| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |

На суше и на море 1979(19)

Нас немного в стране — всего несколько сот человек; что же касается ледников, основного объекта нашей деятельности, то уже сейчас, хотя перепись этих природных объектов не закончена, их в стране насчитывается более двадцати одной тысячи, а общая площадь около семидесяти тысяч квадратных километров. А в последнее время гляциологии приходится иметь дело и с морскими льдами, вечной мерзлотой, снеговым покровом и другими видами природных льдов.

Рассказывая о научной специальности, которая многим может показаться несколько необычной и полной романтики, я хочу подчеркнуть, нисколько этим ее не «приземляя», что для нас это прежде всего трудовые будни, однообразные и утомительные. Ну а романтика... как же без нее? Ведь мы, разведчики природных явлений, добываем крайне нужную во второй половине XX столетия информацию. Наша профессия позволяет нам тесно общаться с природой. Это море, тундра, ледники, вздохи ночных ветров, свежесть первых снегопадов. Но из всего природного разнообразия на нашу долю выпало самое трудное и суровое. Да и чего еще ждать в высокогорье и полярных широтах? Отсюда и еще одно, связанное с нашей профессией: постоянная готовность к трудностям и их преодолению.

Ледники нашей страны — это только небольшая часть оледенения нашей планеты. Его общая площадь — 16 миллионов квадратных километров. А теперь представим куб со сторонами в 300 километров. Так выглядит объем всего льда планеты. Жизнь каждого человека тесно связана с ледниками, хотя мало кто об этом подозревает. Атмосферная циркуляция и движение влагоне-сущих воздушных масс в значительной мере регулируются нагревом планеты в экваториальном поясе и охлаждением у полюсов, которое происходит особенно интенсивно из-за отражательных свойств льда и снега. Это только пример исследований, носящих глобальный характер. Гляциологи решают и множество локальных задач: искусственно усиливают таяние ледников в засушливых районах, участвуют при различных инженерных изысканиях, анализируют природную обстановку по информации, доставляемой спутниками, прогнозируют подвижки ледников и связанную с этим угрозу стихийных бедствий и многое другое.

Из наших соотечественников впервые сообщали о ледниках поморы, много веков назад отметившие на островах Арктики «частые высокие каменные, а между ними льдяные горы». Пожалуй, похоже... Эти сведения обобщил М. В. Ломоносов, писавший, что горы на суше «одни, подобно альпийским, покрыты вечным льдом и снегом. Другие суть сами бреги, состоящие в крутых утесах льда». С тех пор большинство гляциологов используют это подразделение ледников на горные и покровные, полярные. На протяжении двухсот лет ледниками у нас занимались географы, геологи и топографы: П. П. Семенов-Тянь-Шанский, И. В. Мушкетов, Н. Л. Корженевский — в Средней Азии, Г. В. Абих и К. И. Подозерский — на Кавказе, В. В. Сапожников — на Алтае, В. А. Русанов, В. Ю. Визе и Н. Н. Урван-цев — в Арктике. В нашей стране в области гляциологии много сделали профессор Ленинградского университета С. В. Калесник, опубликовавший сводный труд «Общая гляциология», профессор МГУ Г. К. Тушинский — крупнейший знаток ледников и лавин Кавказа, П. А. Шуйский — автор капитальной сводки по ледникам Советской Арктики. Все эти имена вошли в историю советской гляциологии. Гляциологическим центром, координирующим работу всех исследователей ледников нашей страны, стал отдел гляциологии в Институте географии Академии наук СССР, организованный накануне Международного геофизического года, проводившегося в 1957 — 1959 годах, который возглавил доктор географических наук, позднее — член-корреспондент Академии наук СССР Григорий Александрович Авсюк, видный исследователь ледников Тянь-Шаня, Арктики и Антарктиды.

...Впервые на ледниках мне пришлось побывать с отрядом, проводившим фототеодолитную съемку в Тянь-Шане накануне Международного геофизического года. Навсегда остались в памяти склоны долин, поросшие тяньшанской елью, отливающей синевой, прихотливые изломы заснеженных гребней в броне ледников, пронзительная бирюза Иссык-Куля в оправе гор, заслонившая половину небосвода.

Все было так, как и положено в горной экспедиции: дальние переходы, ночевки в заснеженной палатке, наблюдения в любую погоду, дробный грохот камнепадов по ночам, первый (к счастью, и последний) приступ горной болезни. И все-таки гляциологом я тогда себя не почувствовал.

Это ощущение пришло через год, когда, перегнувшись через фальшборт, я осторожно нащупывал триконями обледеневшие ступени штормтрапа и потом медленно спускался по ним в отчаянно плясавшую на крупной волне шлюпку в одном из заливов Новой Земли. С берега дул крепкий ветерок, от которого ломило лицо. Он то и дело срывал гребешки волн, и соленые брызги моментально замерзали на наших штормовках. Осторожно выглядывая из-под капюшона, я удивился здешнему леднику: он был совсем другим, чем на Тянь-Шане. Там все было вздыблено, ледники буквально упирались в небо. Здесь, наоборот, ледниковый покров, заслонив часть небосвода, распластался на суше, придавив окрестные горы и перегородив обрывистым трещиноватым фронтом выводного ледника бухту от берега до берега. Здесь в океан тянулась целая флотилия айсбергов, подсвеченных лучами низкого солнца. Запомнились первые шаги по Новой Земле навстречу ветру по хрустящей промороженной гальке к молчаливым холмам морен, за которыми частоколом штыков на фоне утреннего багрового неба вставали мрачные серраки...

Я люблю свою профессию за то, что она открыла мне богатства нашего прекрасного и яростного мира природы, подарила в спутники сильных, духовно богатых людей.

Во время Международного геофизического года молодым гляциологам пришлось пройти через сложные испытания, но, пожалуй, наибольшие трудности выпали на долю нашей, Новоземельской экспедиции. Ледник Шокальского, где мы тогда работали, представляет собой участок ледникового покрова примерно сорок на двадцать километров, с выводным языком и прочими атрибутами полярного ледника: обрывистым тридцатиметровым фронтом, многочисленными зонами трещин и двумя уступами, перегородившими его поперек. Верховья ледника примыкали к ледоразделу ледникового покрова, за которым начинался пологий склон к Карскому побережью. Пейзаж здесь под стать Антарктиде, в чем мне пришлось убедиться позднее. Метель в этом краю бушует свыше двухсот дней в году, а на побережье все-таки меньше — сто десять...

Особенно доставалось участникам маршрутных работ. Молодые парни (средний возраст новоземельцев эпохи МГТ — двадцать пять лет) трудились не за страх, а за совесть, компенсируя недостаток опыта энтузиазмом. Это была великолепная жизненная школа, и поэтому наши дни на Новой Земле незабываемы... Но впоследствии, чтобы устранить недостатки полевых наблюдений, мне пришлось проводить анализ карт и аэросъемки. Вот тогда и стало ясно, с чего следовало начинать.

Через несколько лет, когда развернула работы Шпицбергенская экспедиция, этот опыт очень пригодился. В экспедиции были уже не новички, была возможность взять реванш у Арктики за свои просчеты в период Международного геофизического года.

Определив еще до выезда на место направление движения влагонесущих воздушных масс, которые питают ледники, мы составили программу будущих исследований. Поэтому можно было работать уже предельно целенаправленно, сосредоточив силы в наиболее интересных пунктах наблюдений. Полевые работы обычно начинались со снегосъемок в конце мая, а то и в начале июня, когда запасы снега наиболее велики. В это время устанавливалась ясная погода, и через два-три дня маршрута у гляциологов так обгорали на солнце лица, что они часто напоминали бифштекс. К концу маршрута на снегу начинали проступать каменная пыль и мелкий щебень, нанесенные зимними ветрами. Лыжи в это время утопали в снежной каше. В памяти осталась Цветовая гамма — красные лыжи в зеленоватом, пропитанном водой снегу... Но вот сошел снежный покров, и гляциологи в тех же рыбацких сапогах-ботфортах, в которых ходили на лыжах, возвращаются в знакомые долины. Как только облака над окрестными вершинами рассеиваются, с буссолью или теодолитом мы уходим из лагеря к ближайшим ледникам наносить на карту концы языков. Часто погода не баловала, приходилось ловить момент. Набив карманы НЗ (сахар и сухари), за день рысцой успевали набегать по тундре, гальке или морене километров двадцать пять, а то и больше. Уже в конце сезона, когда таяние вот-вот сменится снегопадами, мы появлялись в знакомых местах уже на вертолете. Пока машина проносится вдоль долины, лихорадочно наносишь на карту прихотливые очертания границы фирна и льда, кидаясь от одного борта к другому. И вот однажды ночью на базе после бесконечных проверок и сопоставлений вдруг открывается истина... Все становится настолько простым, что в первую минуту просто непонятно: как же об этом не догадывались раньше? «И бухта радости и покоя открывается ему», — описал это состояние великий норвежец Ф. Нансен.

На Шпицбергене мы работали бок о бок с зарубежными коллегами. Среди наших предшественников было немало знаменитостей. Имя шведского исследователя Ханса Альмана для гляциолога весьма авторитетно. Мы опирались на многие разработки этого исследователя, но все-таки однажды не могли не поразиться его предвидению. В конце третьего полевого сезона мы получили картину границ питания ледников острова, необычно сложную, но вполне объяснимую. Оказалось, что Ханс Альман тридцатью годами раньше подошел вплотную к решению этой задачи, но у него просто не хватило технических средств и, возможно, времени для ее завершения.

А вот с другим достойным предшественником, англичанином Дж. У. Тирреллом, у нас противоречия обозначились с самого начала. По его мнению, оледенение Шпицбергена представляло некую головоломку, не связанную ни с климатом, ни с рельефом.

Он никак не мог понять, каким образом в древнем ледниковом покрове протаяла центральная, наиболее высокая часть, то есть область питания? Разгадку этого мы видели в том, что древний покров растаял целиком, затем оледенение возникло заново, преимущественно в периферийных районах острова, где для этого были подходящие условия. Научный поиск со всеми его тревогами и волнениями — тоже наши будни.

Фото. Так выглядит конец одного из наступающих ледников на Шпицбергене. Ледник Мармор, Земля Сэбина

Фото. Разгар лета на земле Hopденшельда в самом сердце Шпицбергена. Гляциологический стационар на ледо-разделе ледников Фритьоф Грёнфьорд. Каркасные палатки, укрытые от свирепой пурги глубоко в снег, постепенно вытаивают

От Шпицбергенской экспедиции осталась память о плодотворной научной работе и трудном успехе. Вспоминаешь заснеженные неровные вершины, поднимающиеся чередой из сурового моря в рытвинах волн под низким северным небом в плотном облачном покрывале. Есть особый смысл в этих гребнях, постепенно проступающих из дымки, гордых пиках, взметнувшихся в высоту прямо из холодного моря, и ледниках, сбегающих к его волнам по тесным долинам. Как забыть те волнующие моменты, когда судно уже подходит к месту нашей высадки! Все еще продумываешь разные варианты до самого последнего момента, тренируя память, стараешься поменьше заглядывать в карту и уже по первым впечатлениям оценить свои предварительные наметки. Если в ходовой рубке открыта дверь, слышно, как плещется вода за бортом. Изредка прокричит чайка, а от снега на берегу мир кажется необычайно чистым и свежим. После плавания в открытом море в глубине фиорда необычайно тихо. Пока шлюпку Цепляют стрелой, хочется помолчать и покурить.

Арктика стала главным событием в моей работе. В Средней Азии мне тоже приходилось бывать в связи со своими научными проблемами, и даже зрительное сопоставление этих областей Позволяло выявить известные особенности полярных ледников, какие-то новые детали. Пожалуй, именно в Средней Азии мне стало понятным основное преимущество Арктики для гляциолога — обилие форм и видов ледников. Но не могла не запомниться особая тишина в горах, сияние снегов на гребнях в высоте.

Ни с чем не спутаешь Путорану — страну столовых гор на северо-западе Среднесибирского нагорья. Совершенно необычное сочетание каменистых пустынь на тысячеметровом плато и озер-фиордов в каменных коридорах узких долин в оправе лиственничного леса, ярко-зеленого летом и золотистого осенью. Здешние ледники чуть больше булавочной головки. Но их особый смысл для гляциолога в том, что они отмечают ту грань, за которой возникает новый природный объект. Такие леднички, кажется, самой природой созданы для лабораторных исследований.

В каждом исследовании есть свои задачи. Иногда, например, необходимо оценить оледенение целиком, чтобы в будущем добыть недостающую информацию. Но вот в Антарктиде при этом нельзя не вспомнить изречения Козьмы Пруткова, что невозможно объять необъятное. Выполнив здесь всю намеченную программу, я все же не получил удовлетворения. Думаю, что условия зимовки на прибрежной антарктической станции не сложнее, чем на Новой Земле.

А вот короткая камчатская весна оказалась для меня чем-то вроде нежданного счастья. Сами пейзажи Камчатки с ее стройными вулканическими конусами в прозрачной синеве, необъятными снегами и какой-то совершенно невероятной жизненной силой весеннего пробуждения не могут не поразить. Ольховник, разрывая ослабевший, протаявший наст, буквально вырывается из-под ног к теплу, к свету. Первые клейкие листочки на березе Эрдмана раскрываются сразу, стоит вокруг дерева образоваться проталине. Камчатка помогла мне как гляциологу лучше уяснить природные условия на Шпицбергене, убедила в правильности ряда важных выводов.

Писать о коллегах по профессии трудно уже потому, что нужно отобрать главное, наиболее характерное в их жизни и работе. Обычно отмечают две типичные черты гляциологов: способность мгновенно собраться в дорогу хоть за тридевять земель и большую общительность. Но это характерно и для других «бродячих» профессий. Главное, гляциологи прежде всего надежны в большом и в малом. Например, на Новой Земле, когда в маршрутах мы жестоко страдали от жажды, возникло правило: уходя из балка, оставлять на столе жидкость — компот, какао или томатный сок. Был случай, когда невыпитый кисель оказался сигналом бедствия. Казалось бы, ничего особенно здесь нет. Но за этим стояло нечто большее — обязательно поступать определенным образом в любой ситуации. Люди на леднике должны быть абсолютно надежны во всем, потому что мелочей здесь не бывает.

Еще одна общая для гляциологов черта — большой кругозор, умение широко смотреть на вещи. Пока доберешься до ледников, приходится пересечь многие районы. Одно это заставляет сравнивать, наблюдать, анализировать. И еще контрасты: от кипящей жизни — в безлюдье, от шума городов — в первозданную тишину. За десяток лет гляциолог побывает на Полярном Урале, на Кавказе, в Средней Азии, а затем в Арктике, а то и в Антарктиде. Везде свои особенности, своя специфика, свои приемы работы.

Ну как забыть тех, с кем вместе спал в палатке или под одной крышей на экспедиционной базе, ждал писем, а случалось, и прикладывался к походной фляжке! Вместе с Евгением Максимовичем Зингером мы были на Новой Земле, Северной Земле, Шпицбергене. Трудно представить, как в нем умещалось столько энергии и жизнелюбия. Эти его качества я оценил уже при первой встрече на Новой Земле, когда он, облачившись в плащ с капюшоном, конопатил стены экспедиционной базы, распевая во все горло куплеты собственного сочинения на местные актуальные темы, в меру с солью... Его достоинства раскрывались полностью в самое трудное для экспедиции время — при развертывании работ. Тут он был не просто хозяином положения, а настоящим тайфуном, способным уничтожить все препятствия на пути вверенной ему экспедиции. А в часы отдыха найти его было чрезвычайно легко, стоило прислушаться, откуда по временам доносятся взрывы дружного хохота.

По заслугам в гляциологии Леонида Сергеевича Троицкого ему вполне можно присвоить титул — Полярноуральский, Шпицбергенский, Новоземельский. Его умению владеть собой в самых критических ситуациях может позавидовать каждый. В долгих тяжелых маршрутах лучшего спутника и желать было нельзя.

Я далек от идеализации своих коллег, я вижу их большое достоинство и в умении подняться над собственными слабостями, когда они служат гляциологии.

Среди гляциологов есть, конечно, и женщины. Они пришли к нам в отдел заниматься обработкой накопленных данных. Справившись с этим, они затем покорили ледники Кавказа, Средней Азии. Юлия Павловна Сахарова имеет уже тридцатилетний стаж работы на ледниках Тянь-Шаня и Кавказа. И никто не удивится, если однажды она появится в Арктике...

Особое отношение у советских гляциологов к Григорию Александровичу Авсюку. Он один из создателей современной гляциологической школы в нашей стране. Какую еще более высокую научную вершину можно покорить? Нельзя не сказать о его организаторской деятельности. Он сам отбирал среди вчерашних студентов кадры для работы по программе Международного геофизического года. И он сделал все, чтобы достоинства каждого проявлялись в наибольшей степени. В этом, по-видимому, и состоит секрет хорошего научного руководства, которое сочеталось в нем с человеческим обаянием, доброжелательностью и требовательностью.

Гляциологию не называют легкой профессией. Порой создаются опасные для жизни ситуации. Когда первым оказываешься в каком-нибудь районе, часто не хватает информации для обеспечения собственной безопасности, и потому допущенные ошибки иногда становятся роковыми. Один из наших товарищей на Новой Земле начал работу, хотя резко упало давление, и замерз на припае, а его напарник поплатился руками. Никто не видел, как погиб Олег Яблонский на Новой Земле. Думаю, роковую роль сыграло желание пойти к жилью напрямик, сократить намеченный маршрут. Мы нашли его тело только через две недели в груде талого снега.

Трудно писать о погибших тому, кто складывал им из камней печальные памятники-гурии. Они ушли, оставив нам незавершенные маршруты и завет: не повторяйте ошибок. Если бы это удалось...

Фото. Пики горных систем возносят свои ледники к самому солнцу (верховья реки Ачиксу в Алайской долине)

Фото. Под хмурым полярным небом сотни айсбергов дремлют в сонном заливе у края одного из бесчисленных ледников, куда направился в обход топкой дельты реки гляциолог (Конгсфьорд, Шпицберген)

Мы работаем в очень неблагоприятных для жизни условиях, более сложных, чем, скажем, у геологов. От альпинистов мы отличаемся в такой же примерно степени, как занятия спортом от работы. Для альпинистов вершина или сложный траверс — конечная цель, для нас — лишь подход, за которым начинается главное — наблюдения, поиск информации. В 1977 году Марк Дюргеров и Петр Лифанов в очень сложной обстановке, выполняя уникальные гляциологические наблюдения, поднялись на пик Коммунизма. Спортивные разряды им с успехом заменил многолетний опыт.

Работа во многом формирует характер человека. Нетрудно представить, какие качества необходимы исследователю, чтобы успешно собирать данные о ледниках, коварство которых — увы! — часто слишком велико. Ледник — объект повышенной опасности, утверждают инструкции и наставления. Что за этим скрывается?

Обычно на новичков наибольшее впечатление производят трещины. У меня леденящее душу чувство возникало не от вида открывающейся бездны, а скорее от полнейшей тишины, в которой эта западня поджидает свою жертву. Конечно, стараешься оставлять зоны трещин в стороне от маршрута, не появляться там в темноте, в состоянии крайней усталости. Но ведь никогда нет гарантии, что у тебя под ногами не окажется замаскированная трещина. Это и держит в состоянии напряжения участников маршрутных операций на ледниках. При большом опыте можно научиться простым глазом распознавать трещины, перекрытые снежными мостами, и все-таки не заметить одну, роковую. В Арктике мне встречались трещины метров до тридцати шириной.

Мой коллега погиб в трещине шириной немногим больше метра. Его тело заклинило на глубине двадцати пяти метров. Неровные бирюзовые стены, блестящие от влаги, ослепительная белизна снежного моста в огромных голубоватых кристаллах снега... Лучше бы мне этого никогда не видеть... И еще чистый звук звонкой капели откуда-то из-под снежного моста. Гляциолог относится к трещинам примерно так же, как моряк к акулам.

Ледник не оставляет в безопасности не только людей, но и постройки. Во время работ по программе Международного геофизического года наш верхний стационар — станцию Ледораздельную непрерывно засыпало снегом. О такой опасности мы догадывались еще до ее постройки (станция находилась выше границы питания ледника), но действительность превзошла все ожидания. Обитатели этой станции были вынуждены вести буквально пещерный образ жизни. Позже аналогичная история повторилась с нашей первой антарктической станцией. В зоне расхода льда совершенно противоположная картина. На одной из станций Новоземельной гляциологической экспедиции через полтора года ледяной пьедестал жилого домика начал вытаивать, домик наклонялся все круче и круче... Видимо, вскоре после нашего отъезда он упал.

Строительство на леднике — дело не простое. В 1911 — 1912 годах были построены три экспедиционные базы на плавучих шельфовых ледниках. Две прослужили до конца исследований, а третьей не повезло... Обломился обрывистый край ледника, куда было выгружено снаряжение и продовольствие немецкой экспедиции Фильхнера. На этом ее деятельность и закончилась...

А вот и другие проделки ледника. Известно, что все зрительные оценки основаны на сопоставлении размеров знакомых человеку предметов: деревьев, машин, зданий — всего того, что обычно на леднике отсутствует. Как-то на Новой Земле вдвоем с Е. М. Зингером мы с изумлением наблюдали за неизвестно откуда появившимся трактором, направлявшимся куда-то в сторону карского берега метрах в двухстах от нас. При ближайшем рассмотрении он оказался всего-навсего... спичечным коробком в пяти метрах от нас. Иллюзия движения возникла из-за поземки. В свое оправдание могу только сказать, что в аналогичных условиях жертвами оптических обманов нередко становились и собаки.

Спустя двенадцать лет после описанного случая я в Антарктиде в качестве штурмана вел санно-тракторный поезд километрах в ста пятидесяти от побережья, то есть далеко от каких бы то ни было береговых ориентиров. Впереди на три тысячи километров расстилалось ровное полотнище ледника. Мело, и приходилось полагаться только на приборы, двигаться вслепую.

Напряженно всматриваюсь в пелену метели: вот-вот должна появиться контрольная веха. Вдруг на какое-то время метель прекратилась, и я увидел поднимающееся покрывало пушистых низких облаков, а за ними горную страну, уходящую к горизонту. Я был настолько потрясен, что не сразу пришел в себя. Пока я решал, сделал ли я крупное географическое открытие или все это мне снится, гусеницы с хрустом обрушились на гребень хребта, оказавшегося обычным застругом за пеленой метели.

Карты ледниковых районов стареют уже через несколько лет после выхода в свет. Например, площадь ледников Новой Земли уменьшилась за двадцать лет на 200 квадратных километров, а Шпицбергена с начала нашего столетия — на пятьсот. Это свойство ледников не раз ставило в тупик даже опытных полярников. Г. Я. Седов в 1913 году нанес на карту залив Иностранцева (Новая Земля) там, где норвежские зверобои лет за сорок до него не видели ничего похожего. В 20-х годах известный советский полярник Р. Л. Самойлович обнаружил на его месте... ледник. Потом край ледника снова отступил, залив оказался на том же месте, но что произойдет в будущем?

Озера и ледники — опасное сочетание, доставляющее немало хлопот. Подпруживая озеро, ледник способствует накоплению разрушительной энергии, которая может вырваться, если плотина сдает. Такие явления довольно заурядны, просто раньше они происходили в безлюдных районах и потому оставались незамеченными. Кто, например, знает о спуске на Новой Земле в 1952 году озера Высокого объемом около 20 миллионов кубометров, что в пять раз превышает размеры селя, обрушившегося на Алма-Ату в 1973 году? Мне довелось наблюдать возникновение аналогичного селя в верховьях долины Ванча на Памире в связи с подвижкой ледника Медвежьего. Этот сель ожидали. Доктор географических наук А. Д. Долгушин определил время начала подвижки ледника за полгода до активизации его языка. В опасный район были направлены отряды гляциологов для получения необходимой информации и своевременного предупреждения местного населения. Помню, как ночью поступило по рации сообщение о начале падения уровня подпруженного озера, а утром бурая масса воды, камней и льда с ревом неслась вниз по долине, уничтожая все на своем пути. Служба предупреждения сработала четко, недаром мы вели наблюдения больше двух месяцев. Обошлось без жертв, а материальные убытки оказались минимальными. Как тут не вспомнить пушкинских строк?! Поэтическая картина чрезвычайно ярка и образна, но в то же время предельно точна даже в деталях:

Оттоль сорвался раз обвал,
И с тяжким грохотом упал,
И всю теснину между скал
Загородил,
И Терека могучий вал
Остановил.

Фото. Так обычно выглядит полярный ледник вблизи — всего один из множества своих собратьев на далеких арктических архипелагах. Внимание — это опасно! (ледник Конгсвеген, Шпицберген)

В своем «Путешествии в Арзрум» Пушкин пишет: «Дорога шла через обвал, обрушившийся в конце июня 1827 года... Огромная глыба, свалясь, засыпала ущелие на целую версту и запрудила Терек...Терек прорылся сквозь обвал не прежде, как через два часа. То-то он был ужасен!»

Как ни странно, катастрофическими подвижками ледников гляциологи стали заниматься совсем недавно, хотя эти явления не раз описывались. Когда хаотическая масса льда с глухим шумом и треском неумолимо ползет вниз по долине, перегородив ее от борта до борта, это зрелище не для слабонервных. В 1963 году мне впервые пришлось иметь дело с подвижкой, но я так и не Увидел ее своими глазами. В тот год Медвежий продвинулся на Два километра, и его конец прочно «оседлали» специалисты многих гляциологических организаций. Гипотез высказывалось немало, но что происходило в области питания, никто не знал.

Тогда опытный гляциолог Александр Борисович Казанский (ныне доктор наук) вышел по леднику Федченко в верховья Медвежьего. Там все было до удивления спокойно. Значит, язык самостоятельно проявил свой характер, что и легло в основу теоретических разработок этого исследователя.

Перечень бед от ледников можно было бы продолжить. Одни лавины чего стоят! На Камчатке это мокрые комковатые потоки, срывающиеся со склонов с характерным нарастающим шипением; на Памире они напоминают прыжки пантеры; где-то в поднебесье зарождается и стремительно приближается гул, и вот долина заполнена от склона до склона. Можно припомнить обвалы концов ледников. В 1965 году у горы Монте-Роза в Швейцарии по этой причине погибло много людей на строительной площадке.

Вернемся в полярные страны — к айсбергам. Как-то на Шпицбергене, уходя от шторма, мы проскочили на шлюпке перед фронтом ледника и укрылись в безопасной лагуне. «Салют» в честь гостей последовал с некоторым запозданием, когда мы уже спали. По заливу, совсем недавно такому мирному, гуляли страшные волны, мутные от поднятого со дна грунта и обломков льда. Среди них неуклюже кувыркался «новорожденный» айсберг. Злоупотреблять гостеприимством этого места мы, разумеется, не стали...

Хотя в последнее время о природе все реже и реже говорят как о противнике, ледник все же часто остается им — молчаливым, коварным и неистощимым на козни. Поэтому гляциолог должен быть предусмотрительным, владеть собой, не поддаваясь слабостям, в первую очередь страху. Нужно твердо верить в свою науку, в ее возможности предвидения. Но добывать крупицы новых знаний не просто. Кто из гляциологов не испытывал смятения, когда мир гипотез вступал в конфликт с миром реальным?! Обычно оставляешь ледник с чувством облегчения, иногда с ощущением опустошающей усталости, порой окрыленный успехом. Но нет только одного — разочарования...

Последний спуск по моренам, вброд через потоки, все дальше и дальше от ледника, чтобы можно было увидеть его весь, целиком. Сбрасываешь рюкзак с потной спины и даешь отдохнуть натруженному телу, прикидывая время, оставшееся до контрольного срока. Еще один ледник в твоей жизни, маленькая разгаданная тайна — и такая большая оставшаяся... Молчаливый или в говоре стремительных потоков, простой или сложный, интересный, чем-то запомнившийся или обычный... Но в любом случае неповторимый ледник. Что-то ты вынес с него — в рюкзаке, в полевом дневнике или в сердце. Может, встретишься с ним снова, а может, и нет... И в надвигающихся синих вечерних сумерках, мысленно оглядев весь маршрут от краевых морен до последних ледопадов где-то у затерявшихся звезд, перед тем как привычным движением закинуть рюкзак за спину, повторяешь заклятие уходящих:

— Я вернусь...