Глава четырнадцатая.
Страна становится ещё красивее - Как мы проводили свой день - Люди и водопад Гонье - Учтивость и щедрость населения - Дожди - Пчелоеды и другие птицы - Пресноводные губки - Течение - Смерть от укуса льва в Либонте - Устройство ночлега во время путешествия - Приготовление пищи - Обилие мяса - Различные виды птиц - Водяные птицы - Египетские гуси - Крокодилы - Один из моих людей едва избежал гибели - Суеверное чувство в отношении крокодила - Крупные дикие животные - Лекарство, гарантирующее меткую стрельбу из ружья - Воскресенье - Певчие птицы - Дикие плоды - Зелёные голуби - Мелководная рыба - Гиппопотамы
У водопада Гонье. 30 ноября 1853 г. Здесь очень жарко, потому что не было дождя. Деревья одеты в самую яркую зелень, множество цветов украшает ландшафт, но жара так велика, что от недостатка влаги все листья в полдень поникают и кажутся увядшими. Если впереди природа будет такой же красивой, какой она была за последние четыре градуса широты, то это будет действительно прелестная местность.
Все мы были сильно утомлены путешествием. Как пасмурная, так и солнечная погода действовали на нас одинаково угнетающе. Испарение от реки было, наверное, очень сильным; у меня было такое чувство, как будто все соки организма тоже захвачены общим током устремившегося вверх испарения; для возмещения их потери нужно пить неимоверное количество воды.
Обычный наш день имеет такой распорядок: мы встаём ещё до пяти часов, когда только начинает светать. Пока я одеваюсь, кофе бывает готово. Наполнив им свою жестяную кружку, отдаю остальное своим спутникам, которые с большим удовольствием пьют со мной этот укрепляющий напиток. Пока начальники отряда распивают кофе, слуги грузят поклажу в челноки, и, наскоро покончив с завтраком, мы все садимся в них. Следующие два часа являются самыми приятными часами за весь день плавания по реке.
Люди гребут очень энергично. У бароце, привычных гребцов, широкая, хорошо сложенная грудная клетка и могучие плечи, но нижние конечности - посредственные. Чтобы облегчить себе скучную, однообразную работу, гребцы часто принимаются громко перебраниваться друг с другом. Около одиннадцати часов мы выходим на берег и едим мясо, которое остаётся иногда от предшествующего ужина, или бисквиты с мёдом, запивая их водой.
Отдохнув с часок, мы снова садимся в лодки, сгибаясь под зонтом. Жара действует угнетающе. Ничем не защищенные от солнца люди обливаются потом и во второй половине дня начинают по временам останавливаться, как будто поджидая челноки, которые остались позади. До места ночлега мы доезжаем часа за два до захода солнца и, совершенно обессиленные, с радостью выходим на берег. Вечернее наше меню снова составляет кофе с бисквитами или кусок чёрствого хлеба из кукурузной муки, если на наше счастье нам не удаётся что-нибудь убить; в последнем случае мы варим себе полный котёл мяса. Мясо разрезается на длинные полосы и заливается водой. Когда вода в котле выкипит, оно считается готовым.
В Гонье, чтобы обойти водопад, люди переносят челноки на руках по суше, подвешивая их к шестам, сложенным в форме косого креста. Они кладут шесты на плечи и, двигаясь бодрым шагом, быстро выполняют свою задачу. Самая ничтожная шутка вызывает у этой компании неудержимый хохот.
Водопад в Гонье создаётся накоплением воды позади него, как в Ниагарском; он имеет форму расселины. Ниже водопада река на много миль заключена в узкое пространство шириной не более сотни ярдов [90 м]. По нему с шумом бежит вода, создавая представление об огромных, вновь и вновь набегающих массах её; и самый опытный пловец нашёл бы трудной задачей держаться на поверхности бурного течения этой реки. Во время разлива река поднимается в этом месте по отвесной линии на 50 или 60 футов [15 - 18 м]. Острова, расположенные выше водопада, покрыты необычайно красивой зеленью. Это зрелище было самым красивым из всего, что я видел прежде.
В каждой деревне нас очень щедро снабжали продуктами, поставляя нам, кроме быков, так много масла и молока, что мы были не в состоянии погрузить всё это в свои челноки. Коровы в этой долине дают гораздо больше молока, чем его может потреблять население, и все они, и мужчины и женщины, поставляют нам масло в таком количестве, что, когда мы поедем дальше, я буду в состоянии поддерживать силы всех моих людей. Смазывание кожи маслом препятствует чрезмерному испарению и как на солнце, так и в прохладное время производит такое же действие, как одежда. Жители здешних деревень преподносят свои подарки всегда в очень деликатной форме. Когда они дарят, например, быка, то его владелец обычно говорит: "Вот вам маленький кусочек хлеба!" Это было очень приятно слышать, потому что я привык к бечуанам, которые, преподнося в подарок какого-нибудь козла, напыщенно восклицают: "Вот вам бык!" Женщины здесь упорно преследовали меня своими песнями, восхваляя меня на все лады своими пронзительными голосами. Это у них называется "убаюкиванием". И хотя я часто просил их переменить титулование меня "Великим господином", или "Великим львом" на более скромное, они столь очевидно желали почтить меня, что пожелание нам успеха, выражаемое этими бедными существами, не могло не быть мне приятным.
Когда мы доехали до Нальеле, там начались дожди. Это было гораздо позже, чем всегда; но хотя в долине бароце дождь тоже был необходим, её население никогда не испытывает недостатка в питании. Эти ливни производят освежающее действие, но атмосфера всё-таки продолжает оставаться жаркой и душной. Термометр в прохладной хижине показывал 84° [31°,7 С], но приток воздуха в хижину снаружи сразу поднимал температуру выше 90° [34° С].
Оставив Нальеле, сопровождаемые пожеланиями успеха нашей экспедиции и выражениями надежды на то, что мы вернёмся к ним обратно с белыми торговцами, мы снова начали подниматься вверх по реке. Вода в реке начала теперь прибывать, хотя дожди в долине только что начались. Берега у реки низкие, но совершенно отвесные и редко поднимаются отлого. Во время самой низкой воды они поднимаются от 4 до 8 футов [от 1,5 до 2,5 м] над водой, благодаря чему река по своему виду очень похожа на канал. В некоторых местах эти берега состоят из беловатого, вязкого ила со слоями примешанной к нему чёрной глины и из чёрного суглинка с песком или из напластований чистого песка. По мере того как вода в реке поднимается, она размывает берега то на одной, то на другой стороне и образует новые обрывы. Часто, когда мы плывём вдоль берега, подмытые его части падают в воду, производя такой же шум, какой производят крокодилы, бросающиеся в реку.
Эти отвесные берега представляют излюбленное место обитания хорошенького пчелоеда (Merops apiaster и М. Bullockoi-des Смита), птицы, которая любит жить семействами. Поверхность песчаного берега испещрена сотнями отверстий, ведущих в их гнёзда; отверстия эти отстоят на фут [30 см] одно от другого. Когда мы плывём мимо них, то пчелоеды покидают свои убежища и стаями кружатся над нами.
Почти через каждые 100 ярдов [90 м] видишь зимородка, который делает себе гнёзда в таких же местах. Его гнёзда, из-за находящихся там птенцов, привлекают к себе внимание мальчиков, пасущих стада. Везде на берегах можно видеть, как эта птица, а также другая её разновидность, прелестная птичка в сине-оранжевом оперении, с быстротой пули бросается с берега вниз и ныряет за добычей в воду.
Есть ещё третий вид зимородка величиной с голубя, аспидного цвета, но он встречается реже первых двух.
Другим обитателем этих берегов является стриж, который тоже любит выращивать свою семью, живя в сообществе подобных себе птиц. Стрижи никогда не покидают этой части страны. Самой глубокой осенью, как раз в то время, когда ласточки, о которых речь будет впереди, совершают зимний перелёт, можно наблюдать, как стрижи флиртуют. Я видел береговых стрижей на р. Оранжевой в период зимних холодов. Отсюда вполне вероятно, что они никогда не улетают даже из этих мест.
В камышах, окаймляющих кое-где эти берега, имеются пресноводные губки. Твёрдые и ломкие, они располагаются обыкновенно кругом стебля ближе к поверхности воды. В них находится множество мелких круглых зёрен.
Скорость течения здесь равнялась 5 милям [до 9 км] в час. На поверхности воды плыли пучки тростника и гниющих растений, и, однако, вода не меняла своего цвета, хотя у неё был всё-таки желтовато-зелёный оттенок, чуть-чуть темнее её обычного цвета. Этот оттенок зависел от большого количества песка, который уносился прибывающей водой с отмелей, ежегодно переносимых с одного места на другое, а также от падающих в неё с подмытых берегов огромных глыб. Когда речной воде дают отстояться в стеклянной посуде, то достаточно нескольких секунд, чтобы на дне получился осадок.
Этот сезон считается нездоровым. Когда мы однажды долго дожидались отставших челноков и у меня не было ни малейшего желания выйти из челнока на берег, то главный мой лодочник Машауана сказал мне, чтобы я никогда не оставался на борту в такое время, когда течение уносит вниз так много растений.
17 декабря. В Либонте. Согласно распоряжению вождя Секелету, мы собирали дань жиром и маслом, которые предназначались в подарок вождям балонда, поэтому мы задержались здесь на несколько дней. Как бывает всегда перед началом дождей, свирепствовала лихорадка и распространялась глазная болезнь. Некоторым из моих людей, так же как и жителям Либонты, понадобилась медицинская помощь.
Много неприятностей причинил здесь населению лев. Во время нападения на него, два человека были тяжело ранены: у одного была совершенно переломана берцовая кость, - доказательство огромной силы челюстей льва.
Для другого из пострадавших воспаление, вызванное укусами, оказалось смертельным.
Либонта - последний городок макололо; впереди оставалось немного скотных загонов и окраинных деревушек, а за ними вплоть до самой Лонды или Лунды шла незаселённая область. Подобно остальным деревням бароце, Либонта расположена на холме, но здесь склоны долины, покрытые деревьями, приближались уже к реке.
Прежде чем нам расстаться совсем с этими деревнями, можно ещё сказать немного и о том, как мы проводили вечера. Как только, бывало, высаживались на берег, некоторые из людей принимались резать для моей постели низкорослую траву, а Машауана устанавливал шесты для палатки. На этих шестах днём носят поклажу, как и туземцы Индии, с той только разницей, что здесь груз не подвешивается на длинных верёвках, а привязывается ближе к концам шестов. Вот готова постель. По обеим сторонам её устанавливают в ряд ящики, а затем над ними разбивается палатка. В четырёх или пяти футах от неё устраивается центральное место или костёр котла; дрова для костра заготовляются человеком, исполняющим обязанности герольда, который берёт себе в качестве платы за это головы всех убиваемых для нас быков и диких животных.
Как во время еды, так и во время сна каждый человек должен занимать у костра строго определённое место, сообразно своему рангу. Двое макололо всегда занимают места один справа, а другой слева от меня. Как только я ухожу к себе в палатку, мой главный лодочник Машауана устраивает себе постель у входа в палатку, а остальные, разделившись по племенной принадлежности на несколько небольших групп, устраивают кругом костра шалаши, оставляя впереди них пространство в виде подковы, для того чтобы расставить в нём скот. Люди стараются всю ночь поддерживать огонь, потому что он создаёт у быков чувство безопасности.
Шалаши устраивают так: сначала устанавливают в наклонном положении два прочных шеста с рогульками на концах, а на них сверху в горизонтальном положении укладывается третий. Затем в землю втыкают множество веток и их концы подтягиваются к верхнему горизонтальному шесту и привязываются к нему полосками содранной с них коры. Поверх веток кладётся столько травы, чтобы она могла отводить дождевую воду в сторону, - и тогда шалаш готов. Каждый шалаш открыт к костру, находящемуся перед ним, и сзади защищен от зверей. Меньше чем через час мы всегда находились уже под кровлей.
В продолжение всего путешествия у нас никогда не было недостатка в траве. Когда ночью луна, которая в Африке бывает особенно яркая, бросает свой свет на спящие кругом фигуры, то один взгляд на все эти разнообразные позы и положения спящих людей и животных, выражающие состояние глубокого покоя, представляет весьма живописную картину. В такую ночь можно совершенно не бояться диких зверей, поэтому огня не поддерживают, и костёр почти тухнет, а так как нет оснований опасаться и того, как бы голодные собаки, пройдя по спящим, не уничтожили запасы питания или не съели бы преспокойно одеял (представляющих собою, в лучшем случае, грязные шкуры), что иногда случается в деревнях, - то вся эта картина внушает чувство ничем не возмутимого покоя.
Варка пищи производится, всегда по туземному способу. В этом нет ничего плохого, так как туземцы, прежде чем приступить к приготовлению её, всегда тщательно моют блюда, котелки и свои руки. Иногда по моему настоянию в способе варки производятся некоторые изменения, и тогда туземцы считают, что они умеют стряпать, как белые люди.
За приготовление пищи они всегда получают то, что остаётся в котелке, поэтому все стремятся быть поварами.
Я научил некоторых из них стирать мои рубашки, и они делали это очень хорошо, хотя их учитель сам никогда этому не учился. Частая смена белья и проветривание одеяла на солнце позволяли мне ехать с большими удобствами, чем можно было ожидать. Я убеждён в том, что воспринятые мною в детстве строгие внушения матери о тщательном соблюдении чистоты помогли мне поддерживать в этих людях то уважение, которое они питают к европейским обычаям. Является большим вопросом, уважают ли они того европейца, который сам опускается до степени дикаря.
Когда мы оказались за пределами обитаемой местности, то обнаружили, что страна изобилует всевозможными видами животных. На самой реке встречается до тридцати видов птиц. Вместе с прибывающей водой по Лиамбье, как это бывает и на Ниле, плывут вниз сотни ибисов [Ibis religiosa]; затем летят стаями, по три сотни птиц в каждой, большие белые пеликаны, следуя друг за другом длинной, далеко уходящей вдаль линией; за ними прилетают тучами чёрные птицы, называемые "линонголо" (Anastomus lamelligerus), которые питаются раковинами; кроме них, прилетает несчётное число зуйков, бекасов, больших кроншнепов и цапель.
Помимо всех этих обыкновенных птиц, здесь встречаются ещё некоторые любопытные виды пернатых. Часто можно видеть стаи хорошеньких белых "ардетта" (Ardetta), которые всегда поселяются поблизости к большим стадам буйволов, и когда последние уходят в другое место, то птицы летят вслед за ними. Птица "кала" (Textor erythrorynchus) является превосходным наездником, потому что, когда животное бежит во всю прыть, она прочно сидит j него на загривке.
Затем идёт любопытная порода птиц с клювом-ножницами. Сидя днём на песчаных берегах, эги птицы с их чёрным, как смоль, оперением, белоснежной грудью и красным клювом представляют картину полного довольства и покоя. Гнёздами им служат небольшие углубления, сделанные в песке по берегам, без всякой попытки замаскировать их. Эти птицы строго охраняют свои гнёзда, отгоняя от яиц марабу и ворон; при этом они делают вид, будто намереваются клюнуть своих врагов в голову. Когда к их гнезду приближается человек, то они изменяют тактику и притворяются, будто хромают на одну ногу, свешивая вниз крыло, как поступают в подобном случае ибис и страус.
Имеется здесь также много величавых и красивых фламинго и нумидийских журавлей. Когда некоторые из этих журавлей, прирученных при Доме правительства в Кэйптауне, взлетают на колонну, то они являются прелестнейшим украшением этого благородного здания. Кроме нумидийских журавлей, есть ещё две их разновидности, одна - светлосинего цвета, а другая тоже синего цвета, но с белой шеей. Здесь много также чаек (Procellaria) разной величины.
У шилоноски, прелестной болотной птицы, ноги такие длинные, что кажется, будто она стоит на ходулях; клюв у неё кажется изогнутым вбок или вверх. Она всегда бродит по мелким местам, вытаскивая со дна мелких скользких насекомых. Особенная форма её клюва позволяет ей легко отыскивать их в песке. Чтобы схватить насекомое на дне, она во время поисков пищи опускает голову в воду, быстро поднимает её и проворно ест, глотая насекомое или извивающегося червя.
По поверхности воды, как будто прогуливаясь, бегает туда и сюда Parra africana и тоже хватает насекомых. У неё очень длинные, тонкие ноги и чрезвычайно длинные пальцы, благодаря которым она может стоять на плывущих по воде листьях лотоса и других водяных растений. Когда она стоит на листе лотоса диаметром в 5 дюймов [12 см], то площадь, занимаемая её длинными пальцами, действует по принципу лыж, благодаря чему она никогда не тонет.
У тех водяных птиц, у которых добывание пищи требует некоторого нацеливания или движения в одном направлении, как, например, у цапли или у бекаса, клюв имеет совершенно прямую форму, а у тех из них, клюв которых должен иметь дело с твёрдым веществом, например, при разбивании раковин, он слегка искривлён для того, чтобы удар не передавался мозгу.
В долине, где живут бароце, есть много чёрных гусей (Anser leucogaster и A. melanogaster). Они медленно прохаживаются всюду, отыскивая себе пищу. На плече у них имеется твёрдый чёрный отросток, как у зуйка, и такой же острый, как шпора у петуха. Гуси никогда, однако, не пользуются им, кроме тех случаев, когда бывает необходимо защищать своих птенцов. Для своих гнёзд гуси выбирают термитники. Когда они несутся, то бароце истребляют огромное количество их яиц. Имеются ещё две разновидности гусей несколько меньшей величины, но лучшего вкуса, чем первые. Одна из этих разновидностей - египетский гусь, или Vulpanser, не может подниматься в воздух с воды, и их очень много убивают во время разлива реки, гоняясь за ними по воде в челноках. У третьей разновидности на клюве имеется особая шишка. Эти гуси вместе с тремя разновидностями уток мириадами кишат всюду на Лиамбье. Один раз наш челнок подошёл близко к берегу, на котором сидела большая стая этих птиц. Всего только двух выстрелов было достаточно, чтобы обеспечить ужином всю нашу партию, потому что мы подобрали семьдесят уток и гусей. Неудивительно, что бароце очень любят свою страну. Беднейшие из них так хорошо обеспечены продуктами своих огородов, плодами лесных деревьев и рыбой, что их дети, взятые в услужение к макололо, которые едят один раз в день, становятся быстро совершенно истощёнными.
Некоторые из наших людей ехали вдоль берега верхом на быках, а другие следовали водой, в челноках, но результаты продвижения определялись скоростью следования по суше. Продвижение весьма затруднялось тем, что идущим по суше нужно было отходить от основного русла, итти вдоль рукава реки и снова возвращаться к нему. Они должны были или ждать, пока мы переправим их через него водой, или обходить рукав по берегу.
Здесь очень много крокодилов, и в этой реке они более свирепы, чем в других. В Сешеке и в других городах, расположенных по ней, крокодилы каждый год уносят много детей, потому что когда дети спускаются с берега за водой, то им обязательно нужно поиграть около воды, невзирая на опасность. Туземцы говорят, что пресмыкающееся всегда сначала ударяет свою жертву хвостом, потом втаскивает её в воду и топит. Когда крокодилы лежат в воде, следя за добычей, то они никогда не показываются на поверхности. От них погибает также много телят, и редко бывает, чтобы стадо коров могло переплыть реку около Сешеке без потерь. После того как один из наших людей был схвачен крокодилом за бедро и утащен в воду, я не мог никогда без содрогания смотреть, как люди пускаются вплавь через рукава реки. Этот человек сохранил, правда, как почти все туземцы в критических обстоятельствах, полное присутствие духа, и, когда крокодил тащил его на дно, то он, имея при себе маленькое копьё с зазубренным лезвием, вонзил его пресмыкающемуся под лопатку. Скорчившись от боли, крокодил оставил его, и он выплыл с глубокими следами зубов на своём бедре. У здешних туземцев не создаётся антипатии к людям, с которыми случается такое несчастье, как это имеет место у бамангвато и у баквейнов. Если человек, живущий среди бамангвато или баквейнов, был укушен этим пресмыкающимся или крокодил обдал его брызгами воды, ударив по ней хвостом, то такого человека изгоняют из племени. Когда мы были на Зоуге, мы видели одного из бамангвато, который жил среди байейе; он имел несчастье быть укушенным крокодилом и вследствие этого был изгнан- из своего племени. Боясь, что я буду смотреть на него с таким же отвращением, какое обнаруживают к нему его сородичи, он не хотел сказать мне о причине своего изгнания, но байейе сообщили мне её. На его бедре были видны рубцы от зубов животного. Если баквейны случайно подходят близко к крокодилу, то они всегда плюют на землю и дают знать о его присутствии словами: "болео ки бо", что значит: "здесь - грех". Они думают, что один взгляд на него причиняет воспаление глаз.
Хотя баквейны без колебаний едят мясо зебры, но если зебра укусит какого-нибудь человека, то его изгоняют вместе с женой и детьми в пустыню Калахари. У макололо почти не существует этих любопытных следов обоготворения животных, имевшего место в прежние времена.
Бароце, кажется, любят охотиться на крокодилов и есть их мясо. Однажды мы проходили мимо юношей бароце, один из которых вонзил в крокодила острогу, и они стояли, ожидая, когда он снова всплывёт на поверхность воды. Мясо крокодила имеет сильный запах мускуса; для человека, который не испытывает большого голода, этот запах не слишком приятен.
После Либонты мы пользовались, пожалуй, роскошным столом, потому что макололо хорошо снабдили нас продуктами и кругом паслись огромные стада диких животных. Было очень жаль, что приходилось стрелять в таких прекрасных и кротких существ. Для того чтобы подкрасться к ним на 50 или 60 ярдов [45 - 55 м], не нужно быть очень опытным охотником. Я лежал на таком расстоянии от них, рассматривая прелестные формы и грациозные движения POCUS'OB, лече и других антилоп, и, любуясь ими, часто так долго задерживался там, что мои люди, удивляясь, почему я долго не возвращаюсь, подходили ко мне, чтобы узнать, в чём дело, и вспугивали животных. Если бы мы были голодны, я убивал бы их без малейшего колебания. Каким образом животные узнают о грозящей им опасности? Несколько раз, когда я подходил очень близко к стаду, то, лёжа за термитником, в тени растущих на нём деревьев, я видел, как они сильно настораживались и очень скоро обнаруживали признаки настоящего беспокойства. Они не могли распознать опасность по запаху, доносившемуся до них ветром, потому что ветер дул от них в мою сторону. Чувство опасности, неизменно возникавшее у них, несмотря на то, что они не знали, откуда она исходила, вызывало у меня удивление и так и осталось для меня неразрешённым вопросом.
Антилопы, частично приспособленные по своему телосложению к условиям земноводных животных, и ряд других животных этого класса, гораздо более живучи, чем наземные животные. Большинство антилоп, находясь в безвыходном положении, бросаются всегда в воду. Если лече ранена навылет без повреждения костей, то можно быть почти уверенным в том, что она убежит, в то время как зебра, будучи и не так сильно ранена, упадёт мёртвой. Я видел, как один носорог, который стоял и жевал жвачку, упал мёртвым от пули, попавшей ему в желудок, в то время как другие, получившие сквозное ранение лёгких и желудка, скрылись, как будто были легко ранены. Если тихо подкрасться к чёрному или белому носорогу на 20 ярдов [18 м], подбрасывая время от времени щепотку пыли, чтобы узнать, не к наветренной ли стороне привело его стремление укрыться в кустарнике, затем сесть, упёршись локтями в колени, и прицелиться несколько вкось и вверх в тёмное пятно позади его плеч, то он сразу рухнет на землю мёртвым.
Южноафриканская антилопа, будучи ранена, может погибнуть, если даже эта рана незначительна. Известно, что когда хорошая лошадь нагоняет жирафу, то последняя падает мёртвой на дистанции в 200 или 300 ярдов [180 - 270 м] от лошади, без единого выстрела в нее. Когда южноафриканская антилопа или жирафа бегут во всю прыть, то они быстро устают, и охотники, зная об этом, стараются довести их преследованием до упадка Сил; охотники знают, что нужно очень недолго скакать за ними на лошади, чтобы эти животные попали в их руки. Старые спортсмены стараются в этом случае не подходить слишком близко к упавшей жирафе. Это животное может взмахнуть своей задней ногой с такой силой, что между ударом его копыта и ударом крыла ветряной мельницы будет очень мало разницы.
У моих людей прежде никогда не было в руках ружья, и в самый момент вспышки огня на полке им было так трудно удерживать мушку неподвижной, что они просили меня дать им "ружейное лекарство", без которого, по их мнению, никто не может метко стрелять. Когда я приехал к макололо, то у них насчёт этого "лекарства" возникли большие ожидания, но так как я всегда отказывался обманывать их, как некоторые делали ради выгоды, то мои люди решили, что теперь я, наконец, соглашусь дать им требуемое "лекарство", чтобы этим способом избавить самого себя от трудностей, связанных с охотой, и- после надлежащего их "лечения" пользоваться их услугами. Я очень хотел бы сделать это, если бы это действительно было возможно.
Будучи по своему душевному складу почти чуждым охотничьей страсти, я всегда предпочитал есть дичь, убитую другими.
Сера у негров пользуется славой наилучшего средства для удачной охоты; я помню, как Сечеле предлагал мне большую сумму за небольшой кусочек серы. За другое средство, которое будто бы должно сделать его неуязвимым от пули, он предлагал мне несколько бивней слона, стоивших 30 ф. ст. Так как я неизменно предлагал им проверить такие вещи опытом, то требуемым средством был смазан телёнок, привязанный к дереву, и в него был сделан выстрел. Средство, конечно, оказалось недейственным. И всё-таки Сечеле сказал мне, что приятнее обманываться, чем разочаровываться. Я предложил своим людям проделать такой же опыт и с серой, но моё предложение было отвергнуто.
|
