Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В ГОСТЯХ У СЕКЕЛЕТУ

Д
вигаясь вверх по реке, мы переправились через Леконе в месте ее впадения, примерно в 8 милях выше осторова Калаи, и пришли в деревню, расположенную против острова Чунду. Вождь ее, Намбоуэ, - один из матабеле, или зулусов, который должен был бежать к макололо, чтобы спастись от гнева Моселекатсе. Когда мы разговаривали, вышли его шесть красивых жен и сели позади него. У него только двое детей.

У береговых племен беглеца почти всегда продают, но здесь он сохраняет то же положение, которое имел в своем родном племени. Дети пленников пользуются теми же правами, как и дети данного племени. Достопочтенный Т. М. Томас, миссионер, который живет теперь с Моселекатсе, утверждает, что такая же система практикуется и среди зулусов, или матабеле. Он говорит: «Африканский невольник, захваченный племенем при набеге, начинает сразу пользоваться привилегиями сына этого племени; так его и называют. Он относится к своим новым хозяину и хозяйке с уважением, как к родителям. Он не только является почти равным своему хозяину, но может безнаказанно уйти от последнего и итти куда угодно в пределах данного княжества; хотя он крепостной или слуга, его положение, особенно во владениях Моселекатсе, не является рабством в чистом виде, ибо, благодаря старанию и прилежанию, он сам может стать хозяином и даже более богатым и могущественным, чем тот, кто взял его в плен».

Обычай, существующий у этого народа, продавать по возвращении из набега друг другу пленных за зерно или скот может создать представление,что рабство существовало во всей полноте среди коренных африканцев. Однако м - р Томас, наблюдавший, как это часто случалось и нам, эту систему в действии, совершенно правильно замечает: «Африканский хозяин не требует ни точности, ни быстроты, ни напряжения, как это делает европейский. В Европе трудностью является недостаток времени; в Африке - незнание, на что его употребить». Если не принимать во внимание ужасную растрату человеческих жизней, которая имеет место при набегах, рабство среди туземцев не является таким отвратительным, каким оно всегда бывает, если рабовладельцы - европейцы. Может быть, это нехорошо, что путешественник тоскует по родине и его мысли постоянно возвращаются от условий и обстоятельств жизни бедняков на чужбине к положению одиноких на родине, но это неизбежно. Когда видишь, с какой легкостью могут существовать здесь самые низшие классы населения, нельзя не вспомнить с грустью, как трудно живется нашим беднякам, с каким робким усердием ищут они работы и как жестока борьба за существование. И в то же время громадные пространства этой прекрасной земли остаются ненаселенными и не используются для той благодетельной цели, которая была предначертана их создателем.

Мы провели воскресенье 12 - го числа в деревне Молеле, высокого старого батока, гордившегося тем, что он был прежде большим любимцем Себитуане. По пути сюда мы проходили через лес, изобиловавший всякой дичью. Слоновые бивни, поставленные на могилах в виде надгробных памятников, теперь гниют, а черепа, которые батока раньше ставили на шестах для украшения своей деревни, не заменяемые новыми, рассыпаются в пыль. Здесь стал явным голод, о котором мы слышали: люди Молеле, чтобы добыть пищу, выкапывали в болотах корни тцитла и вырезали мягкую сердцевину из пальмовых деревьев.

Из деревни, расположенной на склоне поросшего лесом холма, открывается широкий вид на обширные луга и болото, лежащее на берегу реки. В этих низинах пасутся в безопасности стада буйволов и антилоп; тут же рядом поросшее тростником болото, где они могут найти убежище в случае приближения опасности. Выше изобилуют красивые маленькие тианьяне, или уреби, а стада синих или пестрых гну (Katooblepa gogon) забавляли нас своими фантастическими прыжками. Нам никогда не удавалось подманить их к себе, размахивая красным платком, как это рекомендуется. Возможно, красный цвет приводит их в ярость только в том случае, если они ранены или их преследуют. Стада лече, или лечуэ, оживляют теперь луга; они и их младшие братья, грациозные поку, поменьше и с более округленными формами, несутся наперегонки к травянистым болотам. Мы пробовали назвать поку в честь покойного майора Вардона, благородного африканского путешественника, но вполне подготовлены к тому, что какой - нибудь ищущий славы Нимрод предпочтет, чтобы его собственное имя было увековечено для потомства на спине этого козла.

На полпути между Табачу и великим водопадом реки начинают течь на запад. С другой стороны они текут на восток. Вокруг Каломо поднимаются вверх, подобно башням, большие круглые массы гранита, несколько напоминающие старинные замки. Местность представляет собою высокое плоскогорье; наши люди знали и называли нам различные равнины, по которым мы проходили.

13 - го мы встретили отряд людей Секелету, который сам находился в это время в Шешеке. О нашем приближении было сообщено, и эти люди были посланы, чтобы спросить у доктора, какова должна быть цена лошади. Они должны были заплатить столько, сколько он скажет, и ни копейки больше. Им ответили, что, поскольку они уже дали девять больших клыков за одну лошадь до прихода доктора, гриквы 22 будут, естественно, считать цену установленной. Они замечательно забавно и точно изображали чванливого белого, с которым они вели дела и который, как они поняли, старался иметь равнодушный вид. Они намекали, что если человек поднимает голову и чешет бороду, то это может означать не равнодушие, а наличие насекомых. Хорошо, что мы не всегда понимаем то, что говорится о нас. Эти замечания часто бывают не особенно лестны и очень похожи на то, что некоторые путешественники говорят о чернокожих.

После полудня мы расположились лагерем перед большим островом, который называется Мпарира, против устья Чобе. Здесь было множество куропаток, перепелов и цесарок. Вождь макололо, Мокомпа, принес нам богатый подарок и, как обычно, - здесь это считается вежливым, - выразил сожаление, что у него нет молока, так как его коровы не доятся. Мы достали здесь немного меду не имеющих жала пчел, которых батока называют моанди, а другие - кокоматсане. Мед немного кисловат и очень ароматичен. Этих пчел нетрудно распознать по их привычке жужжать около глаз и щекотать кожу, присасываясь к ней, как это делают обыкновенные мухи. Вход в их ульи представляет собой тонкую трубку из воска; самый улей находится обычно в дупле дерева.

Мокомпа боялся, что племя распадется, и жаловался на положение, в которое они попали из - за проказы Секелету; он не знал, что с ними станется. Мокомпа послал два каноэ, в которых мы должны были подняться до шешеке; на его лучшем каноэ повезли слоновую кость к вождю, чтобы закупить товары У каких - то туземных торговцев из Бенгелы.

Выше водопада гребцы всегда работают стоя. Они гребут Длинными десятифутовыми веслами, причем то с одной стороны, то с другой, не нарушая такта.

17 - го нас встретил Мочокотса, посланец Секелету. Он снова просил доктора взять слоновую кость и купить лошадь. Доктор снова отказался вмешиваться в это дело.

К Секелету не должен был быть допущен никто, кроме доктора.

Все, кто три года назад болел в Тете оспой, обязаны были вернуться к Мошоботуане, который должен был опрыскать их особым лекарством, чтобы прогнать заразу и помешать ей распространиться среди племени. Мы поручили Мочокотса сказать Секелету, что оспа давно известна белым людям и что мы даже знаем средство для ее предупреждения; если бы существовала малейшая опасность, мы сами бы первые его предупредили. Почему сам он не отправился к Мошоботуане, чтобы тот опрыскал его и прогнал его проказу? Мы не боимся ни его болезни, ни лихорадки, от которой погибли учителя и многие макололо в Линьянти.

Поскольку эта попытка подвергнуть нас карантину исходила, вероятно, от туземных врачей, которые хотели поднять таким образом свой престиж, мы добавили, что у нас нет продуктов и мы будем весь следующий и следующий за ним день охотиться, чтобы добыть дичи; если будут продолжать настаивать на нашем очищении их снадобьем, мы вернемся к себе на родину.

Послание было составлено не только под нашу диктовку; наши слова перемежались с возмущенными протестами наших сотоварищей, которые выражались довольно сильно на диалекте Тете по поводу этих «докторских штучек», мешавших им увидеть своего отца. И вдруг, к их удивлению, Мочокотса сказал, что понимает каждое произнесенное ими слово, так как принадлежит к племени базилулу, и предложил им не пытаться обмануть его на любом наречии - от машона на востоке до мамбари на западе. Затем Мочокотса дважды повторил наше послание, чтобы удостовериться, что запомнил его слово в слово, и ушел. Эти посланцы вождей отличаются замечательной памятью; они передают довольно длинные послания на большие расстояния, и притом почти слово в слово. Обычно идут вместе два или три человека. По пути каждый вечер они репетируют, чтобы обеспечить запоминание точных слов. Одно из возражений туземцев против изучения письма то, что эти посланцы передают различные известия на расстояние не хуже, чем это можно сделать письмом; а если ты хочешь сообщить что - то другому лицу в данном селении, - то лучше всего пойти к нему или послать за ним. Что же до переписки с далекими друзьями, то это очень хорошо для белых, но совсем не нужно для черных, так как у них нет друзей, которым они писали бы. Если говорить об умении читать, то они признают только один довод в пользу того, чтобы ему учиться: они согласны, что их долг - узнать откровение «небесного отца», каким оно изложено в писании.

На следующий день наш посланец вернулся со следующим ответом Секелету: «Вы говорите правду, болезнь давно прошла, приходите немедленно и не спите в дороге, так как я очень желаю увидеть Доктора».

Расставшись с Мочокотса, мы встретили несколько человек Мокомпа, которые несли обратно слоновую кость, так как лошади предпочитались товарам западного берега. Они должны были передать Мокомпа некоторые инструкции; поскольку последние являются примером управления государством у народа, который почти ничему не научился у европейцев, мы приводим их здесь, хотя они и не имеют значения в других отношениях. Машотлане обращался с м - ром Болдуином не так вежливо, как приказал Секелету в отношении всех англичан. Он был очень невежлив с людьми, посланными Моселекатсе с письмами от м - ра Моффата, обращался с ними как со шпионами и не хотел принять мешок с почтой, пока они не удалились. Когда мы говорили с ним об этом, он оправдывал свое поведение тем, что его поставили у водопада специально для того, чтобы наблюдать за этими естественными врагами; как же он мог знать, что их послал м - р Моффат? На основании этого наши люди сообщили в столице, что Машотлане проклинал доктора. Секелету посылал Мокомпа следующую инструкцию: «Пойди к Машотлане и скажи ему, что он совершил большой проступок. Он проклял не Монаре (д-р Ливингстон), а Себи - туане, так как Монаре находится теперь здесь и я почитаю его, как отца. Если с м - ра Болдуина был взят какой - нибудь штраф, то его надо немедленно возвратить, так как он - англичанин, а не бур. Секелету очень сердится, и Мокомпа не должен утаивать это послание».

Узнав позднее, что Машотлане вел себя весьма оскорбительно по отношению к батока, Секелету приказал ему прибыть в шешеке, чтобы иметь его на глазах. Однако Машотлане, боясь, что его казнят, прислал вежливый ответ, сообщая, что он болен и не в состоянии путешествовать. Секелету попробовал еще раз удалить Машотлане от водопада, но безуспешно. Теоретически вождь племени является абсолютным и деспотическим монархом; в действительности его власть является ограниченной, и он не может, не прибегая время от времени к смертной казни непокрренных подчиненных ему вождей, заставить их выполнять свою волю.

Путешествие по реке до Шешеке было легким, за исключением небольших порогов у острова Мпарира, недалеко от впадения Чобе. На речных островах пасутся стада, состоящие из Двух - трех пород скота. У батока есть очень красивый мелкий скот, чрезвычайно ручной; эта порода имеется и сейчас в большом количестве. Другая порода крупнее, с висящими рогами, часто расшатанными. Третья порода - еще более крупная, с рогами необыкновенных размеров, которые, видимо, тяготят животное. Эту породу мы встретили в изобилии на озере Нгами.

В полдень мы остановились у одного из загонов Мокомпы и напились освежающего молока. У людей его положения бывает обычно несколько стад, находящихся в разных местах, которые владелец посещает поочередно, а его главная квартира - в его деревне. Эта станция находилась в отсутствие Мокомпы на попечении его десятилетнего сына. Согласно воззрению макололо, такая станция - именно та школа, в которой следует воспитывать сыновей. Здесь они получают наилучшее воспитание - знание пастбищ и умение обращаться со скотом.

Каждый день с полудня до полуночи дуют сильные восточные ветры; так продолжается до тех пор, пока не начнутся октябрьские или ноябрьские дожди. Утром часто случается видеть смерчи, - тогда к небу поднимаются гигантские столбы дыма от горящей травы. Один раз мы чуть не попали в такой смерч. Он пронесся на расстоянии от нас около 20 ярдов, пови - димому, в нем скрестились ветры со всех точек компаса. Крутясь в своем вихревом движении, он поднимал непрерывно в воздух, на высоту нескольких сот футов, темные облака размельченной почвы, перемешанной с сухой травой. Когда мы проходили, стада новой породы антилоп, лечуэ, а также поку, гну и зебр стояли и смотрели на нас. Мираж поднимал их иногда почти под облака, придавая им и пальмам странные, неземные формы.

Обширные и богатые равины на берегах, вдоль которых мы плыли, могли бы прокормить густое население, и их было бы легко орошать водой Замбези. При поливке они давали бы урожаи круглый год и никогда не страдали бы от засухи.

Бегемотов здесь убивают длинными копьями, похожими на пики. Мы видели, как два человека в легком каноэ бесшумно подкрадывались к одному из этих животных, считая его спящим; однако бегемот был настороже, и им пришлось быстро ретироваться. Между Шешеке и водопадом теперь осталось сравнительно немного этих животных, и они стали чрезвычайно осторожными, так как знают, что быть застигнутыми дремлющими днем означает для них верную смерть.

18 - го мы прибыли в Шешеке. Старый город, теперь представляющий собою одни развалины, находится на левом берегу реки. Население построило новый на том же берегу, в полумиле выше, после того как их вождь, Мориантсиане, был казнен за то, что околдовал верховного вождя и наслал на него проказу. Секелету жил на правом берегу, недалеко от нескольких временных хижин. Нас окликнули из резиденции вождя и предложили отдохнуть под старым котла - деревом на площади публичных собраний. Молодой макололо с большими ляжками, которыми отличаются зулусы и большинство представителей

этого племени, отправился к вождю за инструкциями. Секелету ке показывается народу с тех пор, как заболел проказой. Вернувшись, молодой м а кололо побежал за Мокеле, вождем нового города. Последний, повидавшись с Секелету, вернулся к нам и отвел нас в маленькую, но хорошую хижину; позднее он доставил нам жирного быка - подарок вождя. «Сейчас голодное время, - сказал он, - и у нас нет мяса, но мы ожидаем его из долины Баротсе». Когда мы пришли в Шешеке, у нас не было уже никаких продуктов. Лучшего мяса, чем мясо послан ного нам Секелету быка, быть не может; и вообще - насколько лучше всякой дичи говядина! В Африке мы попробовали - мясо всех съедобных животных, кроме крокодила, часто при таких обстоятельствах, когда, казалось бы, прекрасный аппетит мог дать преувеличенное представление о вкусе мяса какой - либо дичи; и все же даже о самом лучшем мы можем сказать только, что оно почти так же хорошо, как говядина. Возможно, сущетвуют какие - то неприрученные еще животные, которые могли бы пастись на землях, покрытых вереском и папоротником, бесполезных для нашего обычного скота. Но, по нашему мнению, «Обществу акклиматизации» следовало бы умножать бычью породу, и это дало бы человечеству больше пользы и лучшие вкусовые ощущения, чем использование какого бы то ни было дикого животного - от слона до крокодила. Приходится, однако, признаться, что с непривычки есть одну говядину, даже превосходную, довольно трудно. Возьмешь кусок в рот, - а руки и глаза инстинктивно ищут чего - нибудь вроде хлеба, картофеля или овощей в качестве приправы; испытываешь неприятное ощущение, что тебе чего - то недостает. Мы боролись с ним

тем, что ели нежирное мясо. Макололо обычно прежде всего с жадностью съедают весь жир, считая, что это самое лучшее, потом едят постное мясо и, наконец, кончают кашей или хлебом, если они у них есть. Люди, которые, подобно им, питаются преимущественно мясом и молоком, легче переносят утомление и лишения, чем питающиеся главным образом зерном и стручковыми овощами. Когда макололо отправляются в набег в места, находящиеся иногда - на расстоянии целого месяца пути, многие из сопровождающих их подвластных племен погибают просто от утомления, между тем как мясоеды просто

издеваются над тем, что можно устать.

На другой день после нашего прибытия от нас не выходили гости. Одни сменяли других. Некоторые, перенесшие какие - нибудь несчастья во время отсутствия доктора, повидимому, были очень рады видеть его снова. Все были в подавленном настроении. Жестокая засуха погубила посевы и выжгла пастбища в Линьянти; население рассеялось по стране в поисках диких плодов и гостеприимства тех, кого не подвели их земляные орехи (Arachis hypogoea).

Болезнь Секелету повлекла за собой ряд бедствий. Считая, что его околдовали, он заподозрил ряд самых своих высокопоставленных сановников и предал некоторых из них, вместе с их семьями, смерти; другие бежали к отдаленным племенам и жили в изгнании. Вождь заперся у себя и не допускал к себе никого, кроме своего дяди Мамире. Понуанэ, который был «его очами и ушами», только что умер; это Секелету считал также подтверждением могущественного волшебства тех, кто ненавидел всех любящих вождя. Страна страдала, и великая держава Себитуане разваливалась на части. Большая группа молодых баротсе взбунтовалась и бежала на север. По дороге они убили одного человека,, чтобы между Масико, вождем, к которому они направлялись, и Секелету была кровь. Батока, подчинявшиеся Синамане и Муемба, были независимы, а Машотлане у водопада вел себя по отношению к Секелету вызывающе. Секелету не продолжал мудрой политики своего отца, который обращался с покоренными племенами так же, как со своими собственными макололо, считая всех детьми одного отца и одинаково способными добиться высочайших почестей. Сын же его брал в жены только женщин макололо и не назначал на должности никого, кроме макололо. Он потерял популярность среди черных племен, которых его отец завоевал копьем, но удерживал на своей стороне главным образом своим мудрым и справедливым правлением.

О невидимом Секелету шли странные слухи. Говорили, что его пальцы стали похожи на когти, а лицо так обезображено, что его невозможно узнать. Некоторые начали намекать, что, возможно, он не является в действительности сыном великого Себитуане, могущественного в боях и мудрого в государственных делах. «При жизни Великого льва (Себитуане), - сказала его единственная сестра, вдова Мориатеиане, которого убил Секелету, - у нас, были вожди, и младшие вожди, и старейшины, которые управляли народом. Великий вождь Себитуане знал их всех и все, что они делали, и вся страна управлялась мудро, Секелету же не знает ничего о том, что делают его подчиненные, они его не любят, и могущество макололо тает».

Туземные врачи признали себя бессильными вылечить Секелету и сказали, что его болезнь неизлечима. Старая знахарка из племени маньети пришла к нему, чтобы посмотреть, не может ли она ему помочь, и на нее он возлагал теперь свои последние надежды. Она не допускала к нему никого, кроме матери и дяди, представив удаление от всякого общества главным условием желанного излечения. Несмотря на это, он послал за доктором; а на другой день нам всем троим было разрешено его увидеть.

Он сидел в крытом фургоне, окруженном плотной тростниковой изгородью. Его лицо было только слегка обезображено утолщениями кожи в местах, затронутых проказой, а единственным своеобразием его рук были необычайно длинные ногти, что, впрочем, вовсе не является чем - либо необыкновенным, так как все макололо - аристократы старательно их отращивают. У него те же спокойные и непритязательные манеры, которыми отличался его отец, Себитуане; он говорит отчетливо, тихим, приятным голосом и производит впечатление умного человека, - если не считать его отношения к своей болезни, так как он убежден, что его околдовали. Когда мы намекнули ему на это, он выразил уверенность, граничащую с навязчивой идеей. «Мориатеиане, муж моей тетки, испробовал сначала свое снадобье на своей жене, и она заболела проказой, как и ее главный слуга. Потом, видя, что это средство действует успешно, он дал мне его в более сильной дозе с мясом вареной козы, и с тех пор я болею. Недавно они убили Понуанэ и, как вы видите, теперь убивают меня». Понуанэ, как мы знали, умер от лихорадки незадолго до этого.

Секелету попросил нас дать ему лекарство и взяться за его лечение, но мы не хотели перебивать пациента у уже приглашенной женщины - врача, считая неправильным проявлять недооценку какого бы то ни было товарища по профессии. Она же, стремясь продолжать свое лечение, заявила: «Я еще не отказалась от его излечения; попробую еще в течение месяца помочь ему; если ничего не выйдет, тогда я передам его белым врачам». Но мы предполагали покинуть эти места до истечения месяца; поэтому Мамире и другие уговорили старую даму прервать на время лечение. Она осталась, как это обусловили врачи, в резиденции вождя и продолжала получать полностью свое жалованье.

Мы откровенно сказали Секелету, что эта болезнь неизвестна у нас на родине, и ее считают чрезвычайно трудно излечимой, что мы не верим, будто его околдовали, и готовы сделать все, чтобы ему помочь. Это был случай филантропии, не сопровождавшейся никакой личной заинтересованностью: не ожидая никакого вознаграждения, мы шли на большой риск; однако мы не могли отказаться от попытки его вылечить, как отказались от торговли лошадьми. Не имея при себе никаких лекарств, применяемых обычно при лечении накожных болезней, мы попробовали наружное применение ляписа и дали внутрь раствор водного углекислого кали. Успех был таков, что Мамире пожелал намазать всего пациента с ног до головы раствором ляписа; он счел его таким же средством, как мазь, которой намазал ему больное колено м - р Освелл. Всемогущество того средства было для него очевидным, и он жаждал попробовать что - либо подобное на Секелету.

Паникум (метельчатое просо) сорго, элевзина
Паникум (метельчатое просо),
сорго, элевзина

Проказа начинается слабым обесцвечением кожи и сначала затрагивает ее верхний слой. Пятна по своему распространению и до некоторой степени с виду похожи на лишаи, вызванные грибком; по краям пятен образуются пузырьки; гной.их превращается в струпья. Затем сама кожа утол щается и образует узелки на лбу, на носу и на ушах; если болезнь запущена, на пальцах ног и рук появляются гнойные трещины, в конце концов пальцы отваливаются; выздоравли вает больной редко. Туземцы считают эту болезнь наследственной и незаразной; однако, когда д-ра Кэрк и Ливингстон занимались лечением своего пациента, у них на руках по явилось нечто похожее на на чало болезни, и от этих явлений удалось избавиться только щедрым применением ляписа. По мере того как кожа вождя становилась тоньше и лицо возвращалось к своему первоначальному состоянию, настроение вождя улучшалось. Старая знахарка, которая, естественно, желала, чтобы улучшение было хоть отчасти отнесено и за счет ее услуг, начала тайком добавлять свои средства, которые состояли в сца - рапывании больной кожи и в натирании ее вяжущей измельченной в порошок корой. Однако она перестала это делать, когда Мамире намекнул, что, возможно, средства белых врачей и черных не могли совмещаться.

Это было время большой нужды и голода, но Секелету был гостеприимен и угощал нас чаем каждый раз, когда мы к нему •приходили. К чаю подавались прекрасное американское печенье и консервированные фрукты, привезенные из самой Бен - гелы. Больше всего нравились Секелету фрукты, законсервированные в собственном соку, сливы, яблоки, груши, земляника и персики. До сих пор мы видели их только у испанцев и португальцев. Это вызвало у нас стремление посеять привезенные нами с собой семена фруктовых деревьев, и все были в восторге, что могут иметь эти самые фрукты у себя.

Мокеле, старшине Шешеке, и Манчуньяне, сестре Себи - туане, было поручено снабжать нас пищей, так как жены Секелету, которые, собственно, должны были этим заниматься, находились в Линьянти. Мы встретили черного купца с Западного берега и несколько купцов гриква с юга. Все они искали слоновую кость. В Шешеке слоновая кость дорога; дешевле всего она в стране батока, от владений Синамане до Кафуэ. Купец из Бенгелы принимал заказы на будущий год, когда он намеревался снова быть в этих местах, и предложил привезти чаю, кофе и сахару по двойным ценам. Поскольку макололо, руководствуясь данным им ранее советом, скупили всю слоновую кость в стране батока за мотыги, бенгельские торговцы находили невыгодным отправляться туда за невольниками. Они уверяли нас, что без слоновой кости работорговля себя не оправдывает. Таким образом и благодаря распоряжениям Секелету был закрыт обширный рынок для торговцев невольниками. Приказы Секелету никогда не нарушались иначе, как тайком. Мы обнаружили только два или три случая их нарушения.

В Шешеке мода так же деспотична, как в Лондоне и Париже. Дамы не желают носить вышедшие из моды бусы, как бы красивы они ни были.

Вождь - большой любитель лошадей и тратит на них много денег. Но ему не везет: почти все его лошади подыхают вскоре после покупки. В прошлом году он послал несколько человек со слоновой костью в Бенгелу, чтобы купить пять лошадей, о которых говорили, что они привезены из Лиссабона; все животные подохли по дороге, и огорченные погонщики их принесли только пять хвостов, которые и разложили перед вождем. «На постоялом дворе в Бихэ их околдовал португалец - местный уроженец, - заявили они, - мы видели, как он смотрел на них и трогал их, и уверены, что он их околдовал, так как они вскоре подохли». Всеобщая вера в колдовство, от которой мы сами только недавно избавились, - серьезная преграда для прогресса цивилизации. Две лошади, которых доктор оставил в 1853 г., были живы, несмотря на тяжелую работу и постоянную охоту; по мнению туземцев, это благодаря тому, что доктор любит макололо. Других же лошадей они покупали у людей, которые ненавидели макололо и потому околдовали их животных.

Однако обращение, которому подвергались бедные животные, так и должно было приводить к роковому исходу. Веселая компания молодежи, телохранителей вождя, устраивала своеобразные конные состязания, которые состояли в следующем: один садился на лошадь без седла, уздечки и удил и, держа руки вытянутыми в стороны, мчался во весь опор. Когда он сваливался, слуги ловили лошадь и уезжали, предоставляя свалившемуся всаднику возвращаться пешком, потирая свои ушибы. Бедную лошадь заставляли работать таким образом до тех пор, пока она совершенно не выбивалась из сил, - каждый телохранитель вождя старался доказать, что он смог удержаться дольше других. Эти скачки в соединении с недостатком зерна и ухода должны были неизбежно губить всех скакунов, каких им удалось бы приобрести. Когда доктор был в Анголе, ему случалось ездить верхом на лошади одного джентльмена из Пунго Андонго; вспомнив об этом, он сказал своим спутникам: «Вот она подошла бы для Секелету». За тысячу миль были посланы люди для ее покупки; но теперь она так изменилась, что ее невозможно было узнать. Во время нашего пребывания у них не было зерна и очень мало оставалось сена.

Здесь, в центре материка, туземцы возделывают мапиру, или мабеле (Holcus sorghum), лобелебеле, или мешуэра (Pennisetum), просо, кукурузу, земляные орехи (Arachis hypo - goea), растущие под землей бобы (Voandzeia), огурцы, дыни, тыквы, мчае, или сладкий тростник (Holcus saccharatum), земляные груши, табак, хлопок и индийскую коноплю, или бэнг (Cannabis sativa); но пшеницы, риса и ямса они никогда не видали. Сахарный тростник, бананы и кассава растут в долине Баротсе. У них нет ни огородных овощей, ни фруктов, встречающихся в приморских районах, как, например, манго и апельсинов, которые были ввезены в Африку с других материков.






 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу