Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1983(23)


В ОБЬЕКТИВЕ - ПЕСЧАНЫЕ ВОЛНЫ
АЛЕКСАНДР РОГОВ

В ОБЬЕКТИВЕ — ПЕСЧАНЫЕ ВОЛНЫ

Очерк

Трудно сказать, что для меня значит больше: профессия инженера-механика или увлечение подводными исследованиями. Конечно, работа есть работа, но вот уже более двадцати лет я провожу отпуск в подводных экспедициях. Не одну сотню часов плавал в глубинах морей с аквалангом за плечами и подводным фотоаппаратом в руках. И по сей день не расстаюсь со снаряжением легководолаза, потому что люблю море и крепко дружу с людьми, которые первыми привлекли аквалангистов к морским экспедициям. Наши маршруты пролегали в самые отдаленные уголки страны, даже в те моря, которые ранее казались недоступными.

И с кормы судна, и сквозь стекло легководолазной маски хорошо видели мы, что нет двух одинаковых морей и в глубине у каждого свой аромат, свой цвет и свое неповторимое убранство. Любая акватория—Каспий ли то был или Японское море, Баренцево или Берингово—хранит и на побережье, и в глубине следы деятельности человека. И необычайно увлекательно изучать взаимосвязи живого морского мира, его природные механизмы. В этом мы оказывали помощь специалистам.

Первые шаги давались трудно—море не вдруг открыло для нас свои глубины, везде это была грозная и своенравная стихия, с которой требовалось обращаться умело, не рисковать без надобности. Постепенно приходил опыт, а с ним уверенность в своих силах.

Охотно принял я предложение участвовать в экспедиции, изучавшей рельеф дна Белого моря. Она была необычной—предстояли наблюдения за движением донных песчаных волн. Подобных исследований ранее не проводили, поэтому предстояло решить немало интересных и сложных задач. Работы велись вблизи Соловецких островов, и база экспедиции находилась на этом заповедном архипелаге.

Белое море можно разделить на семь районов: воронка, горло, бассейн и четыре залива. Воронка связывает горло с Баренцевым морем, а заливы смотрят в разные стороны света.

Соловецкие острова лежат на условной границе между бассейном и Онежским заливом. Колебания уровня воды и приливно-отливные течения в указанных районах неодинаковы, наиболее динамичны они именно на этой границе. Здесь в 1973—1974 годах лабораторией литодинамики Института океанологии АН СССР имени Ширшова были обнаружены на дне моря песчаные волны необычайно крупных размеров: расстояние между соседними гребнями волн доходило до шести метров, а в высоту они достигали трех-четырех метров. Песчаные волны непрестанно перемещаются: приливно-отливные и постоянные течения сдвигают их. Это движение имеет определенные направления и скорость, и требовалось изучить его. Потоки воды меняются дважды в сутки, это дает возможность в динамике наблюдать процесс перемещения песка. Наблюдения предстояло проводить в районе Соловецких островов, в местах, удаленных от берегов и открытых ветрам и течениям. Здесь нужен был помимо всего прочего еще и фотоаппарат-робот, который должен был бы работать сутки или двое независимо от состояния стихии. Фотографировать же водолазы могли только в краткие промежутки времени, не более 30 минут в сутки, когда вода была относительно спокойна между приливом и отливом.

Тот, кто уже погружался здесь, рассказывал Нам, что после краткого затишья вблизи островов начинали вихриться потоки и струи, которые отрывали аквалангистов от дна и уносили их в. сторону.

Экспедицией руководил Марк Толчинский—мой товарищ по клубу аквалангистов в МВТУ имени Баумана—ученый и энтузиаст подводных исследований. Пригласив меня, он сразу поделился заботами о подводном аппарате-фоторегистраторе. Подобного аппарата просто не существовало. А экспедиция уже работала, были обследованы и отобраны для съемок участки дна с необычными волнами, отлажена методика погружений. И Марк решил изготовить прибор собственными силами. Он должен был быть безотказным и таким, чтобы можно было использовать для его изготовления обычные узлы и детали. Здесь нам помог общий знакомый Виктор Суетин. В то время мы с Виктором работали в техническом комитете Федерации подводного спорта СССР, общались с ведущими специалистами разных областей науки и техники.

Прибор получился необычный, но к летнему сезону фоторегистратор отладили, и мы стали готовиться к встречам с глубинами Белого моря. Вместе с увлеченными своим делом океанологами-легководолазами нас ожидали морские рейсы на катерах, знакомый звон воздушных пузырьков в голубых толщах вод. Для меня это была седьмая экспедиция на Беломорье, для Виктора—вторая, но интерес к походу у всех нас был очень велик.

Стоял июль, когда мы — съемочная группа экспедиции— подплывали к Соловецким островам. Туристский теплоход «Югорский Шар» должен был причалить в бухте Благополучия, где нас обещали встретить. Марк писал, что вышлет один из двух катеров, так называемый «малый рыболовный бот». Мы очень надеялись на него, ибо до места расположения базовой экспедиции было сорок миль морем, а багажа набралось многовато. Сухопутным путем поэтому добираться было крайне сложно.

На море штиль. Светит солнце, которое в полночь лишь на несколько минут окунулось в воду. Оно скрылось на севере, а не на западе да и поднялось из моря почти в той же точке. Вслед за солнцем, как в сказке, из морской дали вынырнули верхушки деревьев, потом появился могучий лесистый холм, и Соловецкий остров с куполами церквей стал быстро приближаться.

Корабль медленно скользил по глади моря, и казалось, что берега острова берут «Югорский Шар» в плен. Слева на нас наступал сплошной массив леса, а справа—гористый полуостров, на котором возвышалась могучая монастырская стена. Веселая толпа туристов, собравшаяся на палубе, уже мысленно была там, в знаменитом монастыре.

Берега, к которым мы подплывали, оказались сильно изрезанными. Вблизи виднелись маленькие островки, отмели и отдельные камни. Прямо за причалом берег круто поднимался вверх. Уровень воды обозначен был валунами, которые блестели шапками водорослей, омытых набежавшей от судна волной.

В прозрачной воде нам с палубы видны были заросли морской капусты—ламинарии, а на прибрежных камнях бахромой свисали ленты другой бурой водоросли—фукуса пузырчатого. Это исконные обитатели арктического моря, произрастающие близ берега.

Белое море—единственное в Северном Ледовитом океане, большая часть которого расположена южнее полярного круга, но оно издавна известно как студеное и по праву считается арктическим. Когда-то оно входило в состав теплого Литоринового моря, существовавшего в атлантическую эпоху, и как память об этом в прибрежных районах Беломорья сохранились некоторые теплолюбивые— бореальные животные и растения. Мы с Виктором знали об этом и кроме работ с фоторегистратором надеялись на подводные встречи с этими реликтами.

Берег был безлюден, и маленький причал казался среди величественной природы лишним. Солнце, просвечивая сквозь стену сплошного леса, украсило вершины деревьев золотым ореолом. Великаны сосны и ели в убранстве мха и лишайников представляли картину сказочную. Лес был могучим, и как-то не верилось, что вокруг студеное море, берущее острова в шестимесячный ледовый плен.

Теплоход причалил, и поток туристов устремился к древним строениям. Мы выгрузили вещи, но радостное настроение от первой встречи с заповедными островами постепенно стало исчезать. Ни катера, ни какой-либо вести не было. Ждали до вечера. Потеряв надежду на приход катера, стали искать сухопутный транспорт до бухты Сосновой. Выручил водитель грузовика, сказавший, что нам повезло: ведь в бухту редко кто едет, могли и заночевать на берегу.

Дорога шла лесом, трясло немилосердно на ухабах и корнях, но настроение поднялось. «Берендеев» лес своим обликом и запахами не мог не очаровывать. Сквозь густую его поросль мелькали голубые озера, мы переезжали через каменные мостки давнишней, но крепкой постройки. Вдоль дороги попадались часовенки, иногда рукотворные каналы, обложенные камнями. Это был водный путь внутри острова—система озер, соединенных естественными протоками и искусственными каналами.

Еще в XV веке обосновались монахи на этих скудных и суровых землях, обжили их и развили разные промыслы. Добывали из морской воды соль, занимались земледелием, били зверя, ловили рыбу. По указу Петра I изготовляли железо, научились ловить и выращивать затем в быстрых карельских реках моллюсков-жемчужниц. Монашеская братия была хорошо организована и умела привлекать к работам ремесленников и крестьян.

На отвоеванных у леса землях выращивали рожь, ячмень, овес и просо. Это трудно, но достижимо, а вот как удавалось здесь, у полярного круга, культивировать арбузы и розы? Ведь произрастали эти теплолюбивые южные пришельцы не в оранжереях, а в естественных условиях, в открытом грунте. А секрет был несложен: просто из бани были проведены под землей трубы с горячим паром.

На острове за 65-м градусом северной широты и по сей день в открытом приполярном саду на хуторе Горка можно видеть ботанические чудеса—выведенные на Соловках яблони, орешник и клен. Но вот ни арбузов, ни роз уже нет, потому что баня не работает, а система труб разрушилась.

Секирная гора, хутор Горка, деревянная Андреевская церковь сказочной архитектуры на Большом Заецком острове, гора Голгофа на Анзерском острове — все это летопись истории Соловецких островов, не говоря уже о величественном памятнике — Соловецком монастыре. Можно с уверенностью сказать, что другого такого городища у нас нет. Основание монастырской стены сложено из валунов, вес каждого из них достигает восьми—десяти тонн.

Величавы памятники за этими стенами—соборы, церкви и палаты, соединенные крытыми переходами. Долгое время эти массивные стены были защитой России от приближавшихся с севера врагов..В XVI—XVII веках Соловецкий монастырь не раз успешно отражал нападения ливонцев и шведов, а в 1854 году, во время Крымской войны, выдержал девятичасовой обстрел артиллерией трех английских кораблей.

И вот проезжаем на грузовике мимо заброшенных пустошей— бывших пашен, разрушающихся часовен и зарастающих каналов. К сожалению, сказывается недостаток средств на реставрацию. Нельзя без возмущения смотреть и на следы пребывания туристов — груды ржавых банок и битой посуды.

Глубокой ночью прибыли на базу экспедиции. Лагерь был раскинут на берегу бухты Сосновой. Вокруг лес и море. Стараясь не нарушать покоя, царившего в палаточном городке, поставили свои шатры.

Утром узнали, что из строя вышли оба судна. Подвели старенькие катера, купленные экспедицией у местного рыбколхоза. Сначала ремонта потребовало одно судно, потом другое. «Целую неделю только и занимались починкой,— объяснил нам Марк.— Хорошо, что приехали, помогайте».

Аварийное судно на приливе пришвартовали к берегу. В отлив, когда оно стало обсыхать, под его борта подвели распорки—благо плавника повсюду много. В полный отлив у нас была вполне пригодная верфь, но сроку морская стихия нам отвела всего полчаса. За это время успели насадить винт и закрепить его. Пришла вода, и наш корабль закачался на волнах.

Фото. Главный конструктор фоторегистратора Виктор Суетин готов передать аппарат в подводную лабораторию

Настала пора готовить фоторегистратор. Мы с Виктором закрепили на штативе обтекаемую, эллиптической формы камеру. Штативом служила тренога, собранная из уголкового проката. Впереди камеры на метровую длину и намного в стороне от оси съемки были закреплены два рефлектора с импульсными лампами-вспышками, от камеры и ламп шли кабели к герметичной коробке, в которой находилось питание—набор портативных батареек. Вся система была герметична и могла выдержать десять избыточных атмосфер давления, что соответствовало стометровой глубине погружения аппарата в воду.

Необычная съемочная техника в умелых руках Виктора ожила— испытания прошли успешно: слышно было, как внутри бокса работают механизмы, исправно чередовались вспышки осветительных ламп. Мы провели съемку с частотой 48 кадров в сутки.

Перед выходом в море ознакомились с техникой безопасности при погружении у Соловков. Здесь важна была тщательная подготовка, спуски следовало точно приурочивать к перемене направления течения. Определяли по таблицам время «тихой воды»—смены прилива и отлива, затем подсчитьшалась длительность перехода на катере к месту погружений аквалангистов, и только после этого суда выходили в море.

Теорию организации погружений надо было подкрепить практикой, да и вообще следовало нам проверить и себя и снаряжение после годового перерыва. Решили в «тихую воду» выйти в море. Выплыли из бухты Сосновой на лодке, выбрав маршрут к подводной скале, которая в полукилометре от берега скрывалась под волнами. Сначала в связке с аквалангистом, уже освоившим погружения у Соловков, должен был пойти я, затем Виктор. Я взял с собой обычный подводный фотоаппарат, а напарник—двухметровую пику. Мы знали, что скала отвесно уходит в глубь моря на 20—25 метров, а там, у ее основания,—песчаное дно.

Спускаемся в воду. До этого в Белое море я погружался десятки раз, но подтверждалась интересная особенность: каждое новое погружение воспринималось как самое первое и приносило свои особые ощущения.

Вот и в тот раз, прыгнув в воду, я очутился среди знакомых струй воздушных пузырьков, но преломление солнечных лучей образовало вокруг неповторимое голубое сияние. Цветной калейдоскоп радует глаз, но прямо над головой прыгает на волнах днище лодки, и я побыстрее ухожу вглубь, чтобы избежать опасного столкновения.

Преодолеваю метра три, и смутно различимая скала становится отчетливо видимой. На ее вершине, сопротивляясь водным потокам, прижились ламинарии, их обтрепанные концы загнулись в одну сторону,— значит, есть течение. Вода в море движется даже и в минуты, когда нет прилива, и мы, влекомые мягкой, но упругой силой, скользим вдоль утеса вниз.

Перед глазами темный гранит с редкими пучками растений, но неожиданно стена переходит в уступ, и мы зависаем над ступенью огромной подводной лестницы, основание которой покрыто друзами мидий и светлыми наростами, среди них морские звезды. Нащупываю нарост, напоминающий поролоновую игрушку,— это губка.

Наконец уступы и уступчики, которыми покрыта скала, кончились, и мы увидели дно. Около скалы песок вынесло течением, под утесом ложбина, переходящая в песчаную гряду. Но это была вполне «нормальная» полуметровой высоты волна, а не «гора», с которой я мечтал встретиться. Дно вокруг скалы не было плоским, среди песчаных волн возвышались гряды камней и отдельные островки, которые, наверное, и задерживали стремительные потоки воды, мешая образованию крупных песчаных валов.

В одном месте темнели углубления, похожие на норы. К одной из них подплыл мой спутник, в тот же миг из темной щели вылетел клубок мути, и крупная рыба повисла на пике. Принятая мною за камень голова зубатки привлекла внимание аквалангиста, но за свое любопытство он мог поплатиться, хорошо, что хищница сомкнула челюсти на металлическом пруте. Извиваясь и скользя по стержню пики, рыба все ближе подбиралась к руке незадачливого наблюдателя.

В то мгновение в руках у меня был фотоаппарат, и вместо съемки я кинулся на выручку товарища. Размахивая фотобоксом, не приспособленным для рукопашной схватки, все же ухитрился зацепить им зубатку. Мне удалось отстранить ее от руки аквалангиста, но на мои удары рыба отреагировала, как злая собака на палку: она разомкнула челюсти и, бросив пику, кинулась ко мне. Миг, и зубастая пасть сомкнулась на одной из рукояток аппарата. Теперь я почувствовал могучую силу ее тела, трудно сказать, кто кого разворачивал и крутил в морской воде—я рыбу или она меня. И хотя борьба шла с переменным успехом, мне все же удалось прижать противника к скале. Мой напарник сумел пустить в дело свое оружие и пронзил зубатку острием пики. Однако рыба продолжала терзать мой фотобокс.

Так, переплетенные в боевой схватке, мы и всплыли на поверхность, и здесь зубатка, выбросив из пасти фототехнику, принялась цапать все, что попадало ей в пасть. Общими усилиями закинули мы неистовую рыбу в лодку, но и там она причинила хлопоты — гребцам не сразу удалось утихомирить ее: ведь у них не было оборонительного оружия. Обычно беломорские рыбаки, выходя в море, берут с собой деревянные колотушки, чтобы оглушать вынутых из сетей свирепых зубаток, пасти которых вооружены острыми и крепкими, как гвозди, зубами.

Наконец и мы забрались в лодку, но время потеряно, а прилив набирает силу. Пришлось Виктору тренироваться в следующий раз.

Настал день выхода в море. Фоторегистратор на борту, заряжены акваланги, проверены гидрокостюмы. Подсчитано время перехода— и мы в рейсе. Идем на юг, приливное течение помогает, на отмеченном буйками участке моря оба катера встают на якорь. Наконец белые листы пенопласта—буи на поверхности моря — утихомирились и лишь слегка покачиваются на якорных шнурах. Наступает минута, к которой готовились несколько месяцев: двухметровая тренога медленно опускается в воду. Боцман и двое матросов—почти вся команда катера—бережно травят пеньковые канаты, и рама с осветителями и аппаратом скрывается в беломорской воде.

Погружение аппарата закончено, ослабло натяжение канатов. Пришла очередь аквалангистов. Вдвоем с Марком спускаемся по трапу в воду. Напарник в легководолазном костюме «мокрого» типа—черная микропористая резина плотно обтягивает его тело. Этот костюм отличается от моего «сухого» тем, что его резина смачивается водой как снаружи, так и изнутри, поэтому давление на обе поверхности одинаково. Тело водолаза в таком гидрокостюме не испытывает давления воды снаружи, и одежда подводника не стягивается в жесткие и неудобные складки. Но «мокрый» костюм неудобен в основном тем, что вода проникает к самому телу. На мой взгляд, это костюм для теплых морей, хотя Марк и научился погружаться в нем в холодные глубины Белого моря. Однако более 30 минут, по утверждению участников экспедиции, легководолазы в костюмах «мокрого» типа работать не могли.

Я надел свой залатанный «Садко-2»—костюм «сухой», если он не порван. В этом костюме погружался я и в Баренцевом и Беринговом морях, и в теплых водах Каспия, но нигде не испытывал потребности побыстрее выйти на поверхность цз-за того, что сильно замерз. В костюм этот вода не поступает извне, в нем нетрудно расправить складки, образовавшиеся на глубине, он легко продувается воздухом изнутри. Хотя «Садко-2» немного громоздок по сравнению с «мокрым», но я был доволен им. Ведь мне приходится много фотографировать под водой, а в этом случае требуется терпение.

Итак, мы вдвоем с Толчинским в беломорской воде. Опять, как и прежде, много лет назад, когда мы с ним впервые открывали для аквалангистов глубины студеного моря, он стремится куда-то вбок, все вперед и побыстрее.

Марк нырнул вниз, а я, перебирая одной рукой ходовой канат, опускаюсь не так резко. Перед спуском я брызнул на стекло маски немного холодной воды, чтобы оно не потело при погружении. Теперь мокрые края маски, холодя лицо, напоминают о том, что я в глубине, и заставляют сосредоточиться. В свободной руке у меня фотобокс с аппаратом «Салют». Правда, в хорошем качестве будущих снимков я не очень уверен, ведь осветитель от моего аппарата с двумя лампами-вспышками и системой питания пошел на комплектование фоторегистратора.

Под нами 20 метров глубины, поэтому не сразу увидел я его раму. Но вот серебристая поверхность бокса аппарата и белый металл рефлекторов начинают просвечивать сквозь сине-зеленый сумрак. Наконец видна и вся рама. Зрелище удивительное: металлическая ажурная конструкция с обтекаемыми приборами тремя лапами оперлась на синеватую гряду. Вправо и влево от нее протянулись линии неровных замерших песчаных волн, их бесконечные ряды теряются во мраке, и от этого видимая мной площадка кажется выпуклой, с освещенным центром и размытыми краями. Так и напрашивается сравнение с пейзажем чужой планеты. Но парящий над этой поверхностью человек возвращает меня к действительности. Марк поворачивает ко мне лицо и дает сигнал — мы у цели. К нам спускается еще один аквалангист, вдвоем с Марком они будут размечать площадку перед камерой—будущее поле съемки. Сначала намечают ось съемки, проведя параллельно гребню «дюны» черту. В этом направлении по хорошо видной на песчаном грунте канавке они втыкают вешки-реперы — стальные прутики, окрашенные черной и белой красками. Втыкаются вешки на глубину 50 сантиме-ров, что вполне достаточно, на поверхности остается полтора метра.

Я фотографирую треногу, течение лишь напоминает о себе, но удержаться на одном месте уже не так-то легко. Аквалангисты работают у самого дна, и им во много раз труднее, чем мне. Чтобы погрузить вешку в плотный, перемытый морской водой грунт, легководолазы долго крутятся, вдвоем нажимая на нее. Они помогают себе, подгребая ластами. Их действия выглядят странно. На поверхности земли нам их не понять—нажимая на лопату или кол, втыкая их в грунт, мы используем наш собственный вес. У легководолаза этот вес уравновешен выталкивающей силой воды. Аквалангист как бы парит в глубине, испытывая чувство, похожее на невесомость. Это приятное чувство, хочется еще и еще раз погрузиться в толщу воды. Но при работе на дне «невесомость» — помеха. Вот и мои напарники, втыкая тонкие прутки, что на суше не вызвало бы никаких затруднений, тратят очень много времени и сил.

Но вот наконец продольный ряд реперов установлен, теперь дело за поперечным. Это и будет масштаб, который поможет измерять смещение дюны. В продольном ряду шесть вешек, поперек устанавливают восемь, крайние—для большей надежности.

Течение все нарастает, и едва я отплываю от рамы, за которую держусь, как поток подхватывает меня и тянет вверх. Делаю рывок, усиленно работая ластами и подгребая одной рукой. Мне удается спуститься немного вниз и продвинуться к ходовому канату. Схватываю его и, подтянувшись, обвиваю ногами.

Дело принимает серьезный оборот—ведь еще надо поставить треногу, развернув ее на ось съемки вдоль гребня песчаной гряды. Но вот ребята закончили разметку, втроем собираемся у основания рамы. Свой аппарат кладу рядом, и мы, держась за треногу, начинаем ее приподнимать. Это не так трудно: фоторегистратор здесь намного легче, чем на суше.

Наконец справляемся с этой задачей. Во время установки треноги аппарат один раз сработал,— значит, прошло тридцать минут. Итак, аппарат действует. Яркая вспышка осветила кусочек морского дна, тренога установлена, и, хотя первый кадр был снят случайно, мы спокойны за остальные снимки, они будут фиксировать гребень волны и расскажут о том, что с ней происходит. Пробная съемка началась.

Фото. На одном из сотен снимков, которые выполнил робот-фоторегистратор, запечатлены гребень волны, вешки-реперы, стайки рыб и обрывки водорослей

Плыву за своим боксом, оставленным на дне, и опять дивлюсь подводному пейзажу. Песчаные волны впечатляют—таких больших мне еще видеть не приходилось. Например, песчаные гряды на дне Каспия многочисленны, но это просто легкая рябь по сравнению с великанами, распростертыми подо мной. Дно моря-озера покрывали ряды песчаных волн в несколько вершков высотой. Песчаные поляны на дне Японского моря также разлинованы невысокими волнами, в Беринговом море песчаные участки мне не встречались вообще. Есть наносы песка и в Черном море, но и там гребни их невысоки. Наверное, это все объясняется незначительными по скорости сгонными и нагонными течениями. Приведенные примеры относятся к морям с малыми приливами, а в Белом море высота прилива достигает в местах, где проводились работы, двух метров.

Подплываю к гребню песчаной волны. В свете ламп-вспышек она мне показалась голубой. Сейчас, в момент борьбы с течением, когда потоки воды срывали с ее макушки вихри песчаных струй, мне было не до этого. Мой красивый, ярко окрашенный фотобокс выглядел унылой серой кочкой, наполовину занесенной песком. Еще полчаса, и мне бы его не отыскать, ведь вокруг поднималась настоящая песчаная буря. Мимо меня проносились обрывки водорослей и струи песка. Подхватив аппарат, я устремился вверх. Внизу остались и тренога, и окружающие ее песчаные великаны.

Появляюсь на поверхности в отдалении от катера, ложусь на спину и регулирую ритм дыхания. Сбить ритм, работая на глубине в закрытом гидрокостюме, дело гиблое. Акваланг неумолимо выдает только расчетное количество воздуха, потребное для хорошей вентиляции легких. Поэтому резких движений продолжительное время аквалангисту делать нежелательно: попробуйте побегать в противогазе, и вы поймете, что это такое—сбить дыхание. Зная все это, я развернулся головой против течения, лег на спину и, подгребая ластами, стараюсь оставаться на месте. Мне сбросили с борта конец с привязанным к нему буем. Жду, когда его подгонит течением.

Благополучно возвращаюсь на борт. На поверхности воды потоки также сильны, течение повернуло наши легкие суденышки, и команды катеров ждут разрешения запустить машины, надо начинать подрабатывать винтами, чтобы удерживать катера на месте. Существует правило: нельзя запускать двигатель, пока водолаз в воде. Наконец все собрались на палубе, и можно поднять якоря.

Подъем якоря на малом рыболовном боте—дело несложное, но боцман и два его помощника не могут справиться с этим. Якорь вдруг стал очень тяжелым. Не успев полностью раздеться, спешим на помощь. Наконец на поверхности, к общему изумлению, появляется фоторегистратор — аппарат и верхняя часть треноги. Один из якорей зацепился за кабель вспышки и, оборвав его, согнул стальной уголок стойки рамы.

Вся наша работа пошла насмарку. Стало ясно, что течение тащило катера, якоря их не держали. Мы получили урок от своенравной стихии. Смирились с тем, что и отрицательный результат все же нам что-то дал. Горюем, но шутим: «отрепетировали» разметку поля съемки и установку треноги. И еще уяснили немаловажное: на катере надо отдавать два якоря — с кормы и носа.

Вскрыв бокс аппарата и пострадавшую лампу, убедился, что внутренних повреждений нет, вода туда не попала. Все обошлось более или менее благополучно, но на ремонт требуется время и материалы, а прилив набирает силу. Решили возвращаться на базу.

Ремонт и наладка отняли еще три дня—больше, чем предполагалось. Как сказал Марк, наш эксперимент вскрыл его слабое звено. Как знать, не преподнесет ли морская стихия еще несколько сюрпризов?

Повторное погружение прошло более удачно и быстрее. Работы провели утром, в отлив, а предыдущий раз выходили в море днем—перед приливом.

Я опять фотографировал под водой, солнце лучше освещало место съемки: ведь отлив угнал двухметровый слой воды. Меня обнадежили проявленные в походной лаборатории пленки, на них получились вполне сносные изображения. На моей—три кадра из сюжета подводных работ, а на случайно снятой фоторегистратором была видна перчатка водолаза и кусочек «дюны». На негативе хорошо просматривалась структура поверхности дна, а это было самым важным—ранее мы могли только предполагать, что яркость ламп и резкость изображения рассчитаны правильно.

На сей раз суда ставили на якоря с особыми предосторожностями. А перед спуском аппарата на дно капитаны развернули катера навстречу ожидаемому течению и закрепили кормы вторыми якорями. Треногу опустили быстро, но место работ, как и полагали, оказалось несколько в стороне от прежнего, поэтому разметку делали заново, снова разворачивали аппарат по оси съемки.

И вот опять передо мной череда песчаных гребней. Кажется, что волны сказочного моря замерли в стоп-кадре, они сине-зеленого цвета, и их очертания теряются вдали. У подножия треноги начинался обрыв, в который я раза два съезжал, подмяв ластами гребень. Параллельно исследуемому откосу, на расстоянии семи-восьми метров, виднелась соседняя гряда, светлой полосой уходившая в обе стороны. За ней угадывалась следующая, а далее видна была только плотная дымка—завеса морской воды. Я смотрел на геометрию морского дна и думал, удастся ли нам разгадать закон его построения? Под ногами были и волны-великаны и мелкие заструги, похожие на снежные наметы в поле. Эти последние шли поперек основной структуры. Какие силы образовали их?

Я знал, для чего нужно определить динамику песчаных наносов. Это важно, так как данные о направлении и скорости движения песчаных гряд нужны ученым, гидростроителям. Подобные волны могут поглотить на своем пути неудачно расположенный причал, засыпать затвор проточной части гидротурбины приливной электростанции или причинить другой ущерб. Район распространения песчаных образований надо знать и рыбакам. В таком районе нет водорослей, а значит, не поймать рыбакам здесь кормящейся рыбы.

Но можно задать вопрос: неужели так уж страшны эти песчаные волны? Ведь они не выходят на берега.

Да, это так. Пока даже песчаные дюны прибрежной зоны и барханы пустынь мгновенно не поглощают города или реки. Сейчас строителям движущиеся пески опасны локально, надо уметь защитить от них строящееся шоссе или железную дорогу, опоры электропередачи, буровую вышку геологов или домик гидрометеоролога.

Но наши работы не напрасны, даже если мы выясним, что подводные песчаные волны движутся в замкнутом цикле, как барханы во многих пустынях; тогда нужно будет четко установить границы опасного района и стараться не строить здесь подводных сооружений.

Ну а если строить все же придется? Вот тогда на основании уточненных законов перемещения донных образований ученые дадут рекомендации строителям.

Ведь из истории известны многочисленные примеры, когда неразумная или недальновидная хозяйственная деятельность причиняла огромный ущерб, порой непоправимый. Взять хотя бы сведение лесов, вызвавшее эрозию почвы и гибель плодородных ее слоев. И во многих случаях в таких местностях появлялась пустыня с ее неумолимыми песками.

Человечество накопило много знаний и опыта, касающихся разумного хозяйствования и природопользования, но еще больше предстоит познать. И наша экспедиция с ее очень узкими, но важными задачами преследовала те же цели.

...Пока я разглядывал волны и фотографировал их, мои напарники закончили работу, и мы благополучно по ходовому канату поднялись вверх. Якоря подняли быстро, хотя и ждали с замиранием сердца: вдруг опять покажется фоторегистратор? Но все прошло нормально, значит была надежда на успех.

Фото. Аквалангист обследует установленный на дне фоторегистратор

Через сутки отправились за отснятой пленкой. Аппарат приподняли из воды, вскрыли, вынули кассету, вложили новую и опустили конструкцию под воду. Три водолаза поставили треногу на место, и эксперимент был продолжен.

Результаты съемки оказались удовлетворительными. Все 100 кадров были отсняты, и, на наш взгляд, они поддавались расшифровке. Мы отметили достаточную резкость изображений. Хватило и света—все реперы видны на поле съемки. Некоторые кадры были затемнены взвешенными в воде частицами, время их экспозиции соответствовало наиболее сильному течению. На некоторых кадрах получились стайки рыбок, на других ленты водорослей, которые зацепились за рамку регистратора или вешкй. Кстати, по их положению можно было судить о направлении течения. Расположения реперов на соседних кадрах мало чем отличались друг от друга, различия касались только движущихся предметов—рыбок, медуз, водорослей. Для определения смещения песчаной волны требовались тщательные замеры в лабораторных условиях.

Программа наших работ была выполнена: мы провели испытания аппарата, определили его надежность, уточнили методику съемки. Определили и пути усовершенствования аппарата.

В оставшееся время мы с Виктором поплавали и поснимали под водой. Мы знали, что вокруг островов много водорослей, и не случайно здесь организован комбинат по сбору этого ценного морского продукта. Рядом с нашим лагерем жили добытчики ламинарий. Слоевища этих растений, которые так и хочется назвать листьями, длинными рядами сушились на жердях вблизи берега. Добывали ламинарию надводным способом. Сборщики на лодках специальными косами резали пучки водорослей и поднимали на берег. Работа эта требует недюжинной силы и ловкости. Обычно лодка раскачивается на волнах, добытчик, балансируя на подвижной опоре, двигает косой и вытягивает на поверхность тяжеленные пучки блестящих от воды растений.

Наши ребята видели> на противоположной стороне острова другой отряд исследователей, которые испытывали драгу для сбора водорослей. Там были и аквалангисты, проводившие подводные наблюдения за работой этого нового нужного агрегата. Подводники рассказывали, что сначала ножи для срезания водорослей постоянно ломались, натыкаясь на камни, на которых держатся растения. У специалистов, создавших и испытывавших драгу, были свои трудности первопроходцев. Мы их понимали и верили, что рано или поздно водорослеуборочная машина появится на голубых нивах.

Добыча водорослей у берегов Соловецких островов ведется давно и, наверное, приносит ущерб сбалансированному «организму» подводного мира. Учитывая то, что надводный промысел на заповедных территориях запрещен, следует, видимо, и добычу водорослей вблизи архипелага значительно ограничить или запретить вовсе.

Я погружался в местах, где много ламинарий, фотографировал интересные сцены. Здесь, на дне, у оснований ножек водорослей немало мидий, а там, где мидии, обитают и морские звезды. Средя. зеленых лент растений плавают прозрачные маленькие креветочки. Они, как солдатики, стоймя зависают на одном месте, перебирая ножками. Если лежать неподвижно на дне, то прямо на тебя может выплыть треска или стайка молоди сельди.

В одно из таких погружений я наблюдал за гагой, которая охотилась. Утка нырнула в мою сторону и, подгребая крыльями, тыкала клювом в укромные уголки морского дна. В воде она, наверное, больше доверяла осязанию, чем зрению. Гага держалась возле камней, но клюв ничего не находил. Я изумлялся ее выносливости—она оставалась под водой очень долго. Пока она плавала, я успел раза три вдохнуть живительную струю воздуха из акваланга. Утка сторонилась воздушных струй из аппарата, но продолжала плавать поблизости. Вот она наконец-то нашла поживу, в ее клюве дергался крабик, похожий на паучка. Молниеносно долбанув его и схватив за клешню, гага устремилась к поверхности. Я лежал неподвижно, боясь спугнуть охотницу.

Утка всплыла, и я не мог видеть ее маневров с крабом. Видны были только лапки, которые забавно шевелились. Плавая под водой, гага держала их поджатыми, наподобие реактивного самолета с убранными шасси. Но вот крабик стал тонуть, плюхнувшись на поверхность воды. Гага нырнула за ним и снова потащила вверх. Краб опять упал в воду, он шевелил оставшимися лапками и неуклюже опускался вниз. Вдруг откуда-то сбоку в горизонтальном полете появился еще один охотник. Его черно-белая окраска в подкрылках выдавала в нем гагуна. Он подплыл под водой к тонущему крабу и схватил его, продолжая плыть. Зазевавшаяся утка нырнула, но вместо добычи нашла лишь взвихренную воду. Она ринулась за обидчиком, возникла потасовка. Обе утки вынырнули на поверхность, и из круговерти их тел в воду упал полуживой краб. Утки не стали преследовать его, и тот скрылся в зарослях. Я встречал крабов без клешни или лапы, попадались и экземпляры, у которых одна клешня значительно меньше другой. Членистоногие способны восстанавливать некоторые части тела, и я надеялся, что пострадавший крабик выживет.

Вскоре мы покидали Соловецкие острова, кусочек суши, поросший вековым лесом, холмы, озера, протоки, купола церквушек среди зелени леса, каменные стены монастыря, проложенные людьми дороги и тропы. И к этой картине добавлялось увиденное за голубым барьером—неотвратимо надвигающиеся в сине-зеленой мгле бесчисленные песчаные гряды, у которых своя красота и свои взаимосвязи с живой и неживой природой. Там, под покровом воды, борются за существование и заросли ламинарий, и косяки сельди, и свирепые зубатки, и ныряющие гаги, и ползающие крабы, и многие другие животные и растения.

Теперь там, в глубине, пролегли людские тропы, они пока не видны, но они появились, и их будет все больше. Важно, что эти тропы прокладываются для блага людей и природы. И хочется, чтобы на подводных дорогах никому никогда не встречались груды ржавых банок и битой посуды. Это, конечно, не самое страшное, но отсюда начинаются первые шаги людей, равнодушных ко всему, кроме собственного благополучия. Среди моих товарищей-аквалангистов таких нет, и я уверен, не будет. Ведь мы, используя навыки легководолазов, не только и не столько созерцаем подводный мир, сколько приходим ему на помощь, хотя бы уже тем, что изучаем его и рассказываем о нем.

Мы проложили тропу познания у «голубой» песчаной волны, рядом наши товарищи проложили борозду на водорослевой ниве. Но и та, и другая тропы под контролем ученых, и мы уверены, надежным и действенным.

Отплывая с Соловецких островов, мы знали, что будем вновь готовиться к разгадке тайны песчаных образований и поможем ученым узнать их путь и обуздать их силу. Значит, еще не раз побываем в этом суровом и прекрасном заповедном краю.

В ОБЬЕКТИВЕ - ПЕСЧАНЫЕ ВОЛНЫ

 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу