сделавшись моряком. Он считал, что нигде не может встретиться более удачного для него сочетания, чем в профессии моряка: работая при машинах и имея, следовательно, возможность изобретать, — по долгу службы путешествуешь. Года три назад, работая на ледоколе «Байкал», он окончательно решил, что рано или поздно, но моряком станет. Назначение на службу во флот не только примирило бы его с необходимостью отбывать воинскую повинность, но дало бы возможность осуществить заветное желание. Однако во флот его не приняли, а назначили в 25-й пехотный стрелковый полк в Иркутск. Илья Федорович задумал во что бы то ни стало избавиться от военной службы. А потом сама собою явится возможность поступить вольнонаемным во флот. Самый простой способ избавиться от военной службы — заработать ровненько пять лет каторги. Рисунок. «Вот смотрите чем кормят нашего брата...» Срок каторги надо было себе обеспечить очень точно, так как именно пять лет ее освобождали от военной службы. Если присуждали меньший срок, это была катастрофа: во-первых, отправляли в дисциплинарный батальон, что гораздо хуже каторги, а, во-вторых, отбывание этой архивоенной, поистине каторжной службы вовсе не освобождало от последующего отбывания обычной боннской повинности. Точно так же не было смысла запасаться каторжным приговором на больший срок, тем более, что это влекло за собой ряд правовых ограничений. Имелось несколько традиционных точных рецептов для желающих заменить ненавистную воинскую службу каторгой, Злодейства для этого никакого совершать не требовалось. Достаточно было во время призыва в более или менее энергичных выражениях высказать свое отрицательное отношение к царскому режиму вообще и к службе в царской армии в частности (обозвав, например, представителей этой армии насильниками), чтобы иметь в кармане мандат на штатное место в каторжной тюрьме. Илья Федорович каторги нисколько не боялся, наоборот, подумывал о ней не без некоторого удовольствия. Какова бы ни была каторжная работа, она все же только работа. А он по опыту знал, что со всякой работой, с которой справляются другие, он тоже справится. Но помимо работы каторжная тюрьма сулила отсутствие забот о завтрашнем дне и безмолвие камер. Илья Федорович мечтал в тишине спокойно и сосредоточенно заняться обдумыванием своих изобретений. Во всяком случае он считал, что каторга в этом отношении даст ему больше возможностей, чем военная служба или беготня из мастерской в мастерскую в поисках куска хлеба. Кроме того, он надеялся многому научиться, значительно пополнить свой культурный багаж за пять лет повседневного общения с политическими ссыльными. В общем каторга представлялась ему чем-то в роде хорошего политехникума. Однако в момент призыва он упустил возможность запастись путевкой в тихую камеру, так как метил во флот. Попав в пехоту, он решил хотя бы и упорным трудом, но эту путевку заработать. Илью Федоровича в полку назначили монтером фонарей «люкс». Это не освобождало его от строевых занятий, которым он должен был уделять время до обеда. Занятия эти были ему как нож острый. Он не мог примириться с необходимостью беспрекословно повиноваться приказаниям, казавшимся ему нелепыми, и выполнять ряд дурацких движений. Илья Федорович решил проводить систематический индивидуальный бунт, нечто в роде итальянской забастовки на военной службе, — это и было основным стержнем его курса на каторгу. Однако он встретил неожиданное препятствие к осуществлению своих планов в особенностях своего призыва: будучи призван весной, он оказался одним из немногих «молодых» солдат в полку, и на него смотрели как на своенравного ребенка. На второй же день пребывания Мухартова в казармах его особенности выявились на глазах всей роты. За ужином все возмущались, что щи никуда не годятся, ругали ротного, фельдфебеля, даже кашевара. — Чего вы между собой ругаетесь! — возмутился Илья Федорович. — Надо пойти и заявить ротному. Его подняли насмех: — Прыток больно! Сер еще!.. Молодой солдат весеннего отела... Порядков не знаешь, потому и говоришь... Поди, сунься к ротному. Забудешь с чем и пошел. — И пойду. Тоже пугало нашли — ротный! — А что ж, он прав, — сказал солдат Перлов, бывший до призыва машинистом на спичечной фабрике в Усолье. — Нельзя так оставлять. Заявить следует, только не одному итти. — Чего там долго разговаривать! — Илья Федорович схватил со стола бачок со щами и побежал на квартиру к ротному, капитану Залетаеву. Тот сидел за столом. Обернулся, сперва бачка не заметил. — Здорово, молодец! — Здравствуйте. — Не знаешь как отвечать надо? — сердито спросил капитан. Илья поставил бачок на стол. — Вот смотрите чем кормят нашего брата. Ротный вскочил. — Разве некому было притти кроме молодого солдата? — Старые молчат, я и пошел. — Налево кру-гом марш! Ну, чего стоишь истуканом! И этого не умеешь... Пойдем. Пришли вместе в роту. К Илье приставили конвой, всех выстроили. Командир позвал прапорщиков и фельдфебеля и прочел им нотацию: — Распустили молодых солдат! Вот этот чурбан притащил ко мне на квартиру бачок со щами, не умеет ни ответить, ни стать, ни по вернуться. Потом ротный стал обходить ряды и каждого солдата спрашивал: — А ну, голубь, каковы щи? «Голубь», как полагалось старым солдатам, таращил глаза и отвечал во всю глотку: — Хороши. ваш-ско-родь! А Илья издали, из-под конвоя кричал еще громче: — Чего спрашиваете порознь, каждого пугаете? Спросите всех сразу! — Молчи! Не мешать! Уже более десяти человек признали щи заслуживающими всяческого одобрения, когда ротный подошел со своим вопросом к Перлову. — Щи никуда не годны, ваш-ско-родь! Ротный оглядел Перлова. Тот «глазами ел начальство», ноги и руки держал в должном положении, в общем—стоял как полагалось. Тогда капитан спросил всех. Передний ряд молчал. Задние — щи не похвалили. Мухартова освободили, сделав ему соответствующее внушение. Зайдя за угол, он услышал, как фельдфебель оправдывался перед ротным: — Это ведь мастеровщина, ваше высокоблагородие. С ними разве справишься! Его стращаешь гауптвахтой, а он: «Хоть все двери Александровского централа открывай»... — Ну, за этим молодцом понаблюдай особо... Стали за Мухартовым «особо» наблюдать. А он и рад: все, может быть, поближе к каторге, подальше от солдатчины. Однако ему пришлось на опыте познакомиться со странным явлением: когда смело и решительно идешь навстречу опасности, грозная опасность превращается в трусливого щенка, увиливающего с поджатым хвостом. В мастерских он делал с одинаковым усердием как свою, так и казенную работу. Там иногда даже забывали, что он солдат. Но так как об этом ему по утрам достаточно долго и убедительно напоминалось, он старался по возможности утром не быть в казармах. Самым простым способом для этого были самовольные отлучки, из которых так не хочется возвращаться в постылые казармы; поэтому Илья Федорович частенько не являлся и в мастерские. Бесконечные самовольные отлучки стали в представлении его ближайшего начальства таким же неизменным его свойством, как и постоянные пребывания под наказанием, или как крупные черты его липа. Илья Федорович уходил и до поверки, и после поверки, и с занятий, и даже из-под ареста. Однажды товарищ по Иннокентьевнам мастерским пригласил его на свадьбу своей сестры. Илья Федорович, несмотря на маленькое препятствие, явился во-время. Гостей было полна комната, настроение у всех веселое. Илья Федорович — веселее всех: много шутил, заразительно хохотал. Когда он сорганизовал небольшом оркестр и принялся извлекать из мандолины переливчатые трели, дверь отворилась, и в комнату среди внезапно наступившего молчания тяжело протопали с винтовками четыре солдата в сопровождении взводного. — Не пугайтесь,— сказал Илья Федорович, передавая мандолину хозяину.— Это меня выручать пришли, видно, решили, что какие-нибудь бандиты скрали Мухартова из-под ареста. — Ну и попадет теперь парню!— сокрушался хозяин, когда Илью Федоровича увели. — Месяц, небось, никуда носа высунуть не дадут. Каково же было его удивление, когда на другой день Мухартов снова зашел. — Чего таращишься! Некому ведь там меня заменить, вот и пустили в мастерскую фонари чинить. А там я не засиделся... Рисунок. Дверь отворилась, и в переполненную комнату тяжело протопали солдаты в сопровождении взводного... Один раз Илья Федорович умудрился убежать, даже из-под ружья. За очередную провинность его поставили на час под ружье с нагрузкой. Тяжело стоять навытяжку, не смея шевельнуться, качнуть ружьем, когда на тебя навьючено четыре коровая хлеба, а главное — обидно стоять таким истуканом. Мухартов должен был отстоять на глазах у фельдфебеля. Он сразу же нарушил правила, вступив с фельдфебелем в разговор. Фельдфебель прикрикивал, грозился сообщить начальству, потом махнул рукой и отвернулся. В тот же момент Илья Федорович поставил ружье к печке, сбросил ранец и с неожиданной легкостью выпрыгнул в окно. Фельдфебель, чтобы избежать неприятностей, отметил в журнале, что Мухартов наказание отбыл. * * * Чем с большим упорством и дерзостью Илья Федорович отвергал ограничения, налагаемые военной службой, стремясь навстречу суровому наказанию, тем легче все ему сходило с рук. Скоро он пришел к заключению, что такой пустяк, как каторгу, заслужить гораздо труднее, чем он полагал. Он даже начал сомневаться, сумел ли бы он «заработать» дисциплинарный батальон, если бы у него явилось на это желание. Казармы и вечная война с ее распорядками ему опротивели. А когда перешли в лагерь, стало еще хуже. После очередной самовольной отлучки его посадили под арест. В мастерские не пускали, держали под строгим караулом. 23 мая его из-под ареста повели в госпиталь вырывать зуб. Больных привели много, ждать пришлось дол-го. Конвой сдал его в числе других приведенных под расписку. Выдалось несколько минут, когда Мухартов остался («дин в зале для ожидания. Он использовал эти минуты как следует. Недолго думая, скинул гимнастерку, извлек из кармана припасенную на такой случай черную сатиновую рубаху и облачился в нее с поразительной быстротой. Затем сорвал с фуражки кокарду, прицепив взамен ее железнодорожный значок. И стал сразу штатским: сапоги, черные штаны, даже солдатская бляха на поясе и фиолетовая фуражка — все было, как у большинства железнодорожников. Медленно вышел Илья Федорович из госпиталя и на лодке переправился через реку. Таким образом меньше чем через месяц после призыва он стал дезертиром. Далеко Илья Федорович не ушел. В тот же день он сменил фуражку на шляпу с достаточно широкими полями, позволявшими при нежелательной встрече на улице сразу затенять лицо. Он остался в Иркутске. Работал в разных слесарных мастерских. Через неделю . после побега он подвергся кратковременному, но сильному испытанию. У него даже мелькнула мысль: не сдаться ли? Но колебания его длились не больше минуты. Дело было так. Во время завтрака в мастерской один из товарищей Мухартова, читавший иркутскую газету, крикнул: — Гляди, Мухартов, никак про тебя пишут! Вызывают Мухартова, изобретателя. Илья Федорович взял листок, прочел заметку. В ней сообщалось, что в Главном управлении железных дорог рассмотрели чрезвычайно ценное и остроумное изобретение иннокентьевского конструктора Мухартова, дающее возможность машинисту производить сцепку и расцепку вагонов, составлять поезда, не сходя с паровоза и не прибегая к помощи сцепщиков и составителей. Решили отпустить средства на устройство модели, вызвав для деталькой разработки изобретения самого Мухартова в Петербург. Но так как разыскать его не удалось, извещали через печать, что за справками ему следует обратиться в Управление Забайкальской железной дороги. Первое невольное движение Ильи Федоровича было схватиться за шляпу. Хотел сразу же бежать на вокзал, ехать в Томск, в Управление. Но шляпу он не надел. — Ну, что же, Мухартов, явишься на вызов? Илья Федорович молчал. Упустить случай — обидно. А явиться — как явишься? «Пожалуйте, вот он я, дезертир Мухартов...» — Нашли дурака! — мрачно процедил он сквозь зубы. — Правильно. И огорчаться нечего. Если и вправду одобрили, дело и после не уйдет, а коли сцапают, все равно сейчас не сможешь сделать. Еще обиднее... — Тем более, что все это, вероятно, одна провокация,—заключил Илья Федорович. — На удочку приманку наживили... На другой же день он оставил мастерскую. Во всех мастерских его звали, а в связи с заметкой кто-нибудь мог и проговориться, а то и нарочно выдать. Перешел на малярную работу. Нанялся к одному подрядчику. И сразу попал из огня да в полымя. Второй работой, данной Мухартову, была окраска ограды памятника Александру III против дома генерал-губернатора. Не успел Илья Федорович проработать и полчаса, как к ограде поставили часового, а следом за ним подъехал и дежурный по караулу. Увидя дежурного, Илья Федорович с удовольствием вспомнил о широких полях своей шляпы, потому что этот офицер оказался не кто иной, как капитан Залетаев, к которому он таскал бачок щей. Залетаев давал инструкции часовому: — Вот мастер работает, твоя обязанность смотреть, чтобы к нему никто не подходил и чтобы он сам к памятнику не приближался, а красил лишь ограду. Понял? — Так точно, ваш-скродь! — Эй, маляр! — крикнул ротный Мухартову. — Ты-то знаешь порядки? — Знаю, мне уж раньше сказывали, — ответил Илья Федорович. Он был очень углублен в свою работу и, усердно раскрашивая ограду, низко наклонял к ней голову. Понятно, он не только не делал ни малейшей попытки приблизиться к памятнику, но старался по возможности держаться дальше и от дежурного офицера. На этот раз сошло благополучно. Когда капитан уехал, часовой подошел к Мухартову, спросил, нет ли закурить. — А ты разве не знаешь, Королев, что я некурящий? — С этими словами Илья Федорович поднял голову и отвернул поля шляпы. Часовой от изумления совсем растерялся. Хотел, очевидно, почесать в затылке, но привычным движением на полпути перенес руку под козырек. — Мухартов... Ну и отчаянный парень! — Расскажи, как меня искали. — Как ищут, известно. И сейчас, небось, ищут. Королев сообщил лагерные новости, рассказал о слухах по поводу побега Мухартова: — У нас полагали, что ты куда-нибудь за границу подался, так и в газете было написано. А некоторые даже сказывали, что тебя будто в тайге видели. Как же ты здесь остался? Вот уж этого никак не думали. — Там-то и хорошо прятаться, где тебя не думают искать. Ну, а здесь не останусь, сегодня эту работу бросаю. В следующую же минуту он ее действительно бросил. Простившись с Королевым, захватил котелок с краской и удалился. Илья Федорович весело насвистывал дорогой, и никак нельзя было предположить, что этот ухмыляющийся своим мыслям маляр только что бросил сам работу и не знает, что его ждет завтра. «Ишь, какие они прыткие! — рассуждал он. — Я еще нисколечко не успел скопить на дорогу, а они меня уж за границу отправили...» * * * На другой день Илья Федорович нашел новую работу. Подрядился исполнить весь ремонт по малярной части в двухъэтажном доме вдовы Горемыкиной на 3-й Солдатской улице. Горемыкина, сдававшая комнаты со столом, предложила Мухартову на время работы поселиться в одной из пустовавших комнат, а заодно и столоваться у нее. Это оказалось очень кстати: Илья Федорович ютился где попало, устраиваться на квартиру без документов было трудно, у знакомых показываться ему не хотелось. Кроме того, это предложение избавляло его от необходимости тратить время на ходьбу. Лиза Сироткина, подросток, родственница хозяйки, быстро взбежала по лестнице, заглянула в зал, где Илья Федорович энергично наводил белизну на потолок, усеивая пол и стены бесчисленными белыми созвездиями. — Кончайте, сейчас будет обед. Илья Федорович поглядел на свои руки, для пробы провел ладонью по лицу, смазав несколько хвостатых белых клякс, и поспешно отправился приводить себя в порядок. Когда он, умывшись и переодевшись, во-шел в столовую, он застал уж всех в сборе за большим столом. Едва Илья Федорович открыл дверь, у него мелькнула, мысль — не переступая порога, спешно повернуть назад. За столом, прямо против двери он увидел офицера 25-го полка. Но отступать было еще рискованнее. Он пошел к столу. Горемыкина представила его всем довольно торжественно: — Илья Иванович Клыков. Мастер на все руки — и столяр, и маляр, и слесарь, притом еще изобретатель... Офицер внимательно посмотрел на «Клыкова» и, улыбнувшись, сказал: — У нас из полка недавно дезертировал один молодой солдат — тоже изобретатель. Должно быть, изобретатели похожи друг на друга. Будь на вас сейчас военная форма, за него бы принял. Ей-богу. — Хорошо в таком случае, что я не военный, — ответил Мухартов.— а то бы и путаница могла произойти. — Ну, на это ведь и документы есть, — успокоил его офицер. Обедали долго, много болтали. Илье Федоровичу показалось, что этому обеду конца не будет. Офи-цep, как назло, оказался любителем новшеств, рассказывал о разных диковинных машинах, о которых он вычитал в отделе «Смесь» еженедельных журналов, а потом стал расспрашивать Мухартова о его изобретениях. Илье Федоровичу пришлось мобилизовать всю свою изобретательность, чтобы изворачиваться. Врал он без зазрения совести, тут же, между двумя глотками изобретая новые машины. Он справедливо полагал, что если сообщит о своих настоящих изобретениях, то, пожалуй, и попадется. Однако он не грешил против истины, когда на во-прос о дальнейшей судьбе каждого из своих изобретений неизменно отвечал, что оно не реализовано. К его большому удовольствию, скоро удалось перевести разговор на другое. Один из обедающих, молодой секретарь суда, только недавно приехавший в Сибирь, интересовался особенностями края, его природой. Заговорили о тайге, реке Иркуте, рыбной ловле. Илья Федорович обещал в воскресенье поехать с ним на лодке. Родственницы Горемыкиной, девочки Фаня и Лиза, просили захватить и их. Илья Федорович, опасаясь, что, чего доброго, захочет присоединиться и офицер, сказал: — Ладно, и вас возьмем, как раз на четырехместною лодку полный комплект команды. Больших размеров лодку брать не имеет смысла: я такие заводи хочу показать, где только на такой лодочке и будет удобно проехать. На другое утро Илья Федорович сказал хозяйке, что ему неудобно так поздно обедать, да и на переодевание уходит много времени, просил давать ему обед отдельно, часа на два раньше. Однако это не избавило его от посещения общего стола. На другой день девочки его прямо притащили к ужину. Для отказа нельзя было найти подходящего предлога. Он утешался лишь тем, что за ужином не все бывают в сборе. В воскресенье намеченная прогулка на лодке состоялась, и все ее участники остались так довольны, что решили повторять это каждый праздник. В следующее воскресенье выехали рано утром. Обедали на берегу Иркута и вернулись шумной ватагой как раз к чаю. В столовой сидели хозяйка, офицер и его товарищ по полку, пришедший к нему в гости. Илья Федорович хотел поскорей ретироваться, но девочки не отпускали его, усиленно угощали и не менее усиленно восхваляли. Они завладели общим вниманием, наперебой рассказывая об интересном пикнике. А так как свой рассказ они обильно приправляли неумеренными похвалами Мухартову, то общее внимание сосредоточилось главным образом на нем. Илья Федорович не мог дождаться, когда подвернется какой-нибудь предлог уйти. Он сразу заметил, что вновь пришедший офицер очень внимательно к нему приглядывался. Илья Федорович со своей стороны следил за каждым его движением, делая, однако, вид, что поглощен болтовней девочек. Почти сразу у него явилось подозрение, что офицер его узнал. Офицеры обменялись вполголоса несколькими фразами, потом оба внимательно поглядели на Мухартога. Вслед за тем Илья Федорович расслышал, как вновь при-шедший офицер сказал своему товарищу: — Да. Это несомненно. — Делу надо дать ход... Через полчаса, когда все разошлись, Мухартов сказал хозяйке, что накануне ему предложили постоянное место машиниста, упустить случай он не хочет, надо сегодня же уехать. Раньше не сказал, чтобы не испортить настроение для прогулки. Тут же он получил расчет, распростился с Сироткиными и опять пошел куда глаза глядят. Через несколько дней на Амурской улице он встретил дочь столяра Аношко, эмигрировавшего в 1906 году в Америку. Маруся Аношко обрадовалась встрече не менее Мухартова. Они больше года не виделись. У обоих нашлось многое о чем рассказать друг другу. Маруся за это время успела кончить гимназию. Три дня назад она похоронила мать. Назначили опеку. Брат поступил учеником в пожарное депо, уходит утром рано, приходит поздно вечером. Я по целым дням одна в домике и боюсь. Вот ведь как у нас одинаково!— засмеялся Илья Федорович.— Я у себя на квартире еще больше боюсь, так боюсь, что недавно сбежал из одной. А у вас что? Зайдемте, мы теперь живем на этой улице. Илья Федорович зашел, рассказал Марусе о своем положении. Она предложила ему поселиться у них, это одинаково устраивало обе стороны. Мухартов, разумеется, не отказался. На другой же день Илья Федорович нашел новую работу — столярную. У Аношко он прожил около месяца. Но и оттуда ему пришлось уйти так же поспешно, как и с предыдущей квартиры. После столярной работы он присоединился к артели монтеров, взявшейся сделать электропроводку в одном учреждении. При расчете рабочие поссорились с подрядчиком, дело чуть не дошло до драки. Скандал закончился вмешательством полиции. Всю артель «чохом» арестовали. В участке требуют паспорта, записывают, кто где живет. Илья Федорович, сообщив вымышленную фамилию и адрес, вполголоса попросил писаря отпустить его убрать инструменты, чтобы они не пропали, и кстати забежать домой за паспортом. Обещал десять рублей и выложил всю свою наличность — четыре рубля — в виде задатка. Писарь задаток принял с тем условием, чтобы остальное было доставлено по возвращении п не позже чем через полчаса. Выйдя из участка, Илья Федорович тотчас же стал спешно выполнять программу действий, изложенную писарю: убрал свои инструменты, потом пошел за паспортом. Но разница между намеченным и выполненным планом все же была. Во-первых, за паспортом он пошел вовсе не домой, так как там никакого паспорта у него не было, во-вторых, взял не один, а полдюжины паспортов и, в-третьих, после всего этого в участок не вернулся. Правда, тем самым он отказался от возможности получить заработанные им тридцать пять рублей, но это не удручало его. Паспорта были добротные — не подковырнешься. Илья Федорович уже с месяц назад попросил в подпольной революционной организации, с которой у него раньше были прочные связи, заготовить ему документы, но до сих пор не собрался зайти за ними. В, тот же день Илья Федорович простился с Марусей и ее братом и с котомочкой за плечами отправился на вокзал. Подсел на паровоз. — Далеко, видно, Мухартов собрался, уж не в Читу ли? — спросил машинист, его приятель. — Во-первых, было бы тебе известно, Мухартова теперь никакого нет; я — Степан Иванович Костиков. Понял? — А! Понимаю... — Во-вторых, я еду не в Читу, а... в Америку. Машинист был удивлен, но выразил это тем, что протяжно свистнул. Вероятно, он не ограничился бы столь скудным проявлением удивления, если бы знал, что в кошельке у новоявленного Костикова для путешествия заготовлен капитал в размере всего лишь шести рублей. _____________________________________________________ ПРОДАВЕЦ ВОЗДУХА Научно-фантастический роман А. Беляева (Продолжение) Рисунки художника А. Шпир СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДЫДУЩИХ ГЛАВ: Научные круги СССР и всего мира заинтересованы необычайными явлениями в атмосфере Земли. Академия Наук СССР снаряжает экспедицию в Якутию. Один из членов ее, метеоролог Клименко (от лица которого ведется повествование ) с проводником-якутом Николой выходят из Верхоянска авангардом для определения маршрута экспедиции, следующей по направлению ветра. В пути Клименко и Никола, услышав призыв о помощи, спасают утопающего в болоте иностранца. Англичанин наскоро благодарит спасителей и уходит. На биваке Никола рассказывает, как три года назад он видел похожего на англичанина человека на «мертвом каюке» — пароходе, наскочившем на льдину, на которой после крушения находились рыбачившие Никола с отцом и братом. Николе удалось взобраться на пароход, где он нашел лишь мертвеца на носу, хотя машины продолжали работать. Потом пароход наскочил на скалу, а Никола спасся. Никола пытается отговорить Клименко от дальнейшего движения: впереди—«ноздря Ай-Тойона» (верховного божества якутов). Подгоняемые все усиливающимся ветром, они взбираются по горному склону. Добравшись до вершины, Клименко видит внизу огромный глубокий кратер с правильной формы «дырой» на дне его. Ветер срывает Клименко и Николу с площадки на гребне, где они лежали, и устремляет с потоком плотного воздуха в кратер. Они приходят в себя в больнице подземного городка, в плену у спасенного ими англичанина, мистера Бэйли, который ставит их на работу: Николу — по уборке мусора, всасываемого с воздухом через трубу на дне кратера, а Клименко — в лабораторию, в помощь главному инженеру, знаменитому шведскому ученому Энгельбректу и его дочери Элеоноре. Мистер Бэйли и Энгельбрект — участники пропавшей экспедиции на «Арктике», а городок Бэйли оказывается огромнейшим заводом, тайно изготовляющим жидкий, воздух, водород, гелий и другие химические препараты. Бэйли разрешает пленникам поселиться вместе в комнате № 66, во втором (сверху) этаже подземного лабиринта, окружающего трубу и кратер. Элеонора, работающая вместе с Климеико в лаборатории, рассказывает ему о жизни и устройстве городка. Он узнает, что кроме администрации л рабочих здесь есть и своя охрана, имеются баня, кино, даже театр. Но источник энергии завода и устройство машин остаются загадкой. Уверенный, что замыслы Бэйли угрожают безопасности и интересам СССР, Клименко решается бежать. Через выводную трубу, в которой работает Никола, Клименко с ним и другим яку-том, Иваном, выбираются ночью на волю, но беглецы втягиваются вентилятором обратно. Из разговора с Элеонорой Клименко узнает, что Бэйли как-то удерживает ее отца в городке, а из-за отца и она обрекает себя на подземную жизнь. В этом тоже тайна. Бэйли вызывает Клименко «на суд» и приговаривает его за попытку побега к смерти. В особой камере ученого начинают замораживать, но в последний момент Бэйли «милует» его, получив от Элеоноры хороший отзыв о работе Клименко. Теперь у Бэйли новый план: он хочет сблизить молодого учеиого и Элеонору, чтобы этим способом удержать ценного лаборанта. X. Подземное путешествие. Мистер Бэйли открыл потайную дверь и прошел в соседнюю комнату. Я последовал за ним. — Кстати,— сказал мистер Бэйли, — если интересуетесь, можете прочитать последнее радио. Вашу гибель уже оплакивают. Вы утонули вместе с Николой в Лене. От вас остался только мешок с инструментами. Все сделано очень чисто, мистер «покойник». Говоря это, Бэйли подошел к большому шкафу и открыл его. В шкафу висело несколько водолазных— как подумал я — костюмов. Мистер Бэйли исправил мою ошибку: — Это не водолазные костюмы. Это костюмы, в которых можно было бы гулять в межзвездных пространствах, где царит абсолютный холод в двести семьдесят три градуса. Костюмы сделаны из материала совершенно нетеплопроводного, и при них резервуары с кислородом — А это для чего? — спросил я, показывая на металлическое острее с шариком наверху, приделанное к колпаку скафандра. — Это антенна. Костюмы снабжены радиотелефонами с собственными маленькими радиостанциями. При помощи радио мы с вами сможем разговаривать. Одевайтесь! Я снял с вешалки костюм. Он оказался более легким, чем водолазные костюмы. Мистер Бэйли помог мне одеться и тщательно застегнул костюм особыми кнопками. — Ну, вот мы и готовы,— сказал он. Я прекрасно слышал его, хотя наши головы были заключены в толстые шлемы.— Удобно, не правда ли? Для водолазов это было бы незаменимо. — Но вы, конечно, не сделали этого изобретения достоянием общества,— заметил я несколько желчно. — Общества! — презрительно ответил он.— Что может дать мне общество? Мне некогда заниматься такими мелочами. Мистер Бэйли подошел к стене, повернул рычаг, и посреди пола открылся люк. Я заглянул вниз и увидал лесенку, которая вела к площадке, окруженной легкой железной оградой. — Сходите! — предложил Бэйли. Я спустился на площадку, Бэйли последовал за мной, повернул рычажок на решотке, и мы начали плавно опускаться вниз. Наш спуск продолжался довольно долго. Когда лифт остановился, Бэйли открыл дверцы, и мы вышли. Прямо перед нами была низкая железная дверь. Бзйли открыл ее, и мы попали в небольшую комнату, очень узкую. Бэйли открыл вторую дверь; я не мог определить, из чего она была сделана, она была черная и гладкая, как эбонит. — Она сделана из состава, не пропускающего тепла,— пояснил Бэйли. Опять такая же маленькая комнатка, и опять дверь. Таким образом мы прошли пять комнат и открыли пять дверей. — В каждой камере температура приблизительно на пятьдесят градусов ниже, чем в предыдущей,— продолжал пояснения Бэйли. — Сейчас мы войдем в помещение, где стоит температура, близкая к холоду мирового пространства. Мистер Бэйли открыл шестую дверь, и я увидел изумительное зрелище!.. Перед нами был огромный подземный грот. Десятки ламп освещали большое озеро, вода которого отличалась необычайно красивым голубым цветом. Казалось, как будто в эту по. -земную пещеру упал кусок голубого неба. — Жидкий воздух,— сказал Бэйли. Я был поражен. До сих пор мне приходилось видеть жидкий воздух только в небольших сосудах нашей лаборатории. Я никогда бы не мог вообразить, что можно сгустить и хранить такое огромное количество жидкого воздуха. Вместе с тем я почувствовал, что мой костюм как будто сжимается, и не мог понять, почему. — Здесь большое давление. Нас сдавило бы в лепешку, если бы не особая упругость ткани наших костюмов. Я добился того,—с помощью мистера Энгельбректа,— что жидкий воздух почти не испаряется. Обратите внимание на свод. Он весь выложен теплонепроницаемым материалом. В этой пещере даже лампы особенные: из светящихся бактерий! Это абсолютно холодный свет... Да, этого голубого озера было бы достаточно, чтобы оживить Луну,— дать ей атмосферу, если бы только Луна могла удержать этот подарок. У меня здесь несколько таких озер. Но всего этого мало, слишком мало. Плотность жидкого воздуха только в восемьсот раз больше плотности атмосферного. Нужны были бы целые океаны, чтобы сгустить весь атмосферный воздух в жидкость. Считайте сами: площадь земного шара равняется, в круглых цифрах, пятистам десяти миллионам квадратных километров. Значит, слой воздуха, только на расстоянии одного километра от поверхности Земли равен по объему по крайней мере полумиллиарду кубических километров. А более или менее однородный по плотности воздух тянется на восемь километров вверх. Это уже составит массу более пяти триллионов килограммов или одну миллионную часть массы земного шара... Сколько еще неиспользованного сырья! — Сырья? — невольно вырвалось у меня. Бэйли невозмутимо продолжал: — Подсчитать совершенно точно запасы воздушного сырья, конечно, очень трудно. Мировое межпланетное пространство переходит в нашу земную атмосферу постепенно через зону разреженных газон. Точные определения химического состава Воздуха сделаны на высоте девяти километров. Шары с самопишущими приборами подымаются немного выше тридцати семи с половиной километров. Пролетающие, метеориты загораются на высоте ста пятидесяти - двухсот километров. Значит, и на этой высоте есть еще достаточно плотный воздух. Нисселю удалось подметить зажигание метеоров даже на высоте семисот восьмидесяти километров. Наконец о высоте атмосферы говорят и огни северного сияния. Человек давно любовался этой небесной иллюминацией, но только сравнительно недавно мы узнали, что спектр этих необычайно красивых огней состоит главным образом из линий благородных газов и особенно гелия. Линии кислорода, азота, неона и гелия сверкают в северном сиянии еще на высоте восьмисот километров. Возможно, что электрические силы вихрями отрывают и поднимают к высоким слоям атмосферы атомы ее газов. Но как бы то ни было, эти атомы существуют даже на такой огромной высоте. Но это еще не все. Не думайте, что атмосфера находится только над поверхностью земли. Американский ученый Клерк высчитал, что только до глубины в шестнадцать километров, — доступной для наблюдения,— газообразные вещества по весу составляют три сотых ко всей массе вещества. Так что общий запас воздушного сырья... — Но не думаете же вы лишить земной шар всей его атмосферы?— с удивлением воскликнул я. — А почему бы нет? — ответил мистер Бэйли.— Пойдемте дальше, и вы убедитесь, что это вполне возможно. Сванте Энгельбрект гениальный человек. Он вполне стоит тех денег, которые я плачу ему. «Неужели в деньгах все дело?! — подумал я — Быть может, отец Норы корыстный человек. Получая много денег, он зарыл себя в этой кротовой норе вместе с дочерью и не желает возвратиться на родину; дочь изнывает от скуки, но не желает покинуть отца... Не в этом ли и заключается драма Норы?..» Земной шар без атмосферы — это была бы катастрофа!—сказал я. — О, да,— иронически ответил Бэйли.— Люди станут задыхаться, растения погибнут вместе с людьми, ледяной холод спустится на Землю с звездных высот... Жизнь прекратится, и земной шар станет таким же мертвым телом, как оледенелая Луна... И это будет, будет, чорт возьми!—закричал Бэйли. В эту минуту мне казалось, что я имею дело с помешанным. — Вы хотите погубить человечество? — спросил я. — Мне просто нет никакого дела до человечества. Оно само идет к гибели. В конце концов наша планета не вечна. Она обречена на гибель не мною. А произойдет это раньше или позже— не все ли равно. — Далеко не все равно. Человечество еще может жить миллионы лет. Наш земной шар еще очень молод. Он гораздо моложе Марса. - Вы можете поручиться, что человечество проживет еще миллионы лет? Довольно налететь какой-нибудь шальной комете, и ваш земной шар скоропостижно cкончается. Рисунок. Посреди пещеры стоял огромный мамонт, его хобот был вытянут вперед, как будто он собирался затрубить призыв к бою... — Вероятность этого ничтожна. — С вашей близорукой точки зрения земного червя. Астрономы говорят иное. Огромные вспышки наблюдаются ими во всех углах мировой бездны. И если брать космические масштабы, то водной только нашей, так называемой галактическом, системе, в маленьком переулочке вселенной, именуемом Млечным путем, столкновения происходят, вероятно, не реже, чем столкновения автомобилей на улице большого города. — Да, но для нас, «червей Земли», интервалы между этими катастрофами равны миллионам лет... И с какой целью вы хотите погубить человечество? — Я уже сказал вам, что мне нет дела до человечества. Я не хо-чу губить, но не желаю и отказываться от своих целей ради спасения человечества. — Каких целей? Мистер Бэйли не ответил. Мы шли вдоль изумительного голубого озера. Едва заметный пар поднимался над ним. Несмотря на все предосторожности, жидкий воздух все же немного испарялся. Действие теплоты земного шара и солнца сказывалось даже сквозь все изоляционные преграждения. В стене грота виднелась черная дверь. — Войдем сюда,— сказал мистер Бэйли. Он открыл дверь, мы спустились по отлогому коридору и вошли в другую пещеру. Она была гораздо меньше. Здесь не было голубого озера. Это был какой-то склад. Вернее, целый городок, где вместо домов стояли огромные шкапы из того же черного, глянцевого материала. «Улицы» были расположены с прямо-линейностью плана американских городов. Бэйли открыл дверцы одного из шкапов и, выдвинув при помощи механизма ящик, показал содержимое: там лежали блестящие шарики величиною с грецкий орех. Я с интересом ждал объяснений. — Вам должно быть известно,— начал Бэйли,— что один литр воды при обыкновенной температуре поглощает до семисот литров газа аммиака, а при нуле градусов количество поглощаемого аммиака увеличивается до тысячи сорока литров, при чем объем воды заметно почти не увеличивается. Я кивнул головой и ответил: — Газ размещается в промежутках между частицами воды. — Вот именно. Промежутки между молекулами газа по отношению к величине самих молекул громадны. Расположение молекул может быть уподоблено расположению планет солнечной системе.- они отстоят друг от друга на громадных сравнительно с их размерами расстояниях. Если вы читали Фламмариона, то помните, что он говорит о кометах. Комету, состоящую из разреженных газов и занимающую пространство в сотни тысяч кубических километров, можно было бы вместить в наперсток, уплотнив эти газы... Так вот, такие «наперстки» перед вами. Хитроумному Энгельбректу удалось превратить жидкий воздух в чрезвычайно плотное тело. В одном этом ящике заключено воздуха больше, чем в огромном озере из жидкого воздуха. Попробуйте взять один из этих шариков! Я протянул руку и попытался вынуть шарик, но не мог этого сделать. — Они все сплавлены вместе,— ответил я. Бэйли рассмеялся. — Сколько весит один кубический метр обыкновенного комнатного воздуха?—спросил он меня. — Около килограмма. — Килограмм с четвертью. А в этом шарике заключен один кубический километр воздуха. Не всякая лошадь свезет воз, нагруженный одним таким шариком. Я был поражен, и мое изумлениe доставило мистеру Бэйли большое удовольствие. — Да, — повторил он. — Энгелбрект стоит тех денег, которые я плачу ему. Теперь вы поверите, что переработать все воздушное сырье не такая уж невозможная вещь. Представляю, какой поднимется в мире переполох, когда люди начнут задыхаться! И, протянув руку к сверкающим шарикам, мистер Бэйли сказал с пафосом. — Отсюда я могу править миром! Меня поразило, что он, сам того не зная, почти буквально повторил слова пушкинского «Скупого рыцаря». — «Что не подвластно мне?» — продекларировал я вслух. И продолжал: — ...Как некий демон, Отселе править миром я могу; Лишь захочу—воздвигнутся чертоги... . . . . . . . . . . . . ...Мне все послушно, я же—ничему; Я выше всех желаний; я спокоен; Я знаю мощь мою: с меня довольно сего сознанья.. — Это вы хорошо сказали,— ответил Бэйли, внимательно выслушав меня .— Я не знал, что вы поэт. — Это не я сказал, а Пушкин. — Все равно. Хорошо сказано. Пушкин? Помню, Он подражал нашему Байрону и нашему Вальтер Скотту. Но конец не хорош. Мне мало одного сознанья власти. Я капиталист, коммерсант. Мертвый капитал— это не капитал. Я должен торговать, и я торгую... Торговец воздухом!.. Ха-ха-ха! Кто бы мог думать? — С кем же вы торгуете? — спросил я. — А с кем я должен торговать?— с неожиданным раздражением воскликнул мистер Бэйли.— Не с вашими ли наркомторгами? — Значит, с заграницей? Не скажу, чтобы эта торговля была законной. Вы обосновались нa нашей советской территории... — И перерабатываю ваш прекрасный русский воздух, и нарушаю монополию внешней торговли, и так далее, и так далее. Я буду торговать с Англией, Германией, Францией, наживу капитан, а вы отберете его у меня? Я поеду в Англию, а вы там сделаете революцию и доберетесь до меня и моих капиталов?—говорил мистер Бэйли со все возрастающим раздражением. — Нет, довольно! Вы испортили весь мир. Нет на земном шаре угла., где бы не угрожала красная опасность. Я мог бы скрутить вас теперь в ба-раний рог. Вы еще не знаете о всех моих ресурсах. Но это мне надоело. Я хочу торговать спокойно и уверенно. — Тогда вам лучше было бы перебраться на Луну,— с иронией сказал я. — И очень просто! Здесь нет ничего смешного. Луна слишком мала, чтобы удержать атмосферу, но я могу устроить подлунные жилища. В воздухе недостатка не будет. А для межпланетного путешествия у меня есть кое-какие возможности получше пороховой ракеты. — Вы это серьезно? — спросил я, с недоумением глядя на него. — Совершенно серьезно. — И там вы откроете контору по продаже воздуха? Но вы сказали, что уже ведете торговлю? — Да, веду, и очень успешно. — С кем, можно ли узнать? — С Марсом,— ответил он.— Да, с жителями планеты Марс. Это очень выгодный рынок для сбыта воздуха. Вы знаете, что на Марсе барометр стоит в двенадцать раз ниже, чем у нас. У бедных марсиан не хватает воздуха, И они очень хорошо платят за этот товар. «Сумасшедший! — подумал я. — Этого еще недоставало!» — Что же, они прилетают к вам, или вы отправляете туда своего ко-миссионера? — Зачем? Я бросаю на Марс из особой пушки вот эти снаряды. Там они взрываются и превращаются в воздух. А марсиане таким же образом транспортируют мне взамен свой продукт — иль. — Иль? Это что такое? — Радиоактивный элемент, обладающий огромной энергией. Этой энергией приводятся в движение все мои машины, этой энергией работает пушка, посылающая снаряды на Марс. Иль может дать энергию и для ракеты, в которой я полечу на Луну. — Но почему же марсиане не прилетели на Землю за воздухом? Марс более старая планета, и марсиане должны были обогнать нас в технике. — Они и обогнали. Но у марсиан очень слабый организм. Уже шестьсот лег назад они делали опыты межпланетных путешествий. Но они неизменно гибли, не будучи в состоянии перенести условий путешествия. Во время полета тела невесомы. Такое состояние вредно влияло на кровообращение и все жизненные функции. И смелые путешественники неизменно умирали — одни в пути, другие вскоре после возвращения на Марс. Они назвали эту болезнь «левитацион» — так можно перевести на наш язык их слово. — Как же вы все это узнали и как установили с ними сношения? Мистер Бэйли нахмурился. — Довольно того, что я сказал вам. Если вы не верите, я покажу нам иль. Да, впрочем, вы сами однажды были свидетелем того, как я едва не погиб в болоте при получении марсианской посылки. Но я не мог поверить Бзйли,— так все это было необычно,— и продолжал возражать: — Однако такая «посылка», пролетая через воздушную оболочку Земли, должна была накалиться и превратиться в пар, как осколок болида. — Вы же сами признали, что техника марсиан должна далеко уйти вперед по сравнению с человеческой. Их снаряды снабжены регуляторами движения. Управляются они по радио марсианскими инженерами. Я хотел задать мистеру Бэйли еще несколько вопросов, но он закрыл шкап и сказал мне: — Пойдемте дальше. Я вам покажу еще одно интересное и поучительное для вас зрелище. Мистер Бэйли привел меня к маленькой узкой двери, протиснувшись через которую, мы вышли в слабо освещенный коридор. — Еще один вопрос,—сказал я.— Почему вы устроили ваш «завод» в Якутии? — Потому, что это место удобно для моего производства. Здесь полюс холода. — Однако в центре Гренландии не теплее,— там даже летом температура не поднимается выше тридцати градусов мороза. — Это удобство кажущееся. Когда мои вентиляторы заработали бы, с юга потянули бы теплые воздушные течения и значительно подняли бы температуру Гренландии. Да, в конце концов, теперь для меня температура окружающего воздуха и не так важна. Мне это было важно вначале. Теперь у меня дело поставлено так, что я мог бы иметь холод мирового пространства даже на экваторе, — конечно, в моем подземном городке. Притом, в Гренландии торчат американские метеорологи, изучающие «родину циклонов». Мне же необходимо было забраться в такой укромным уголок, где мне никто не помешает, пока я не поставлю производство. Теперь мне не страшны люди, но я страшен для них. Горе тем, кто пойдет по ветру!.. Кстати, я не сообщил вам еще одной новости. Вас больше не ищут, но ваша экспедиция скоро тронется в путь, как только приедет ваш заместитель. Могу вас уверить, что экспедиция погибнет, вся до одного человека! Наступает зима. Я подниму такую бурю, что участники экспедиции умрут прежде, чем сделают половину пути от Верхоянска до меня. — Правительство вышлет вторую экспедицию будущим летом. Вас не оставят в покое,— сказал я. — Тем хуже для них,— ответил Бэйли и открыл дверь. Мы вошли в огромную, круглую полуосвещенную пещеру. Мистер Бэйли повернул выключатель, и пещера ярко осветилась. Я увидел изумительное зрелище. С потолка спускались сталактиты,. а с земли тянулись вверх сталагмиты самых причудливых форм. На потолке сверкали призмы горного хрусталя. Витые колонны, как в буддийском храме, странные наплывы на стенах и «занавески» по углам придавали пещере фантастический вид. Прямо передо мной, посреди пещеры стоял огромный мамонт. Его хобот был вытянут вперед, как будто этот колосс собирался затрубить призыв к бою. Огромные ноги,—толще моего туловища,— были широко расставлены, голова пригнута. Вся колоссальная туша мамонта блестела, как будто она была покрыта стеклом. Вокруг мамонта расположились более мелкие представители животного мира: мед-веди бурые и белые, волки, лисы, соболя, горностаи... Целый ледяной зверинец! На уступах скал сидели блестящие птицы — полярная сова, гуси, утки, вороны. А вдоль стен расположились... «двуногие» представите-ли приполярных и полярных стран: якуты, самоеды, вогулы, чукчи — все в национальных костюмах, вооруженные самодельными стрелами, луками, капканами. Одни из них стояли в позе охотника, другие — с запряжкой собак или оленей, иные держали в руке рыбачий гарпун или весло. Здесь же лежали домашняя утварь и промысловые орудия. Это был целый музей, необычайно богатый и разнообразный. И все экспонаты были покрыты прозрачным веществом, блестевшим как стекло и позволявшим хорошо видеть малейшие подробности. — Поразительно! — сказал я. Мистер Бэйли самодовольно усмехнулся. Ваши ученые только собираются устраивать ледяной музей, а я уже устроил его. Вы знаете, что вечная мерзлота сохраняет трупы в полной неприкосновенности. Вот этот мамонт, которого мы выкопали, пролежал в мерзлоте не одну тысячу лет, а мясо его так свежо, что можно было бы зажарить и есть. Наши собаки очень охотно ели... как бы это сказать по-русски,— мамонтятину. — Но ведь здесь не только ископаемые животные, здесь имеются медведи, лисы... и потом эти люди?.. — Да, я собирал и живые экземпляры. — Живых людей?! — А почему бы нет? Какая разница? Рано или поздно каждого из этих людей задрал бы медведь или они просто умерли бы естественной смертью и бесследно погибли бы, как погибают звери. А участь попавших в мой музей прекрасна. Они сохраняются при помощи холода не хуже египетских мумий. Они обессмертили себя. — Для кого? Кто видит их! — Вы, я, не все ли равно? Я не собираюсь делать из моего музея учебно-вспомогательное учреждение и завещать его кому бы то ни было. Это моя прихоть, мое развлечение. Не все же одни дела!1 Надо чем-нибудь развлекаться. — И для этого вы... убивали людей? — Не я первый сказал, что охота на людей — самый увлекательный вид охоты... Впрочем, не думайте, что я стал бы заниматься охотой специально за «двуногими зверями». Вот еще! Здесь только те, кто имел неосторожность бродить вблизи моего городка. О нем никто не должен был знать. И тот, кто «шел по ветру», не возвращался назад... — Но это еще не все,— продолжал он, помолчав.— Я покажу вам еще одно отделение моего музея. Идемте! Мы прошли в смежную пещеру. Она была значительно меньше. В глубине пещеры вдоль стен стояли статуи людей, блестевшие как стекло. Мы подошли ближе. — Вот, полюбуйтесь, — сказал мистер Бэйли, указывая на статуи.— Такова судьба тех, кто пытается бежать отсюда. Вот, видите этот пьедестал? Он был предназначен для вас. Мистер Бэйли включил большую лампу. Яркий свет осветил статуи. Я присмотрелся к ним ближе и содрогнулся. Это были трупы людей, покрытые жидким стеклом или каким-то иным прозрачным составом. — Я замораживаю людей, затем их обливают водой, которая моментально превращается в лед. Так они могут простоять до второго пришествия... Очень поучительное зрелище, не правда ли? Я показываю эти мумии всем провинившимся в первый раз, и действие бывает очень благотворное: у виновных пропадает всякая охота нарушать установлен ные мною законы... А работники мне, конечно, нужны; особенно — квалифицированные... Я насчитал одиннадцать трупов. Пять из них принадлежали якутам, три, невидимому, иностранцам, остальные были похожи на сибирских охотников. Тонкий слой льда позволял хорошо видеть. На трупах были костюмы, в которых их застала смерть. У большинства трупов лица казались спокойными, только у одного якута осталась на лице страшная улыбка. — Как вам нравится мой «пантеон» ')?—спросил Бэйли. — Отвратительное зрелище, — ответил я.— Нужно быть уверенным в полной безнаказанности, чтобы хранить эти улики преступлений. — А вы еще не потеряли веру в возмездие? — иронически спросил Бэйли.— Да, с этой иллюзией, говорят, легче живется. Однако нам пора возвращаться. 1) Пантеон—древне-греческий храм всех богов» отсюда это название перешло к зданиям, посвященным памяти знаменитых людей (например, Пантеон в Париже с гробницами Вольтера, Гюго, Руссо и других). (Продолжение в следующем номере) КУМАНАХ-ОТВЕРЖЕНЕЦ Рассказ Д. Кадцева. (К рис. на обложке) Рис. худ. В. Щеглова Молодой эскимос Куманах стоял на высоком скалистом берегу Ледовитого моря и печально смотрел вниз на груду камней у самой воды. Под этими камнями в неглубокой могиле покоилась его мать — единственный человек, с которым Куманах мог общаться. Он и его мать были отверженцами и до последнего времени жили далеко от морского берега, вдали от своего племени. Умирая, мать Куманаха завещала сыну похоронить ее на берегу моря, «у самого соленого льда», который в течение многих лет находился для нее под запретом. Юноша исполнил ее желание и теперь не знал, куда ему итти и что делать. Он вспоминал прошедшие невеселые годы, проведенные им с матерью в гористой пустынной местности. Мать его Натик подверглась изгнанию из племени тагмуитов со дня рождения сына, потому что не захотела исполнить дикий, бесчеловечный обычай своей страны. Обычай этот заключался в том, что всякий ребенок, родившийся на суше, должен был умереть. В живых оставались лишь те младенцы, которые рождались на льдах или на воде. Тагмуиты установили такой обычай с давних пор, чтобы не слишком увеличивалось число едоков; иначе не хватало бы пищи, которую с каждым днем все труднее становилось добывать. Рисунок. С малюткой в руках ушла Натик в глубь страны... Куманах родился на суше. На требование шаманов и старейший убить ребенка Натик ответила отказом, за что подверглась изгнанию. С малюткой на руках ушла она в глубь страны по направлению к большому Медвежьему озеру и поселилась в пограничной области между страной эскимосов и местностью, населенной разбойничьим индейским племенем иткиликов. Там и провел свое детство и юношеские годы Куманах. Он жил в вечном страхе: с одной стороны он боялся своих одноплеменни-ковтагмуитов, встреча с которыми грозила бы ему смертью, с другой— индейцев, которые совершали набеги почти до самого морского берега. Двадцать лет прожила Натик в изгнании, и всю жизнь она посвятила тому, чтобы из слабого хилого ребенка вырастить сильного смелого воина. Кумаках научился прекрасно владеть копьем и метко стрелять из лука, и часто его длинные стрелы с медным наконечником пронзали карибу (северного оленя). Нередко одной стрелой Куманах убивал взрослого мускусного быка. Страшный бич эскимосов — голод — не был страшен Куманаху. Воспоминания глубоко волновали юношу, который теперь, после смерти матери, не хотел возвращаться в горы. Самое дорогое и близкое для него — прах матери — находилось здесь, на берегу большого моря, где так много тюленей, моржей и белых медведей. К тому же в голову Куманаха закрадывалась тайная мысль попытаться восстановить себя в правах, сбросить позорное клеймо отверженца. Найдя в уединенном месте, недалеко от могилы матери, заброшенное игло, Куманах решил в нем поселиться. Он починил крышу и из двух оленьих шкур сделал дверь; единственное окно он затянул рыбьим пузырем, отчего в игло постоянно царил полумрак. В углу стояли нары.' Посредине находился каменный столик, на котором стоял светильник, по форме напоминавший чашку. Он был выдолблен из стеатита—полупрозрачного камня с жирным перламутровым блеском. Над светильником, одновременно служившим и очагом, Куманах повесил котелок, в котором варил себе пищу. В пище не было недостатка: тюлени, моржи и белые медведи часто становились жертвами смелости и ловкости Ку-манаха. Рисунок. Под покровом полярной ночи Куманах нередко подкрадывался к стано-вищу своего племени... Под покровом полярной ночи, когда серебряная луна Арктики освещала обширные снежные равнины, Куманах нередко подкрадывался к становищу своего племени. Лежа на животе за ледяной глыбой, он робко наблюдал за жизнью становища. Он видел охотников, возвращавшихся с тюленьими тушами. Навстречу охотникам выбегали с радостными криками женщины и дети и живо принимались за обработку туш. Однажды один из эскимосов убил возле становища белого медведя. Из раны животного сочилась кровь. Тотчас же сбежались женщины, совали руки в свежую рану зверя и с наслаждением пили теплую кровь, при чем каждая из них громко называла ту часть тела, которую ей хотелось бы получить. Жена счастливого охотника побежала в игло и принесла чашку с водой. Все выпили по глотку. Делалось это для того, чтобы всегда была удача на медвежьей охоте. Кровь же пьется, чтобы доказать медвежьему роду, что люди—его непримиримые враги. Голову медведя отрезали и внесли в игло охотника, убившего медведя. Куманах знал, что произойдет дальше, и сердце его сжималось от тоски от сознания, что он отверженец и не имеет права принять участие в обряде, который ему так нравился. Ему вспомнилось, как первый раз, когда он убил небольшого белого медведя, мать отрезала голову зверя и положила ее на подставку для светильника. Рог и ноздри медведя она вымазала остатками жира, а голову украсила лоскутками, стружками и бусинками. С интересом и любопытством смотрел юноша на странное зрелище. Мать объяснила ему, что ноздри и нос зверя смазываются жиром для того, чтобы медведи, которых удастся убить в будущем, не могли почуять приближающеюся к ним человека. В рот медведю кладется кусок жира, чтобы угодить зверю: всем известно, как любит медведь пригорелый жир. Лоскутки и прочие украшения предназначались для предков эскимосов. А так как медведю требовалось пять суток для того, чтобы переселиться в царство «духов», голова его съедалась лишь на шестые сутки из боязни, что если его потревожить раньше, то он по дороге растеряет все дары, предназначенные для предков. Но бывали дни, когда охотники возвращалась с пустыми руками. Уныние охватывало тогда становище. Вместе с соплеменниками скорбел и Куманах. Так как он был хорошим охотником и не съедал всего, что убивал, то часто тайком глухою ночью пробирался к становищу с тушей тюленя. Он оставлял тушу в6ли-зи в надежде, что кто-нибудь из тагмуитов увидит ее и возьмет себе. Эти туши почему-то всегда попадали в руки шамана Алукука. Появление туш он объяснял другим как дар его любимых «духов»; сам же он точно установил, откуда берутся благодетельные дары, так как однажды ночью увидал Куманаха, прокрадывавшегося к становищу с тушей тюленя. Прошел год после смерти матери. Тоска Куманаха все усиливалась; одиночество стало ему невыносимо, ему хотелось общаться с людьми, жить среди родного племени. «Лелю» — так эскимосы называют солнце — вновь вернулось из своего далекого путешествия, а с ним пришло тепло, и жизнь для эскимосов стала легче. На подветренной стороне холмов начали появляться цветы—пурпурные, белые, желтые. Особенно много было желтого полярного мака. Дикие гуси огромными стаями потянулись на север искать пристанища на укромных островках Ледовитого моря. Самцы-моржи рычали в полыньях между льдами, призывая товарищей на лед — погреться на солнце, которое с каждым днем поднималось все выше. Тюлени выводили своих детенышей и прятали их в снежных пещерах. Побежали ручейки. Днем снег так сверкал, что охотники-эскимосы иногда слепли, прежде чем успевали надеть костяные очки с тонкой пленкой из рыбьего пузыря... Куманах спустил на мере свой каяк, захватил гарпун и стрелы, про-тиснулся в отверстие для сиденья и отпихнулся от берeгa. Погода стояла тихая, и волны лениво набегали на камни. Над водой и в узких проливах между скалами носился легкий туман. Тишину нарушал лишь плеск весел. Вот из воды показалась темная круглая голова тюленя. Куманах пригнулся к палубе каяка и стал тихонько приближать я к тюленю, который спокойно покачивался на волнах. Внезапно животное насторожилось. Оно услышало плеск весел и посмотрело на охотника круглыми глазами. Куманах перестал грести и начал внимательно следить за добычей. Тюлень вскоре успокоился и продолжал нежиться на солнце, высоко подняв гладкую морду и втягивая воздух. Как медленно приближался. Куканах осмотрел и приготовил гарпун, но вдруг животное скрылось под водой. Приходилось ждать, пока тюлень вынырнет где-нибудь поблизости. Время тянулось медленно, но Куманах, как и все эскимосы, обладал замечательным терпеньем: он неподвижно сидел в каяке, осторожно осматриваясь го сторонам. Рисунок. Раненый, но все еще сильный зверь набросился на охотника. Наконец вдали показалась голова тюленя, и юноша быстро начал грести в ту сторону. Теперь Куманах настолько приблизился, что решился бросить гарпун. Гарпун просвистел в воздухе, увлекая за собой длинную лесу, к концу которой был привязан пузырь. Тюлень бросился в сторону, но острие гарпуна уже вонзилось ему в бок, и тюлень от боли захлестал хвостом, взбивая кровавую пену. Между тем пузырь прыгал в волнах, указывая местонахождение животного под водой '). По временам пузырь исчезал год водой, затем снова появлялся, а каяк мчался за ним вдогонку. !) Для того чтобы раненое гарпуном животное не скрылось под водой, к верхнему концу стрелы на узком ремне привязывают пузырь, изготовляемый из горла чайки или баклана. Куманах схватил копье, чтобы нанести тюленю последний удар. Взбешенный тюлень выскочил из воды и, разорвав в клочья пузырь, бросился с разинутой пастью на своего преследователя. Эта минута очень опасна: один неверный удар — и охотник погиб. Но храбрый юноша спокойно снял копье и с такой силой вонзил его в открытую пасть животного, что конец копья вышел нa затылке. Затем всадил ему под передний ласт другое копье, которое прошло сквозь легкое и сердце. Животное вздрогнуло в смертельной судороге. Битва окончена. Привязав тюленя к каяку, Куманах принялся выслеживать следующую добычу. Иногда ему удавалось убивать трех-четырех тюленей в один 1ыезд. Тогда тагмуиты находили около становища обильные дары «добрых духов». * * * Однажды Куманах охотился на тюленя в полынье. Вдруг он увидал невдалеке на ледяном выступе другого охотника в мертвой схватке с огромным белым медведем. Повидимому, раненый, но все еще сильный зверь набросился на охотника, когда тот не ожидал нападения. Охотник этот был шаман племени тагмуитов — Алукук. Куманах не долго наблюдал эту неравную борьбу, и когда зверь повалил охотника на лед, одним прыжком очутился у места борьбы, прицелился, и стрела с молниеносной быстротой пронзила сердце зверя. В смертельной агонии медведь всей тяжестью навалился на шамана и порядочно помял его. Когда Куманах вытащил шамана из-под медведя, Алукук был без чувств. Остожно взяв раненого на реки, Куманах перенес его в свое игло, положил на нары, устланные мехом, обмыл раны соленой водой и тюленьей кровью. Через некоторое время шаман пришел в себя и спросил, где он находится и что с ним произошло. Не сразу заговорил Куманах. Помимо волнения, которое он испытывал при виде одного из своих одноплеменников, он затруднялся в подборе слов, так гак за год молчания почти разучился говорить. — Я Куманах, сын Натики, —с трудом вымолвил он. — Я скрываюсь в этом заброшенном игло от людей, потому что я «отверженный». Изумленный шаман долго не мог говорить. Наконец сказал: — Я часто видел тебя, когда ты приносил тюленей в наше становище, но не знал кто ты. — Да, я старался помогать тагмуитам. Я хороший охотник и не поедаю всего, что дает мне охота; тогда я делюсь добычей с племенем моей матери. Она учила меня этому и говорила, что таков обычай жителей Севера. Старый шаман закрыл глаза от сильной боли и долго оставался неподвижным. «Уж не умер ли старик?»— думал Куманах. Но вот глаза шамана начали медленно открываться, и он произнес твердым голосом: — Ты мой племянник. Я знал твою мать еще маленькой девочкой. Я Алукук, старший брат твоего отца... — Отца?—перебил его Куманах.— Я никогда его не видел. — Он умер уже давно. Его убили индейцы недалеко от Медвежьего озера. Алукук уснул, а юноша остался сидеть у его постели, со страхом прислушиваясь к его слабому дыханию. Мать часто рассказывала ему о всемогущем шамане, брате его отца. В долгие зимние ночи, когда ледяной ветер завывал вокруг одинокого игло, Кумаках с волнением слушал рассказы матери о чудесных вещах, которые мог проделывать этот человек. Этот всемогущий дядюшка должен теперь помочь ему войти в родное становище... Проспав несколько часов, Алукук почувствовал себя бодрее. Куманах поставил на пол около нар, на которых лежал Алукук, котелок с супом из тюленьей крови '), помог шаману подняться, дал ему ложку, сделанную из рога мускусного быка, и поддерживал его, пока тот ел суп. Подкрепившись, Алукук подозвал Куманаха и усадил его около себя. — Племянник,—начал он,—я видел во сне твоих родителей и белого крылатого медведя. Я знаю, что скоро умру. Мои амулеты сильны, но когда умершие зовут нас, мы не должны противиться. Однако прежде чем я умру, я должен сделать одно важное дело. !) Эскимосы едят суп из тюленьей крови во избежание цынги. Это блюдо считается у них большим лакомством. Пошарив в своей шубе из шкуры карибу, Алукук вытащил мешочек, сшитый из шкуры белого медведя. Передавая мешочек племяннику, он продолжал: — В этом мешочке хранятся мои амулеты, и ты—единственный из таг-муитов, который достоин держать его в своих руках. Открой его и посмотри на хранящиеся в кем могущественные талисманы. Куманах, на лице которого выступил холодный пот, открыл мешочек и высыпал его содержимое на камень. В мешочке оказалась маленькая коробочка, сделанная из черепа нырка и украшенная резьбой из моржовой кости, и крохотные медные фигурки людей и животных. Когда все содержимое мешочка было расставлено на камне, Алукук пытливо посмотрел на Куманаха. — Куманах, сын Натики, ты «дитя земли» и согласно закону нашей страны должен был умереть при рождении... Юноша боязливо смотрел на шамана, не понимая к чему клонится его речь. Рисунок. Алукук бы мертв... Алукук засмеялся, прочитав на лице Куманаха его страхи и печаль. — Племянник, — продолжал он, — ты кровь моего брата, и тебе нечего меня бояться. За то, что ты не дал мне умереть в когтях медведя, я обучу тебя моему искусству, сделаю из тебя шамана. После моей смерти ты пойдешь в становище тагмуитов, покажешь им все то, чему я обучу тебя, и тагмуиты поверят, что мой дух воплотился в тебя, и примут тебя с радостью. Не будем же терять времени, потому что мне осталось недолго жить... И мало-по-малу перед изумленными глазами Куманаха открывалась тайна шаманства, и со смешанным чувством разочарования, протеста и негодования слушал Куманах речь шамана и смотрел на все махинации, посредством которых тот обманывал доверчивых людей. Все то, на что все эскимосы смотрели как на чудо, о чем его покойная мать рассказывала с благоговением и суеверным страхом, было не что иное, как грубый обман. Утомленный долгими пояснениями, Алукук откинулся на шкуры и впал в забытье. Потрясенный Куманах долго сидел неподвижно. Разнородные чувства волновали его. С одной стороны, предложение Алукука давало возможность осуществить его заветную мечту — войти в родное племя, с другой — его честная прямая натура восставала против лжи и обмана, которыми был усеян этот путь. Ведь Натик всегда учила его быть правдивым и честным. Лучше оставаться отверженцем, чем путем лжи войти в становище. И Куманах твер-до решил отвергнуть предложение Алукука. Придя к этому решению, Куманах почувствовал, как к нему возвратилось спокойствие, словно тяжелое . бремя свалилось с его плеч". Он встал, отрезал кусок медвежьего мяса, положил его в котелок вместе со снегом и повесил котелок над очагом. Затем взял молоток, сделанный из рога мускусного быка, натолок го-рвани и бросил ее на тлеющие угли. Вспыхнуло яркое пламя, красные языки, извиваясь, потянулись вверх, отбрасывая причудливые тени на стены игло. Снег в котелке начал быстро таять, от котелка пошел густой пар. Когда пища была готова, Куманах подошел к старику и принялся его будить, но все попытки юноши были напрасны. Алукук был мертв... * * * Быстро промчалась полярная весна, а вслед за ней и короткое лето. С каждым днем солнце опускалось в:е ниже к горизонту и на несколько часов совсем скрывалось. Долгая зимняя ночь потянулась темной пеленой с полярных льдов. Дикие гуси и утки с криком понеслись на юг. Огромные айсберги проплывали по Дельфинову проливу и разбивались о берега. Однажды ночью грянул сильный мороз, а наутро беспокойное море застыло, скованное льдом. Куманах держался около своего жилища. Однако вскоре голод заставил его перекочевать на другое место, так как тюлени покинули этот район. Часто с высоты холмов он наблюдал охотников-тагмуитов, которые уходили далеко в море в поисках тюленей и медведей. С каждым днем число охотников все уменьшалось, так как более слабые не выдерживали трудностей охоты и падали от изнеможения. Тагмуиты голодали. В этом году тюлени ушли из залива, и эскимосы вынуждены были убивать своих собак, чтобы не умереть с голода. Куманах, сильный и здоровый, уходил далеко в море в надежде на удачную охоту. Си сгорал желанием облегчить страдания своего племени, но старания его были напрасны. Маленький медведь, которого он недавно убил, все ра:но не смог бы утолить их голод, тогда как Куманаху он помогал сохранять силы для дальнейшей охоты. Однажды на небольшом островке Куманах напал на след мускусного быка. Он пошел по свежему следу, который вел к небольшим холмам. Здесь след сливался со множеством других следов, указывавших на присутствие в этих местах целого стада мускусных быков. Наконец в низкой долине между холмами Куманах открыл пастбище мускусных быков. Огромное стадо мирно паслось, не подозревая о близкой опасности. Куманах неслышно обежал вокруг стада. Животные, увидев человека, быстро сошлись в круг: внутри стояли коровы и телята, быки же образовывали наружное кольцо. Короткие толстые шеи были опущены, мощные, причудливо изогнутые рога выставлены вперед. Это единственный способ защиты мускусных быков от врагов — медведей и эскимосов. Куманах знал, что теперь может настрелять их сколько угодно — быки не двинутся с места. Сердце его радостно забилось. Наконец-то ему повезло, племя его спасено от голода! Стрела за стрелой вылетали из его лука и впивались в огромных животных. Когда же Куманах израсходовал все стрелы, он подошел к убитым животным, вытащил стрелы из их тела и вновь стрелял ими. Быки яростно мычали, вздымали землю большими широкими копытами, но не двигались с места. Убив более тридцати быков, Куманах в изнеможении свалился на снег рядом с одним из убитых животных. Пока он собирался с силами, оставшиеся в живых мускусные быки скрылись в горах... Между тем в становище тагмуитов царило уныние. Все запасы были давно съедены. В пищу шли собаки и даже вороны *). Дошло до того, что варили похлебку из кусков старой подошвы. Страшный призрак голода протягивал к становлищу костлявые руки и ежедневно уносил по нескольку человек. !) Эскимосы очень неразборчивы в еде и протухшее мясо считают большим лакомством, но ворон они едят только во время сильного голода. Тагмуиты собрались в большом снежном игло и сидели, тесно прижавшись друг к другу, стараясь согреться. Не имея ни топлива, ни тюленьего жира, эскимосы не могли отеплить свои ледяные игло, в которых было так же холодно, как и на открытом месте. Стояло гробовое молчание, изредка нарушаемое всхлипыванием женщин. Вдруг у входа послышался подозрительный шум. Раздался крик испуганной женщины. Один эскимос зажег камнем мох. Огонь осветил фигуру Куманаха с огромной ношей на спине. — Не бойтесь меня,— сказал юноша, — я отверженец Куманах. Мне удалось напасть на целое стадо мускусных быков, и я настрелял их более тридцати штук. Вот часть одного из них. С этими словами Куманах бросил на землю часть туши мускусного быка. Эскимосы с жадностью набросились на еду. Подкрепившись пищей, эскимосы пошли за Куманахом туда, где он оставил убитых быков. Все Становище ликовало. Куманах-отверженец спас их от голодной смерти, дал им и пищу и тепло. Тагмуиты отвели Куманаху лучшее игло, осыпали его подарками и дали ему в жены дочь начальника племени. С тех пор тагмуиты перестали убивать детей, рожденных на суше. ШЕВЕЛИ МОЗГАМИ Отдел ведет Г. А. 3. ТРЕТЬЯ СЕРИЯ КОНКУРСА ЗАДАЧ (Условия конкурса см. в № 3 «Вокруг Света».) № 9. ЛАБИРИНТ. Он стал соединять о (ну дырку с другой) прямыми линиями и тогда заметил, что, соединив линиями все дырочки в известном порядке, можно получить ряд букв, которые при чтении в определенном направлении составят слова, близко относящиеся к стрельбе. Как надо соединить отверстия, и что это за слова? № II. ПОДАРОК ЯПОНЦЕВ. Данный рисунок представляет собой лабиринт, коридоры в котором указаны линиями. Пять коридоров, отмеченных крестами, являются входами в этот лабиринт. Предлагается добраться до центра, идя по коридорам и сворачивая только налево. № 10. ЦЕЛЬ. Одной организации японскими рабочими была прислана в подарок для клуба картина, нарисован-ная тушью. Рисунок с фотографии этой картины мы здесь приводим. На картине были нарисованы буквы и римские цифры, но никаких указаний, что они обозначают, нигде не было дано. Рабочие решили, что буквы и римские цифры представляют собой шифрованную надпись, которую японцы не хотели написать открыто. Их это очень заинтересовало, и они дружно принялись за ее расшифровку. Предлагаем и читателям прочитать надпись на картине. Сотрудник тира после окончания стрельбы снял со стены лист бумаги с нарисованной целью. Шутя, № 12. НЕМНОГО ГЕОГРАФИИ Переведите на кальку (или прозрачную бумагу) этот квадрат, разрежьте его на шестнадцать маленьких квадратов и опять сложите уже пятнадцать квадратиков, как показано на чертеже. Жирные линии обозначают реки» на которых стоят указанные города. Читателям предлагается, передвигая квадратики в любом направлении на свободную клетку, получить несколько непрерывных линий-рек со стоящими именно на этих реках городами из числа указанных на чертеже. Например: квадрат с линией, на которой указан город Париж, обозначает часть ре ки Сены. При решении задачи должна получиться непрерывная линия реки Сены, составленная из ряда квадратиков, при чем на этой линии будут находить-ся города, стоящие на Сене. Переска-кивать через ква-драт нельзя. Как это сделать в минимальное число передвиженнй? РЕШЕНИЕ ЗАДАЧ ВТОРОЙ СЕРИИ (См. № 5 «Вокруг Света».) № 5. ВСПОМНИМ ГЕОГРАФИЮ. Имена показывают каким образом должен был быть произведен дележ земли. № 6. СТРАННОЕ ЗАВЕЩАНИЕ. На ответе, как и в задании — ошибка; линия, отделяющая имя «Ксения» от имени «Капп» должна сходиться п линией между именами «Мария» и «Марк». Читателям, заметившим эту ошибку» за решение засчитывается 2 очка. № 7. ЗАДАЧА ОБ ИНКАССАТОРЕ, Инкассатор из с. В. Громово поехал, не заезжая в Н. Громово, в с. Борчи, где и собрал 156 руб-. лей. На это ему понадобилось три часа. Из с. Борчи он поехал в с. Тихое; здесь он инкассировал 240 рублей, затратив на все это два часа. Из с. Тихое, не заезжая в села Лысково и Яково, инкассатор проехал в с. Чик, где и собрал 345 рублей. На эту работу им было затрачено четыре часа. Из села Чик с собранными деньгами сборщик поехал в город Себерянь, затратив на это один час. Таким образом инкассатор за десять часов работы мог собрать самую большую сумму—741 рубль. ВСЕМ ЧИТАТЕЛЯМ, Идя навстречу многочисленным просьбам своих читателей, редакция решила допустить льготу участникам конкурса, а именно: для участия в конкурсе надо решить не менее трех задач каждой серии. При посылке решений не обязательно точно сводить чертежи из журнала, а можно присылать только схемы, по которым ясно было бы видно решение задачи Решения можно присылать и на открытках. Не забывайте указывать в письмах фамилию № 8. КТО РАНЬШЕ? Как видно из условия задачи, поле представляло квадрат 440X440 метров. BE — путь, по которому бежал второй спортсмен, ВАЕ—прямоугольный треугольник, в котором известны величины обоих катетов - 440 м и 330 м). Отсюда вычисляем гипотенузу ВЕ, равную 550 метром. Второй спортсмен пробежал 550 метров в то время, как первый сделал только 360 метров (330+301. Следовательно, остан-шнеся 110 метров второй cпортсмен пробежит в тот промежуток времени, в который первый спортсмен сумеет пробежать только 72 метра. Но так как, в то время, как второй спортсмен пробежит 110 метров, первый сумеет удалиться от точки Е только из 102 метра (30+72), ясно, что второй спортсмен пе-регонит первого на 8 ветров и прибежит раньше его ДО 15 МАРТА ПРАВИЛЬНЫЕ РЕШЕНИЯ ПО ПЕРВОЙ СЕРИИ ПРИСЛАЛИ: ЧЕТЫРЕХ ЗАДАЧ: Ахапкин А. Н. (ст. Химки) Батов Н. П. (Москва), Беккаревич С Ф. (Ишим|, Белосельский В Томск), Бирюков Е. Е (Mockва Бусурин И. В (Ставрополь), Гладков Н. И. (Муром), Давидович Н. М. (Смоленск), Зарин В. В. (Москва), Колодочкин К. А. (Н. Новгород), Копанов А. П. (Ленинград), Кукарин А. Д. (Москва), Курицын С. В. (Саратов), Лугов К. М. (Орехово-Зуево), Максимов Н. П. (Москва), Малинков А. А. (П. Новгород!, Малинин (Саратов), Молчанов М. И. (Москва), Налей А. Я. (Артемовен), Паливод К. (Анапа), Пото-лов А. (Одесса), Саукке М. Б. (Лосиноостровская), Серебряков Г. А. (Ленинград), Соколов Н. Н. (Орехово-Зуево), Сушков М (ст. Желябужская), Тихий А. И. (Чернигов), Тиханов М. Ф. (Астрахань), Тю-панов И. К. (Н. Новгород),. Фетисов В. В. (Орел) Ченчиковский С Ф. (Новочеркасск), Чобовский Л. Б. (Киев), Чуcoв В. М. (Москва), Шендерей А. А. (Воронеж), Якубова В. С. (Ленинград). ТРЕХ 3АДАЧ: Бардин С. С. (Бежецк) Гейнц Е. (Москва), Долматовский Ю (Москва), Латников В. А. (Козлов), Михайловский В. И. (Рязань), Петухов В . М (с. Березовка), Тиц А. А. (Харьков), Шире-нин Г. (Ленинград), Щукин И. А. (Витебск). почтовый ящик. Хмелеву И. (Сызрань), Человеку И. (Баку), Щукину И. А. (Витебск) — Спасибо за присланное. Кое-что при случае используем. Подписчику Икс, Арбузову (Тара), Нецвет Г. С (Крыловская).—Для нашего журнала материал не подходит, передали в другие издательства. Бутылину (Москва), Л и т в и н е н к о-Ш у-мовой, Мимонову Г. (ст. Дебальцево), Ни-кольскому В. В. и Яикуносу А. В. — Присланное не подошло. Слабо и не интересно. Назарову Л. Л. (Великие Луки) Семено-в и ч у Б. В. (Красный Холм), Снеткову А. И. (Ленинград)—Посланы отдельные письма 13марта с/г. Симонову М. И. (Кинешма) и д р у г и м.—Конечно, все подписчики на журнал "Вокруг Света", получающие его в качестве приложения к другим изданиям, имеют право на участие в конкурсе на общих основаниях. Срок присылки юмористических рассказов на конкурс „Всемирного Следопыта" истекает 1 мая. Ответственный редактор Н. М. Яковлев. Заведующий редакцией Bл. А. Попов. К сведению анонсодателей. Тариф объявлений в журнале «Вокруг Света» устанавливается следующий:. 1 страница —1750 руб., 1 строка нонпарели—3 руб. Сверх тарифа—госналог 10%. «ВОКРУГ СВЕТА» Является в 1929 г. Приложением к журналу «ВСЕМИРНЫЙ СЛЕДОПЫТ». Главлит № А—85792. Москва Тираж 300000. Издание Тип. «Кр. Пролетарий,, Краснопролетарская ул., 16. Гос. Акц. Изд. О-ва «Земля и Фабрика.,