Глава двадцать третья

Отклонение к югу от пути - Особенности жителей - Почти полное отсутствие животных - Леса - Геологическая структура страны - Похороны в Кабанго - Туземные сведения относительно Касаи и Кванго - Водосток Лунды - Как балонда проводят своё время - Неверный проводник - Зима внутри Африки - Весна на Колобенге - Термиты - "Никогда не мог бы желать ничего лучшего" - Свежая трава и животные - Долина Лоембве - Белый человек - Пугало - Пример ссоры - Огромный спрос на миткаль - Нужда в одежде у людей Кававы - Похороны - Неприятное расставание - Кавава пытается помешать нашей переправе через Касаи - Мы перехитрили

Для того чтобы достать себе провизии на более дешёвом рынке, мы несколько отклонились от своего пути на юг. Идя вдоль ручья, называемого Тамба, мы нашли очень застенчивых и тихих людей, которых работорговцы посещали не так часто, как других. Очень приятно было попасть в среду неиспорченных туземцев, во взгляде которых на нас нет выражения надменности и презрения, столь неприятного и столь обычного у туземцев, живущих на проторённой дороге.

У этих людей преобладал тот же оливковый оттенок кожи. Зубы они спиливают до основания, отчего улыбка женщин напоминает оскал пасти крокодила. Внешность жителей этой страны обнаруживает самые разнообразные вкусы. Многие из мужчин являются большими щеголями: плечи у них блестят от масла, капающего с обильно смазанных волос. Эти туземцы вообще любят всячески украшать себя.

Некоторые из жителей целый день бренчат на каком-нибудь инструменте и, даже просыпаясь ночью, принимаются за свою музыку. Многие музыканты слишком бедны для того, чтобы иметь железные клавиши для инструментов; они делают их сами из бамбука. Другие туземцы напускают на себя воинственный вид и никогда не выходят из своих хижин иначе, как только со стрелами и луком или с ружьём, украшенным полоской кожи какого-нибудь убитого ими зверя; третьи носят в руках клетку с канарейкой. Можно иногда видеть, как здешние дамы нежно ухаживают за своими собачками, которых они впоследствии будут есть.

Туземцы строят деревни всегда в лесу. Эти деревни состоят из групп в беспорядке поставленных хижин с посаженными вокруг них бананами, хлопком и табаком. У каждой хижины имеется помост для высушивания корней маниока или для клеток с домашней птицей. На тростниковых крышах хижин лежат круглые корзины. Когда в деревню приходят путники, то в эти корзины кладут домашних птиц, и все туземцы - мужчины, женщины и дети - принимаются зазывать к себе путников и громко торговаться с ними; все их действия сопровождаются добродушными и весёлыми шутками.

Основной фон окружающего нас ландшафта зелёный с желтоватым оттенком. Трава здесь высокая. Тропинки имеют около фута [30 см] в ширину. Когда гари ходьбе по тропинке задеваешь головой или ногами за высокую траву, то вспугиваешь мышей, ящериц, а иногда и змею. Птиц здесь немного. Животных ловят капканами. Капканы расставлены по обе стороны тропинки через каждые 10 - 15 ярдов [9 - 12 м] на целые мили. Если бы время и труд, уходящие на выкапывание кротов и мышей, отдать на возделывание земли, это доставило бы питание для любого количества домашних птиц или свиней; но свиней здесь можно встретить редко.

Мы шли лесом, в котором было чрезвычайно много ползучих растений; многие из них такие крепкие, что впереди нас должен итти человек с топором в руках. Когда эти растения задевают за груз, который несут носильщики, то последние должны перегрызать их своими зубами, потому что руками их не разорвёшь. Тропинки в лесах идут такими зигзагами, что по ним проходишь 30 миль [около 56 км] там, где напрямик не будет и 15 [28 км].

7 мая мы достигли реки Моамбы (9° 38' ю. ш., 20° 13'24" в. д.), представляющей собой поток в 30 ярдов [27 м] шириной. В нём, как в Квило, Лоандже, Чикапе и Лоаджиме, водятся крокодилы и гиппопотамы. Мы переехали через него на челноках. Здесь, как и на склонах, спускающихся к рекам Квило и Чикапе, мы имели удобный случай видеть геологическую структуру страны. Вверху находится покров из железистого конгломерата, который в некоторых местах выглядит так, как будто он расплавлен, потому что круглые конкреции похожи на массы шлака и на их поверхности имеется корка; по всей вероятности, это водные отложения, потому что конгломерат содержит обработанную водой гальку всех сортов и главным образом мелкую. Под массами конгломерата лежит твёрдый бледнокрасный песчаник, а под ним - базальтовые породы. В самом низу лежит крупнозернистый песчаник, содержащий много гальки; иногда попадается связанная с ним белая известковая порода, а также отложения круглой кварцевой гальки.

Везде на склонах потоков мы находим такие же болота, какие описывались нами раньше, окружённые группами высоких, прямых, вечнозелёных деревьев, которые выглядят очень красиво на фоне желтоватой травы. В некоторых из болот вода, просачивающаяся из почвы, содержит раствор окиси железа, потому что поверхность воды отливает всеми цветами радуги. Ровные плато, находящиеся между реками как на восток, так и на запад от Моамбы, были менее лесистыми, чем узкие речные долины. Деревья на них чахлые и отстоят далеко друг от друга. На плато есть также обширные пространства, заросшие травой и кое-где кустарниками. На этих однообразных, нагоняющих тоску пространствах между реками совсем не было животных, не видно было и никаких птиц, кроме появляющихся время от времени синиц из вида Sylviadae и Drymoica, а также чёрной птицы [Dicrurus ludwigii Смита], обитающей в этой стране повсюду. Певчие птицы услаждали наш слух пеньем только по берегам рек, но и там их тоже немного. На своём пути мы видели попавшего в ловушку сорокопута. Здесь не много даже мелких животных, потому что на них ведётся усиленная охота. Мало также насекомых, за исключением муравьев. Мух почти не видно, а комары здесь нас никогда не беспокоили.

В воздухе тихо, жарко и душно; вечнозелёные кроны лесных деревьев залиты необычайно ярким солнечным светом. Когда тропинка входит в тень, то все испытывают чувство радостного облегчения. Отсутствие здесь животных вызвало у меня сильное желание снова попасть на берега Замбези и увидеть грациозных обыкновенных антилоп, пасущихся рядом с мрачными буйволами и южноафриканскими антилопами, на которых лоснится шерсть. О присутствии здесь гиппопотамов узнаёшь только по их следам на берегах. Никогда не увидишь, чтобы они пускали вверх струю воды или высовывали из воды голову. Они научились дышать бесшумно и скрываться от взоров. Мы никогда не слышали здесь их хрюканья.

Прежде чем достигнуть д. Кабанго, расположенной на берегу р. Чигомбе, мы переправились через два небольших потока, Канеси и Фомбеджи. По мере нашего продвижения вперёд страна становилась более населённой, но по сравнению с тем, сколько населения она могла бы поддерживать, можно сказать, что его здесь почти нет. Главной растительной пищей населения является маниок и мука из лоцы. В этих растениях очень много крахмала, и когда долго питаются только ими, то появляется невыносимая изжога.

На пути к д. Кабанго мы увидели первый раз в этой стране свежие следы южноафриканской антилопы. В Кабанго (9° 31' ю. ш. и 32° в. д.) живёт Муанзаиза, один из вождей, подчинённых Матиамво. Его деревня состоит приблизительно из двухсот хижин и десяти или двенадцати четырёхугольных домов, построенных из плетня. Холод по утрам в данное время был очень чувствителен, термометр показывал от 58 до 60° [от 23°, 6 до 24° С], хотя в помещении в то же самое время температура была 64° [25°, 4 С]. Когда солнце поднималось высоко, то температура поднималась до 80° [30°, 2 С], а вечером снижалась до 78° [29°,5 С].

В этой деревне кто-то умер, и поэтому мы не могли быть приняты её вождём до окончания погребальных церемоний. Церемонии эти продолжаются около четырёх часов и состоят из плясок, сменяющихся причитаниями, а затем пиршеством. Днём туземцы стреляют из ружей, а ночью бьют в барабаны, и все родственники умершего в фантастических головных уборах совершают всевозможные обряды с воодушевлением, соответствующим количеству выпитого ими пива.

В деревне в это время находилось несколько туземных торговцев, которые совершили путешествие в страну Лубу, находящуюся далеко к северу отсюда; было здесь также несколько путников, которые побывали в г. Май, расположенном на нижнем течении р. Касаи. Я собрал у них сведения об этих отдалённых местах.

По дороге к г. Май путешественники переезжали только через две большие реки, Лоаджиму и Чигомбо. Касаи протекает несколько к востоку от этого города; поблизости от него есть большой водопад. Эти путники рассказывали, что р. Касаи там очень широка и изгибается кругом на запад. Я попросил старого человека, который собирался возвращаться к своему вождю в Май, вообразить, что он стоит дома, и указать место слияния Кванго и Касаи. Он сейчас же повернулся и, указывая на запад, сказал: "Когда мы идём пять дней (35 или 40 миль) в этом направлении, то мы приходим к месту слияния". Он заявил также, что у Касаи есть ещё приток, Лубилам. У балонда относительно Кванго и Касаи существует только одно мнение. Они неизменно говорят, что Кванго впадает в Касаи и что далее места слияния Касаи принимает название Заире, или Зерезере. До места слияния Касаи гораздо шире, чем Кванго, благодаря своим многочисленным притокам.

Кроме тех рек, которые мы уже пересекли, около д. Кабанго была ещё р. Чигомбо, а в 42 милях [79 км] за ней на востоке протекает сама Касаи; в 14 милях [26 км] за Касаи - Каунгвоси, а затем в 42 милях [79 км], ещё восточнее протекает р. Лолуа. Кроме всех этих рек, ещё есть множество мелких притоков, которые приносят свою дань в полноводную Касаи.

Приблизительно в 34 милях [63 км] к востоку от р. Лолуга, или в 132 милях [244 км] на восток-северо-восток от Кабанго, стоит г. Матиамво, столица всех балонда. Город Май указывают на северо-северо-запад от Кабанго в тридцати двух днях пути, или в 224 милях [315 км] расстояния, т. е. около 5° 45' ю. ш. В том же направлении в восьми днях пути дальше, т. е. на 4° 50' ю. ш., находится город другого независимого вождя, называемый Лубо. Судя по наружности людей, которые пришли из г. Май, их племя на севере находится в таком же нецивилизованном состоянии, как балонда. Они прикрыты своеобразной материей, сделанной из мочала.

Из этих и из других сведений, которые я мог собрать, для меня стало очевидным, что водосток Лунды понижается сначала к северу, а затем идёт на запад. Местности, где находятся Луба и Май, очевидно, ниже этой, и высота этой страны всё-таки не так велика - вероятно, не более 3500 футов [1350 м] над уровнем моря. Я получил здесь довольно достоверную информацию по вопросу, которым я сильно интересовался, именно, что по р. Касаи благодаря большому водопаду около г. Май суда от морского побережья ходить не могут и что в области, находящейся за этой рекой между ней и экватором, нет никакого крупного государства; теперь я очень хотел бы посетить Матиамво.

Как балонда, так и туземные торговцы утверждали, что одна из значительных ветвей Замбези берёт начало в стране, лежащей на восток от г. Матиамво, и течёт на юг. Все эти сведения заимствованы мной из показаний туземцев и предлагаются читателям с чувством неуверенности, так как нуждаются в проверке.

Люди племён каника, или каньека, живущие по берегам этой реки, многочисленны и приветливы, но Матиамво ни за что не позволит ни одному белому человеку притти к ним, потому что он получает от них почти всю слоновую кость.

Полагая, что по этой ветви Замбези мы могли бы спуститься к Масико, а оттуда к бароце, я чувствовал сильную склонность сделать такую попытку. Но выводы из всего, что я слышал о Матиамво, были неутешительными: не могло быть ни одного шанса за то, что я получу от него разрешение на проезд через его страну.

Я счёл самым лучшим отправиться на юго-восток от Кабанго к нашему старому другу Катеме; я попросил у Муанзанзы дать нам проводника; он согласился выделить мне для этой цели одного из своих людей.

Балонда, живущие в этой части страны, очень мне понравились. Они имеют более приятный вид, чем обитатели побережья. Женщины их предоставляют своим зубам оставаться ослепительно белыми; они были бы миловидными, если бы не их обычай вставлять в носовую перегородку кусочки тростника.

Настроение у этих женщин, повидимому, всегда приподнятое; они проводят время в непрестанных разговорах, погребальных и свадебных церемониях.

Мы были вынуждены заплатить нашему проводнику вперёд, и хотя он обещал нас проводить до вождя Катемы, но прошёл с нами только один день. Он нисколько не стыдился того, что нарушил договор. Если бы такой поступок был совершён среди баквейнов, то человек, совершивший его, был бы наказан.

Причина, по которой нам обязательно нужен был проводник, заключалась в необходимости итти по удобной тропе. Тропы здесь очень узкие, но итти по ним удобнее, чем пробираться в прямом направлении через густой лес с его спутанной тропической растительностью. Даже в случае необходимости отклониться от своего пути, мы знали общее направление, которого нам нужно было держаться, но для того, чтобы избежать непроходимых лесов и болот и знать, где переправляться через реки, мы всегда старались достать проводника.

Оставив Кабанго 21-го числа, мы переправились через несколько небольших потоков, впадающих в Чигомбо слева от нас, и в одном из них, - первый раз в Африке, - я увидел древовидные папоротники (Cyathea dregei). Ствол у них был около 4 футов [1,2 м] высотой и 10 дюймов [25 см] толщиной. Мы видели также две разновидности травяных деревьев, которые во влажных местах достигали 40 футов [12 м] высоты. При переправе через Чигомбо в 12 милях [22 км] за Кабанго мы обнаружили, что она была всего по грудь глубиной, но течение её было очень быстрое. Мы с удовольствием увидели на берегу, доказательства присутствия буйволов и гиппопотамов. Здесь мы нашли себе другого проводника, более пожилого человека из племени балонда.

Небольшие потоки в этой части страны не слишком глубоки, и гигантские травы, которые нам надоели, пока мы шли до д. Кабанго, не причиняли нам неприятностей по склонам потока. Страна здесь абсолютно ровная; люди в ней занимаются возделыванием маниока. Здесь не увидишь больших населённых пунктов, потому что туземцы предпочитают жить в небольших деревнях. Теперь мы снова пришли в местность, где водятся крупные животные, но они настолько робки, что нам не пришлось ещё увидеть ни одного из них.

В данное время страна покрыта желтоватой, совершенно засохшей травой. Некоторые из деревьев и кустарников ещё зелёные, а другие совсем утратили листву, потому что пробивающиеся молодые почки сбросили вниз старые листья. Деревья, которые на юге в течение зимних месяцев стоят оголёнными, очень недолго остаются здесь без листвы. Однако иногда холодный северный ветер доходит даже до Кабанго, и тогда, подвергаясь действию холода, растительность принимает вид, свойственный ей во время зимы. Нежные ростки вечнозелёных деревьев на южной стороне выглядят, как обожжённые; листья маниока, тыквы и других южных растений гибнут, в то время как те же самые растения, защищенные от ветра лесом, продолжают зеленеть круглый год.

Во внутренней части Южной Африки зима имеет различные степени холода, сообразно широте. В центральной части колонии Кэпа земля покрывается снегом, и зима бывает часто очень суровой. В Курумане снег выпадает не часто, но мороз бывает сильным. Даже на р. Чобе иногда случается мороз. Частично зима наблюдается даже в долине племени бароце. Но за р. Оранжевой холод и сырость никогда не бывают одновременно. Дождь там редко выпадает во время зимы или не выпадает совсем; отсюда - благотворное действие климата страны, бечуанов на здоровье. Сомнительно, чтобы севернее долины бароце были когда-нибудь морозы, но в период преобладания южных ветров термометр падает там до 42° [15°,8С], что и производит впечатление сильного холода.

Нет ничего красивее того вида, который принимает местность около Колобенга при наступлении весны. Перед началом дождей днём дует всегда сильный восточный ветер, стихая к ночи. На небе скопляются нарастающие массы облаков, смягчая нестерпимо яркий свет южного солнца. Ветер высушивает всё, а когда он усиливается, то становится горячим и поднимает облака пыли. Днём температура поднимается выше 96° [36°,2 С]. После этого наступают ливни, и когда почва хорошо пропитается влагой, то вызванная этим перемена бывает поистине чудесной. За один или два дня весь ландшафт принимает заметный лёгкий зеленоватый оттенок; распустившиеся в пять-шесть дней свежие листья и вырастающая молодая трава создают весенний вид. Птицы, которые в продолжение знойного ветреного периода молчали, теперь принимаются весело щебетать, петь и деятельно занимаются устройством гнёзд.

Некоторые из них выводят птенцов несколько раз в год. Земля кишит мириадами быстро появляющихся насекомых.

В разных местах страны выходят из укрытий сотни многоножек и жуков, а вечером земля кишит тысячами термитов. Потоками выбегают они из своих жилищ и, слетав на одну или две сотни ярдов [90 - 180 м], опускаются обратно под землю. Ничто не может сравниться с той энергией, с какой термиты в надлежащее время выходят на свет. Иногда это бывает в доме, и тогда, чтобы они не заполнили все углы дома, над отверстием раскладывают огонь, но они без колебаний проходят даже через него. Когда вечером они роем высыпают из-под земли, то кажется, будто крупные комья снега плавают в воздухе, и тогда собаки, кошки, ястребы и почти все птицы спешат уничтожать их. Туземцы тоже пользуются случаем и торопливо собирают их для употребления в пищу. Термиты имеют около полудюйма [1,25 см] в длину; толщиной они - с воронье перо. Они бывают очень жирные. Говорят, что жареные термиты очень вкусны. Их вкус несколько напоминает варёный рис. Нас однажды посетил на берегу Зоуги вождь племени байёйе Палаки, мы в это время ели, и я дал ему кусок хлеба и консервированных абрикосов. Ему, повидимому, необыкновенно понравились абрикосы, и я спросил его, ел ли он в своей стране что-нибудь подобное. Он сказал: "А пробовал ли ты когда-нибудь термитов?" И так как я никогда их не ел, то он прибавил: "Если бы ты отведал их, ты никогда не захотел бы ничего лучшего". Термитов ловят, раскапывая термитник и ожидая выхода его "населения" для починки причинённого повреждения; тогда их быстро заметают в какую-нибудь посуду.

Благодаря выпавшему дождю скот выглядит здесь бодрым и чистым. Мужчины и женщины весело идут на свои уже разрыхлённые поля и сеют семена. Крупные животные покидают места, на которых они были вынуждены собираться из-за воды, и становятся более дикими. Стада буйволов или антилоп узнают иногда чутьём издали, где выпал дождь, и уходят, направляясь к тому месту по прямой линии, но иногда они ошибаются и вынуждены возвращаться к воде, которую оставили.

30 мая. Мы оставили Банго и продолжали путь к р. Лоембве, которая идёт в северо-северо-восточном направлении. В ней много гиппопотамов. Ширина её равна приблизительно 60 ярдам [около 55 м], а глубина - 4 футам [1,2 м], так как теперь на ней устроены рыбачьи запруды, но обычно воды в ней бывает ещё меньше. Как у всех африканских рек в этой части страны, у неё болотистые берега. Если смотреть с плато на долину, по которой вьётся река, то последняя имеет чрезвычайно красивый вид. Ширина долины около 1\4 мили [около 0,5 км].

Можно легко представить себе, какими прекрасными сельскохозяйственными участками могли бы быть некоторые места в ней и сколько населения могло бы жить здесь.

Деревни здесь отстоят очень далеко друг от друга, и доступ к ним затруднителен, потому что все тропинки, ведущие к ним, заросли очень высокой травой; даже бык с трудом пробирается по ним. Трава режет людям ноги, и всё же нам встретились среди травы женщина с маленьким ребёнком и девочка, несущие маниок.

Вид белого человека всегда вызывал трепет в их груди. В таких случаях они испытывали, повидимому, большое облегчение, когда я не останавливался и спокойно проезжал мимо. В деревнях при моём появлении убегали даже собаки, поджав хвост, как будто завидев льва. Когда белый человек проезжает мимо хижин, то женщины подглядывают в щели изгороди и быстро убегают. Находясь среди бечуанов, я был вынужден останавливать женщин, которые пугали детей, угрожая послать за белым человеком, чтобы он покусал их.

Миновав Лоембве, мы вступили в открытую местность, в которой часто встречались небольшие долины с ручейками, протекающими в середине болота. Через ручей всегда было трудно переходить, а так как их было много, то ноги у меня были всё время мокрые. На пути нам часто попадались жертвы, приносимые туземцами по обету баримо (духам). В каждой заброшенной деревне обязательно стоял идол и небольшие навесы с волшебными снадобьями под ними. Однажды мы проезжали мимо одного полуразвалившегося дома, в котором находилась голова быка, служившая предметом поклонения. Однобразие мрачного леса и открытых равнин должно было производить гнетущее действие на душу народа.

За всё время нашего пути мы только один раз были свидетелями крупной ссоры. Около нашего лагеря одна старая женщина целыми часами непрерывно молотила своим языком, обрушившись за что-то на молодого человека приятной наружности., Выведенный в конце концов из себя, молодой человек высказал овладевшее им нетерпение, и тут на него с криком наскочил другой человек: "Как ты смеешь проклинать мою маму?" Они схватились и начали толкать и волочить друг друга. Возникла борьба. Старая женщина, которая явилась причиной драки, просила нас, чтобы мы вмешались, и сами дерущиеся надеялись на это, но мы предпочитали оставаться нейтральными и предоставили им самим довести борьбу до конца. Она кончилась тем, что один из них повалил другого на землю. В результате борьбы оба были совершенно нагими. Подобрав одежду, они разбежались в разные стороны, угрожая друг другу явиться с ружьём и покончить свою размолвку битвой не на жизнь, а на смерть. Но вернулся только один из них, а старая женщина продолжала браниться до тех пор, пока мои люди, которым она порядочно надоела, не прогнали её. Этот ничтожный инцидент был для меня интересным потому, что за всё время моего пребывания в стране бечуанов я никогда не видел, чтобы люди вступали в рукопашную. Их споры между собой сопровождались всегда бесконечными словопрениями и клятвами, но всегда оканчивались тем, что обе стороны разражались смехом.

В каждой деревне делались попытки оставить нас на ночлег. Иногда нас пытались склонить к этому, принося нам в виде угощения большие горшки с пивом. Часто старшина деревни просто приказывал нам остановиться под деревом, которое он указывал. Иногда, надеясь заставить нас вернуться в деревню и остановиться в ней, молодые люди вызывались проводить нас и намеренно заводили к непроходимому болоту. Всё это вызывалось сильным желанием продать нам или купить у нас что-нибудь. За один заряд пороха можно было купить у них хорошую птицу. Каждый туземец, у которого есть ружьё, носит с собой мерку, вмещающую заряд пороху.

Женщины в этой стране ходят почти обнажёнными. Их одеждой является лишь необычайно узкий лоскут ткани без всяких оборок; они осаждали нас просьбами продать им куски миткаля. Самые большие куски миткаля, которыми мы располагали, по 2 фута [60 см] длиной приводили их в восторг, но запас материи подходил у нас уже к концу, и нам пришлось отказывать им. Тогда многие женщины с истинно материнским чувством поднимали своих маленьких голых детей, умоляя продать маленький лоскуток для малюток. Они говорили нам, что огонь является ночью единственной одеждой их детей, и малыши согреваются, только тесно прижавшись к родителям. Женщины сплетают из мочала пояс шириной в 4 дюйма [10 см], и этот пояс, перекинутый через плечо, позволяет им носить ребёнка в сидячем положении то на одном, то на другом боку.

Страна их чрезвычайно плодородна. Они собирают большие урожаи земляных орехов и маниока. Я не видел здесь хлопка и никаких домашних животных, кроме птиц и маленьких собак. У вождя было несколько коз, и я никогда не мог найти достаточной причины, почему люди не занимаются здесь разведением скота.

Вечером 2 июня мы подошли к деревне одного очень важного в этих местах человека по имени Кавава. Его деревня стоит среди леса, в ней сорок или пятьдесят хижин. Накануне здесь умер человек, и над его телом били в барабан, а у двери его хижины жалобно причитали женщины, обращаясь к умершему, как к живому. Всю ночь бил барабан. Утром мы видели, как один человек, украшенный множеством перьев, среди плясок и причитаний отделился от всех и ушёл в лес; он вернулся только вечером к самому погребению: он представлял одного из баримо (духов).

Утром следующего дня у нас была приятная беседа с Кава-вой; он пришёл к нам, и мы почти весь день говорили с ним и с его людьми. После этого мы пришли к нему. Его дом, имеющий форму улья, был очень хорошо построен.

Здесь мы имели случай слушать судебное дело. Один бедный туземец вместе с женой обвинялись в том, что они околдовали умершего человека, по которому в деревне теперь справлялись поминки. Кавава, даже не выслушав ещё защиты, заявил обвиняемым: "Вы убили одного из моих детей. Приведите ко мне всех своих детей, чтобы я мог выбрать вместо него одного из ваших". Жена красноречиво защищала себя, но это было бесполезно, потому что вожди прибегают к такого рода обвинениям для того, чтобы было кого продавать в рабство. Он, вероятно, думал, что я пришёл с целью покупки рабов, хотя я уже достаточно ясно объяснил свои цели как ему, так и его народу.

Вечером мы показывали картины волшебного фонаря, и все, кроме Кававы, с удовольствием смотрели их. Он обнаруживал признаки страха и несколько раз вскакивал, собираясь убежать, но ему мешала толпа, находившаяся позади него. Некоторые из более смышлёных туземцев хорошо поняли все мои объяснения и красноречиво распространялись потом о них менее понятливым людям.

Весь этот день между нами царила атмосфера взаимной сердечности, но Кавава, который слышал, что чибокве заставили нас отдать им быка, задумал сделать то же самое. Поэтому, когда на следующее утро я поставил его в известность о том, что мы готовимся в путь, он ответил мне очень выразительно: "Если какой-нибудь бык забрёл к человеку, не вправе ли этот человек съесть быка? Ты дал быка чибокве и должен дать его и мне вместе с ружьём, порохом и чёрной одеждой; если ты откажешься дать быка, то должен дать мне одного из твоих людей и книгу, по которой я могу видеть состояние сердца Матиамво и его отношение ко мне и которая предупредит меня, если Матиамво когда-нибудь захочет отрубить мне голову". После того как Кавава прислал передать мне это, он с деланно спокойным видом пришёл сам в наш лагерь и сказал мне, что он должен получить всё требуемое им, потому что р. Касаи находится в его распоряжении и она преградит нам путь, если мы не заплатим ему дани. Я ответил, что имущество принадлежит мне, а не ему, что я никогда не признавал, будто белый человек должен платить дань чёрным, и что я переправлюсь через Касаи вопреки его желанию. Он приказал своим людям взяться за оружие, и когда некоторые из моих людей увидели, что жители деревни побежали за стрелами и копьями, то ими овладело паническое чувство. Я приказал им двинуться в путь и не стрелять, если только люди Кававы не нападут на них. Встав во главе, я ожидал, что они последуют за мной, как они делали всегда, но многие из них остались позади. Когда я узнал об этом, я соскочил на землю и бросился к ним с револьвером в руке. Кавава тотчас же убежал вместе со своими людьми, а мои люди погнались за ним. Я крикнул своим, чтобы они взяли клажу и шли за мной; все они проворно бросились исполнять моё распоряжение, но один из них отказался и приготовился стрелять в Кававу; тогда я ударил его по голове пистолетом и заставил тоже итти. Я чувствовал, что в такие моменты нужно всеми средствами держать людей в подчинении.

Мы двинулись в лес, а люди Кававы стояли в 100 ярдах [91 м] от нас, тараща глаза, но не делая выстрела ни из ружья, ни из лука.

Чрезвычайно неприятно расставаться с правителями таким образом, проведя день или два в самой дружеской беседе с ними, и в такой стране, где народ вообще очень мирный. Этот Кавава не является, однако, типичным образцом вождей балонда и известен соседям своей глупостью. Он, по слухам, имел основание думать, что Матиамво когда-нибудь отрубит ему голову.

Кавава был не из тех, от кого легко можно было отделаться; когда мы через десять миль подошли к переправе через Касаи, то узнали, что он послал к лодочникам четырёх человек с приказом отказать нам в переправе. Нас здесь уведомили в надлежащей форме, что мы должны исполнить предъявленные нам раньше требования и дать, кроме того, одного человека. Требование выдачи одного из нашей партии всегда вызывало волнение у каждого из моих людей. Челноки были убраны с наших глаз, и люди Кававы думали, что без челноков мы беспомощны. Река, имеющая в ширину 100 ярдов [91 м], была очень глубокой. Стоя на берегу, Пицане с деланным равнодушием смотрел на воду, думая о том, в каком месте камышей могут быть спрятаны челноки. Перевозчики пренебрежительно спросили одного из моих батока, есть ли в их стране реки, и он правдиво ответил им: "У нас нет ни одной реки". Тогда люди Кававы решили, что мы не можем переправиться через Касаи. Когда они ушли, я подумал о переправе вплавь, но после наступления темноты мы, не спросив разрешения, взяли у них взаймы один из спрятанных челноков и очень скоро уютно расположились бивуаком на южном берегу Касаи. Я оставил перевозчикам несколько ниток бус в челноке, который был отправлен обратно на их берег.

Когда мы приготовились утром отправляться в путь, то на противоположном высоком берегу появились люди Кававы. Увидев, что мы готовимся уходить, они едва могли поверить собственным глазам. Наконец, один из них закричал: "Ах вы злодеи!" На что Пицане с товарищами отвечали: "А! А вы очень "добрые"?! Мы благодарны вам за взятый у вас напрокат чёлн!" Мы потом обстоятельно объяснили всё вождю Катеме и другим вождям, и все они были согласны в том, что в данном случае мы были совершенно правы и что Матиамво не одобрит действий Кававы. Когда между ними происходят какие-нибудь неприятности, которые могут иметь неблагоприятные последствия, то они всегда посылают друг другу объяснения. Это препятствует проявлениям самодурства, потому что даже и у них существует общественное мнение.