|
Медведева Галина Николаевна
ИСТОРИЯ ЛЕШУКОНСКОГО РАЙОНА
Моя далёкая, отгороженная от европейской цивилизации реками, болотами, лесами и бездорожьем мезенская земля, ещё в доисторические времена привлекала людей. Нельзя, наверное, сказать, когда здесь появился первый поселенец. Молва, она всегда впереди бежит. Несметные богатства Севера — моржовый клык, китовый ус, лесной пушной зверь и «морская рыбка» в реках, золото, алмазы — издавна привлекали сюда новгородские ватаги и московские рати, раскольников и разбойников. Ничего не могло остановить их в поисках удачи: ни бурные моря, ни полноводные реки, ни дремучий лес и бездонные болота, ни снега и трескучие морозы.
В XV веке на Пинеге, Мезени и Печоре имелись первые поселения русских. Основной транспортной артерией Мезенского уезда являлась река Мезень, протяжённостью 900 км и, впадающая в неё река Вашка. Источники свидетельствуют, что в XVI-XVII веках берега Мезени и Вашки были заселены русскими и имелось большиство населённых пунктов ныне существующих.
Основателями нынешних поселений в Мезенском уезде явились новгородцы. В первой половине XVI века новгородские бояре: Окладников, Филатовы и Кузнецовы, поселившись в устье реки Мезени, создали Слободу, ставшую впоследствии первым торговым и административным центром всей Мезени. В 1770 году по Указу Императрицы Екатерины Втрой Окладникова, Большая слобода и соседняя Кузнецова слобода были объявлены городом Мезенью.
В архивных материалах в числе первых поселенцев в Лешуконии называются Юрома (1513) и Койнас (1554). В эти годы Юрома и Койнас были уже большими поселениями, в них имелись церкви и приходы.
В 1614 году ведомый божьим промыслом Иов, пострижник и подвижник Соловецкого моностыря, пришёл в Мезенский край, где в реку Мезень впадают реки Вашка и Ежора, и по просьбе местных крестьях на пустынном месте основал обитель (д. Ущелье). В 1628 году Иов был убит разбойниками. Мощи его по распоряжению архиепископа Варсинофия были освидетельствованы 3 ноября 1739 года, т.е. через 111 лет, и найдены нетленными. После чего Иов был провозглашён святым, чему крестьяне верили. Позднее, с приездом П.Вяткиной, в Ущелье был открыт женский монастырь.
О заселении Мезенского уезда в границах района свидетельствут описания о наличии церквей и приходов Архангельской епархии 1895 года, а также в Лешуконском краеведческом музее.
С 1614 года Пинегой и Мезенью стало управлять так называемое Кеврольско-Мезенское воеводство, именуюмое «Мезень-волость», объединяющее земли по Мезени и Вашке. Небольшое село на Пинеге — Кеврола — было основано в 1342 году. На территории этого воеводства в 1799 году было создано два самостоятельных уезда: Пинежский и Мезенский, входившие в Архангельскую губернию. Таким образом, Лешуконский район более 120 лет находился в составе Мезенского уезда.
Мезенский уезд занимал огромное пространмтво: «... по ширине он составлял 540 вёрст, по длине 1084 вёрст, о окружности — 4286 вёрст. Граничил с Березовским округом Тобольской области на востоке, с Пинежским округом на западе, с Устюжским округом Вологодской губернии на юге». В XIX веке Мезенский уезд был разделён на 11 волостей, в числе которых Азапольская, Юромская, Устьвашская, Олемская.
Север — суровый край для жизни людей и легко представить, с какими трудностьями пришлось столкнуться здесь первым поселенцам. Многие годы уходили на то, чтобы разработать землю, сделать её плодородной, а жители получили свой первый хлеб и овощи.
Многие исследователи края отмечали особенность характера мезенца, его низкий уровень жизни и быта, его культуры. А. Боголепов, бывший учитель Койнасской школы, много ездевший по Мезенскому уезду, писал: «... мезенец наводит не то ужас, не то грусть на интеллегентного человека... Посмотрите на мезенца — весь он окутан шкурами. Самая обычная одежда здешнего человека — малица. С малицей он никогда не расстаётся: в церковь, в лес, в гости и на вечеринке — в малице. Мешковатая одежда, мешковат и неподвижен мезенец. Походка его вялая и развалистая, речь медленная, таки и кажется, что собеседник ваш, пожалуй, и уснёт. Мезенец счастлив и доволен, если лузец туго набит птицами да шкурами зверьков».
Но шли годы, и жизнь менялось к лучшему. Росло население, накапливалось «богатство», деревни расстраивались, повышалась культура людей. Определённый толчок к такому развитию дала постройка лесозавозов в устье реки Мезени в 1869-1891 годах. Появились новые виды трудовой деятельности людей, связанных с заготовкой и обработкой древесины, строительство крупных населённых пунктов и скопление в них значительного населения. Расширялись посевные площади, развивалась торговля, на реках появились пароходы для буксировки древесины, перевозки грузов и пассажиров, налаживалась связь с Архангельском. На Мезенский край «положили глаз» иностранные предприниматели.
В начале ХХ века Мезенский уезд имел уже довольно развитое сельское хозяйство. Зерновыми культурами засевались значительные площади. Но урожаи были низкими. Хлеба собирали мало и низкого качества. Большую часть хлеба и продовольствия завозили из южных губерний.
Тем не менее, в уезде имелось достаточное количество крупного рогатого скота и лошадей. В 1904 году насчитывалось 13670 голов крупного рогатого скота, в том числе — 7168 голов коров, 5796 голов лошадей, 18407 голов овец, 71970 голов оленей.
Росло число различных предприятий: мукомольные мельницы, слесарно-кузнечные мастерские, кирпичные и кирпично-гончарные, кожевенные, салотопенные, овчинные и маслодельные заведения, бондарные, дегтярные, смолокуренные и экипажно-красильные. На всех этих предприятиях работало 1132 человека. Имелось 174 торговых предприятия. Ежегодно в городе Мезени организовывалась Крещенская ярмарка. Быстро росло население: если в 1902 году оно составляло 25799, то в 1916 году — 33763 человека.
Рос объём лесозаготовок, лесохимических и кустарных производств. В 1916 году имелось 1290 охотников. Ими было добыто 224126 зверей и около 55 тысяч разной птицы. Вместе с тем, 2600-2700 человек ежегодно уходили на зароботки в Архангельск и другие губернии, т.е. занимались отхожим промыслом.
Крестьяне каждой деревни специализаровались на своём особом промысле. Многие постигали ремесло коновала, катальщика, мастерового по изготовлению карбасов и лодок, саней и пошёвенок.
Мезенский уезд издавна являлся местом политической ссылки. Уже в 1676 году здесь каходились участники крестьянского восстания Степана Разина, следовавшие в Пустозерск. По регистру 1863 года в ссылке в городе Мезени находилось 45 человек, из них 35 поляков (Краковское восстание). 31 мая 1867 года по Указу императора им было разрешено вернуться на родину.
За время с 1897 по 1905 годы в Архангельской губернии побывало 957 политических ссыльных. На 1 февраля 1909 года здесь находились 2400 человек. В Мезенском уезде отбывали ссылку более 300 человек. В Устьвашке проживала целая колония политических ссыльных — 60-70 человек.
О жизни лесорубов. Объём лесозаготовок с каждым годом нарастал. Лес заготовляли в лесных делянках около молевых речек и зимой по ледяным дорогам свозили на берега малых рек, весной плотили в плоты (паромы) и сплавляли на лесозаводы. Жизнь лесорубов была безрадостной. Лесопромышленники Русанов и Ружниковы выжимали пот и кровь из лесорубов. Русанов платил за одно заготовленное бревно 15-20 копеек. На эти деньги, по подсчётам царского чиновника, можно было купить три фунта хлеба, а оставшиеся полторы копейки послать семье или отложить для уплаты податей. Зарабатывая по 40-50 копеек в день, лесорубы по круговой поруке отвечали за заготовку леса. За невыполнение нормы, за порубку леса тоньше установленного диаметра фирмы могли не выдать зарплату или отдать под суд.
Лесные избушки для жилья, лесовозные дороги строили бесплатно. За брёвна с пороком платы не получали. В случае увечья никакого возмещения не пологалось — ни пенсии, ни пособия. Большинство лесорубов проживали в землянках, начинали работу до восхода солнца и работали до позднего вечера. От дыма, грязи и простуды развивались болезни, медицинской помощи не оказывалось: на весь уезд имелся один врач. Аншпуг, багор, верёвка, топор, поперечная пила, мускульная сила да лошадь — вот «техника», которая была тогда на лесозаводах. В 1906-1907 годах на лесозаводе братьев Ружниковых работало 296 человек, у Русанова — 320 человек. В 1907 году рабочие бастовали, особенно у Русанова, 31 день. По сообщению жандармского управления, в 1908-1909 годах в Устьвашке существовала социал-демократическая орагнизация.
В 1913-1914 годах село Лешуконское служило местом для партийных сношений Российской социал-демократической партии.
7 ноября 1917 года свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция. С ноября по январь 1918 года революция победила по всей стране. 27 марта 1918 года была создана группа по созданию партийных ячеек: в Устьвашке, Смоленце, Березнике, Каращелье, Пылеме, Койнасе.
Архангельская губерния одной из первых стала жертвой иностранной вооружённой интервенции. Правящие круги США и страны Антанты — Англия, Франция — считали Север России идеальным местом для вторжения. Их дипломатические миссии в России, перебазировавшись из Москвы в Вологду, занялись непосредственной подготовкой интервенции. В Архангельск потоком переправлялись офицеры и солдаты старой армии, готовились вооружённые восстания. На основных военных постах оказывались предатели, а также в уезде и, узнав об этом, мезенская контрреволюция торжествовала. 18 августа в Лешуконской волости председатель волостной управы и три члена её были смещены. Со 2 августа 1918 года по 20 февраля 1920 года на территории, занятой интервентами, через тюрьмы прошло 52 тысячи человек, что составляло 17% всего населения.
1 ноября 1918 года в Устьвашку прибыл командующий мезенским участком фронта полковник Шапошников в сопровождении усиленной охраны. Он имел большие полномочия. Его главная задача заключалась в создании Добровольческой армии и борьба с большевизмом. В последствии Шапошников стал командующим Пинего-Печорским направлением Северного фронта. Набор добравольцев в Архангельской губернии, в том числе и на Мезени, Вашке и Печоре, не давал желаемых результатов. В белую армию шли бывшие офицеры, сынки кулаков. 15 сентября 1918 года заключённые подняли восстание. Разгорелся бой со стражей, в которой погибло 11 человек. Но более 50 человек вырвались из рук палачей и на лодках местных крестьях покинули остров смерти. Бежавшие разбились на две партии. 32 человека, преодолев неимоверные трудности, скитались по лесам и болотам, на 25-е сутки вышли в район Пинеги.
В сентябре 1918 года был образован Северный флот. Тогда же формировалась 6-я Красная Армия, части которой составляли основную боевую силу фронта. Командующим 6-й армией являлся царский генерал Самойлов А.А., с первых дней воспринявший идеи Октябрьской революции. В суровых условиях Севера, в местности, покрытой сплошными лесами, множеством болот, при крайне бедных путях сообщения образовались многочисленные фронтовые направления, главным образом, по долинам рек: Саверной Двины, Ваги, Вычегды, Пинеги, Онеги, Мезени, Печоры, Емцы и др.
Доблесные защитники Родины — воины Красной Арми, моряки Северо-Двинской флотилии и партизаны Севера, несмотря на все трудности и лишения (не хватало хлеба, оружия, обмундирования) повели мужественную борьбу с американо-английскими интервентами и белогвардейцами. Достаточно сказать, что в августе 1918 года интервенты высадили 40 тысяч своих войск. Им противостояли лишь 4 тысячи плохо вооружённых бойцов Красной Армии.
Пинего-Печёрское направление фронта образовалось осенью 1918 года в результате стремления интервентов установить через Печорский край связь с чехословаками и Колчаком, с богатой Сибирью. Опираясь на местную контрреволюцию, продвигались по реке Печоре, противник захватил Усть-Цильму, Ижему, прорываясь к Котласу, Перми и Вятке. Особую опасность представляло наступление большого белогвардейского отряда капитана Орлова, снабжённого и вооружённого интервентами. Банда Орлова продвигалась по Печорскому тракту, творила дикий произвол и массовый террор. Проруби на реке Печоре были завалены трупами зверски расстрелянных и замученных советских людей.
В январе 1919 года интервенты предприняли попытку соединения с армией Колчака через тракт Устьвашка — Койнас — Усть-Цильма. Эту операцию возглавил полковник Шапошников. Туда были брошены значительные силы — отряд в тысячу человек. Штаб 6-й армиии направил на срыв этой операции Вашко-Мезенский полк, сформированный из партизан во главе с И.С. Кривенко. Этот полк двухбатальонного состава шёл по двум направлениям: один — по Вашке, другой — по Мезени.
12 января 1919 года Вашский полк после десятичасового боя занял Важгорт, 13 января — Чупрово, 17 — подошёл к Коптюге. Мезенский батальон 19 января с боем занял Пысу и Латьюгу, а 21 — выбил белогвардейцев из Вожгоры и Лебского. Солдаты Шапошникова, потерпев поражение в Вожгоре, бежали в Койнас, а вместе с ними и те, что стояли в Нижнесульской. Жители Койнаса отказались выполнять оборонные работы. Только карательные меры-арест бунтовщиков и запрет на отпуск хлеба и продовольствия бунтующему селу помогли белякам предотвратить катастрофу. Покидая Архангельск, интервенты увезли в трюмах своих кораблей 129 советских граждан в качестве заложников, чтобы со временем обменять их на своих солдат и офицеров, попавших в плен к нашим войскам.
Гражданская война потребовала от трудящихся нашей страны больших жертв. В этой войне погибло 8 миллионов человек (сейчас называется цифра 13 миллионов). Помимо убитых на фронте, умерших от голода и эпидемий, около 112 тысяч человек было замучено в тюрьмах и лагерях. Общая сумма убытков в период гражданской войны превышает 50 миллиардов золотых рублей.
В селе Лешуконском, напротив Дома культуры установили памятник Жертвам интервенции. Многие погибшие награждены орденами и медалями. Уже 10 марта 1920 года в уездисполком поступила телеграмма о введении трудовой повинности, привлечению к которой подлежали мужчины в возрасте от 18 до 55 лет и женщины от 18 до 35 лет. Уклоняющихся подлежали суду военного времени. Устьвашский лесозаготовительный район был разделён на три участка: Койнасский, Устьвашский и Чупровский.
Им были определены задания по заготовке и вывозке древесины. Заготовка и сплав леса стали составлять главную отрасль Устьвашского уезда, а затем и Лешуконского района. Между тем, обстановка в уезде становилась напряжённой. При продразвёрстке у крестьян изымали всё зерно, масло, сено, соль, мануфактуру. К ноябрю 1921 года хлебный налог по губернии был уже собран на 90%, к январю 1922 года — на 97%, к марту собрано хлеба полтора раза больше, чем предполагалось. Налог по маслу к январю 1922 года был выполнен на 98%, по мясу — на 75%, по яйцам — больше чем на 100%, по сену — на 89%.
Организованы избы-читальны в Койнасской волости — в Палащелье, Чучепале, Устькыме, Чухарях, Устьниземье, Засулье, Кыссе. Пройдёт 7 лет, прежде чем бывший Усть-Вашский уезд получит новое админастративное название: Лешуконский район с центром в селе Лешуконское. Это произойдёт в июле 1929 года.
В Койнасском и Вожгорском кустах крестьяне по своей инициативе создали мелиоративные товарищества по осушению болот, вручную расщищали площади на десятках гектаров, чтобы получить больше кормов для животноводства. Так постепенно люди подходили к коллективному труду, созданию ТОЗов и колхозов. Постановление Северного прайкома от 5 февраля 1930 года, по которому все кулацкие хозяйства подразделялись на три категории. Кулацким хозяйствам третьей категории разрешалось селиться на отводимые им земли в том же районе или поселяться в северные районы. Этим правом воспользовались многие семьи из нашего района и выехали в Мурманск или в Сибирь. Спецпереселенцы по 500-1000 человек направлялись в эти районы для постоянного поселения и использования на лесозаготовках, сплаве и строительстве посёлков для собственного проживания.
Так в Лешуконском районе появилось 500 спецпереселенцев, построивших посёлок Выбор около села Вожгоры, перемещённых впоследствии в Чублас, где они не только построили посёлок, но и создали высокоразвитое подсобное хозяйство. 10 мая 1932 года было принято Постановление ЦК ВКП(б)С об укреплении руководящих кадров колхозов. Это было вызвано тем, что в колхозах наблюдалась большая сменяемость руководящих кадров. Их назначение, перемещение и снятие с работы часто зависило от мнения отдельных руководителей района или области, органов НКВД. Председателей колхозов за небольшие провинности или упущения в работе снимали, приписывали им вредительство «правый» или «левый» уклон, отдавали под суд, а нередко — расстреливали. Стоило органам НКВД послать бумагу в райком партии и судьба человека была решена.
Анологичные решения принимались и по другим хозяйствам: были распущены направления коммуны им. 1 Мая в Койнасе, исключены из партии многие руководители коммуны и колхозов за сращивание с кулацкими элементами и различные хозяйственные упущения, часть их была репрессирована. Большой недостаток в районе состоял в том, что не было машин для обработки почвы, сортировки зерна, для животноводства и заготовки кормов. Первые трактора в колхозах района появились лишь в 1956 году.
В марте 1933 года состоялся областной слёт колхозников передовых колхозов. По решению крайисполкома от 14 ноября 1932 года за особые успехи в области животноводства в распоряжение Лешуконского райисполкома для премирования лучших доярок-скотниц выделено 1000 рублей. В 1934 году началось движение стахановцев во всех отраслях народного хозяйства. Так колхозники (Крестьянка) Лешуконское собрали в среднем с 1 га по 18 центеров ячменя, 27 центеров — ржи, около 1000 центеров картофеля. На трудодень было начислено 4,5 кг хлеба и по 3 кг картофеля. Все семьи были обеспечены запасами на 1,5 года. Взамен продуктов, проданных государству, колхоз получил сенокосилку, конные грабли, гвозди, вёдра, стекло, сахар, чай, махорку, валенки и другие товары. На 1 сентября 1935 года в районе было 45 колхозов.
В 1935 году конюх Саукова Ирина Васильевна (моя мама) была выдвинута на сельскохозяйственную выставку в Москву, но она отказалась, а поехал председатель колхоза — Елуков Амбрам Алексеевич.
ОПИСАНИЕ СЕЛА КОЙНАС
Иван Васильевич III был вечно воюющим государем, покоряя города, которые становились подвластные его указам. Он казнил и миловал крамольных бояр, гнал неугодных опричников на Север, которые плыли на лодках по рекам, выбирали место, где можно жить. Также по реке Мезени, остановились, поднялись на высокий берег, кругом шумел густой хвойный лес и сказали: «Кой нас чёрт сюда принёс?» — так и появилось название села Койнас. Эта легенда передавалась от поколения к поколению.
Село Койнас расположено на левом песщаном берегу реки Мезени вниз по течению. Два ручья, впадающие в реку, разделяли его на три части. Сама местность холмистая, а местами — к берегам ручьёв — пологая. Росли около ручьёв кусты, верба, ольха, берёза. Холм — это высокая точка и с него видна вся панорама села. Дома окружали холм невдалеке и по берегу реки.
Первая часть села называлась волостью, так как здесь была церковь, которую в 1933 году закроют, а иконы увезут, останутся одни рамы. Потом в ней будет школьный клуб, спортзал, столярная мастерская для учеников. Рядом построят сельский клуб, почта будет находиться на высоком берегу между рекой и ручьём. По берегу реки — жилые дома, но дальше церкви дома будут стоять в три ряда, разделённые дорогами. Вокруг клубов было обширное пустое пространство. Напротив сельского клуба через ручей был пешеходный мостик с перилами с одной стороны, но подвода могла проехать через ручей около мостика, потому что берег был пологим на другой стороне. Дороги были сделаны на этой стороне ручья наискосок — берег очень крутой, обрывистый. Вот дорога и разделяла эту часть на двое. Через ручей был широкий мост с перилами, а под ним сделан шлюз. Поверх него сбегала вода по крутому настилу, зато лошадь с телегой спокойно переезжала мелкий ручей за мостом. Перед мостом находился широкий пруд, но дети в нём не купались. По мосту ездили машины, повозки и ходили люди. За мостом было две дороги: одна вела мимо домов к интернату (бывшему детдому — двухэтажное здание) и далее к воротам, за которыми находились поля и холм; другая — вела влево мимо домов с несколькими тропинками, делая полукруг за село к низкому берегу реки и далее по нему вниз в Устькыму и Чучепалу.
Над прудом на высоком берегу стоял домик участкового милиционера Матвеева, который ездил на своей лошади: зимой — в пошёвках, весной и осенью — верхом, а летом на телеге. Также имел лодку с мотором, на которой гонял браконьеров. В 1959 году он убил медведицу и трёх медвежат. Люди приходили смотреть к нему во двор (и я тоже), где лежала на снегу медведица без шкуры, словно женщина.
Через дорогу стоял двухэтажный дом. На первом этаже был продуктовый магазин, а на втором жили жильцы. Рядом с ним жила в небольшом домике кума моей матери, у которой было два сына и две дочери. В угловом двухэтажном доме на первом этаже находился сепараторный пункт до 1960 года, а вот второй этаж пустовал. Сзади стоял дом завуча школы, а в комнате под крышей жила учительница французского языка.
Дом быта находился в одном ряду с интернатом. Через дом от Дома быта стоял дом с двумя выходами по разные стороны. С одной стороны жили Игнатьев Генадий с родителями, а потом будет его женой Вера Попова, а с другой стороны в одной комнате жила Тоня, а потом перейдёт жить Костя. Через тропинку стоял дом, в котором жил Попов Сергей (мой одноклассник) с матерью и младшей сестрой, а в другой половине дома жила семья Грянцевых, дочь Тоня — моя одноклассницв. Перед окнами был колодец. Сзади был дом, в котором жила работница маслозавода.
Чтобы скот не залезал на поля, от ручья и вокруг домов была сделана изгородь с воротами, через которые вела дорога далеко за село...
Село Койнас славилось кустарными семейными ремёслами: Тимофей Тимохов делал колёса к телегам, а его сын Алексей вил верёвки. В 1957 году он утопился в реке с камнем на шее, который положат на могилу около креста. Останутся жена и четверо детей, а также двое внуков. Степан Анурич хорошо катал валенки-катанки. К ним пришивались голенища из сукна или толстого тёплого материала, под коленями перевязывали шнурком. Демьян Сауков делал хорошие грабли, которые имели большой спрос у населения. Они с женой вырастили одного сына Николая, который женится на детдомовской девушке Клаве, работавшей в больнице. Вырастят двух внучек, а в 1964 году в феврале будет внук, но в свой дом запрещали внукам приводить одноклассников. Лешуковы занимались торговлей, оно передавалось от отца к сыну.
Река Мезень имела большое значение для населённых пунктов, а также для людей. Как только уплывут последние льдины в Белое море, начинается весенняя навигация — приходит пароход-буксир с баржами, в которых — продукты, мануфактура, обувь, книги, канцелярские товары. В эту пору идёт заготовка на 80%, а осенью — 10%-20%. Назад — везут пушнину, полные бочки с сосновой серой, а также бочки с жидкой чёрной серой с заводов леспромхоза. Забивают много скота на мясо для отправки, шкуры, масло с маслозавода, которое до отправки хранится в ледниках. Лёд заготавливают зимой в большом количестве из реки. Под вечер гнали плоты, состоящие из 10-15 клеток, связанных между собой брёвнами, на воде плавно выгибались, словно змеи. На них были люди хорошо знающие реку и рельеф дна, чтобы в целости доставить плот.
В 1960 году по реке стал плавать теплоход «Заря», возил почту, пассажиров.
Также в реке было много рыбы, в том числе сёмга, которая возвращалась в чистые мелкие речки для метания икры, выбирая место среди гальки и песка, хвостами вырывали ямки, куда самка метала икру. А потом сдыхали. Они своим разложившимся мясом кормили мальков. Ловили рыбу и из неё пекли вкусные расстегаи и кулебяки.
В лесном бору было много грибов. Любители собирали их, солили в бочки, а зимой ели с картошкой. На болотах собирали морошку, клюкву, в лесу — чернику, голубику, бруснику. Готовили вкусные варенья и кисели, а также пекли ягодные пироги.
В конце села около леса стояли навесы с полками, на которых размещались ящики для размешивания глины, которой было рядом очень много и ручные самодельные станки для изготовления кирпича-сырца. Печи русские набивали деревянными молотками на макет из шалёвки бело-красной глины, когда она застынет, шалёвку убирают и делают дымоход из сухого кирпича до крыши, а также перед печи. Трубу от крыши делают из жести. Мой дедушка, Василий Фёдорович, был штукатуром, этим зарабатывал, чтобы прокормить семью.
В колхозе сделали парники, где колхозницы выращивали огурцы, репу, лук, капусту.
Центральная часть села (между двумя ручьями) — самая длинная, около двух километров и густо заселённая. Здесь было 18 двухэтажных и 60 одноэтажных домов старой постройки и все они имели повети и взвозы, по которым завозили сено на лошадях с санями. В хлеву под поветью держали скот: корову, овец, коз.
Новые дома строили по городскому, чтобы не бегать на улицу по нужде в любую погоду. Они не имели хозяйства, огорода, а покупали всё в магазине. Так жили интеллигенция и рабочие, которые получали заработную плату каждый месяц. А колхозники работали за палочки (трудодни), в конце года может что-то и получат, но не все.
В селе было много приезжих учителей, даже семейных, которые жили на частных квартирах. А также высланные из городов тунеядцы, женщины лёгкого поведения, состоящие на учёте у участкового Матвеева. Всем надлежало работать в лесхозе на участках 8-15 км за рекой и выполнять норму за день. У каждого был определён срок ссылки. Многие приезжали из дальних деревень, работы всем хватало, обживались, строили себе дома.
Эта часть села делилась на четыре квадрата. На высоком берегу реки недалеко от второго ручья стояло небольшое здание ОРСа (организация рабочего снабжения), через небольшое расстояние — двухэтажное здание для учителей, построенное в 1955 году. В нём жили семьи — директор школы Мартынов, Непомилуевы, Поздняковы. Рядом двухэтажное здание школы с семилетним образованием, а с 1956 года — с десятилетним. В 1964 году сделают изгородь из металлической сетки вокруг школы — между зданиями от 10-20 метров, а к жилым домам на 50 метров, т.к. вокруг был сыпучий белый песок. Сделают две калитки: одна — к дому учителей, вторая — напротив другого двухэтажного дома. В этом зданини была на первом этаже контра колхоза, а на втором — сельская библиотека, которая в 1965 году будет находиться в новом помещении — рядом с Домом быта в волости.
1 квадрат: за конторой колхоза были жилые дома до берега первого ручья, который делает поворот к реке, образовав косу. Здесь построят свой дом Гольчиковы в 1962 году и каждую весну вода из реки и ручья будет доходить до крылечка, пока не спадёт паводок. На этой стороне жилые дома стояли в три ряда до перекрёстка главных дорог: одна соединяла три части села через мосты, а главная дорога тянулась от школы и до полей, окружённых лесом. Во втором ряду от правления колхоза стояли рядом два двухэтажных дома: Богдановых и Лешуковых. На втором этаже дома Лешуковых жила семья Михеевых, которая перейдёт в 1960 году в новый большой дом с комнатой под крышей. В селе этот дом назовут «дом с башенкой». Глава семьи был начальником лесопункта. На втором этаже дома Лешуковых с 1963 года будет контора Ленинградской геологоразведовательной экспедиции. В начале будут работать сезонники — зимой и летом, но в декабре образуется постоянная группа (костяк экспедиции), которая продержится в селе 10 лет и обнаружит в недрах земли огромное количество залежей твёрдой нефти на большой глубине. Весь этот проект заморозят на длительное время.
Приезжие из городов не выдерживали морозов и летних дней с коморами и мухами, а также условий для проживания. Не отработав сезона, скорее уезжали домой. Для одних была романтика, чтобы работать на Севере, другим — реальная жизнь, привычные к любой работе, они создавали семьи и воспитывали детей, но таких были единицы.
Пекарня занимала низкое помещение около школьной изгороди, но в одном ряду и снабжала хлебом всё село и участки, а булочки и калачи выпекали для буфета школы и для сельской столовой. В меню было разнообразие и люди с удовольствием посещали её.
2 квадрат: Через дорогу было двухэтажное здание больницы, но с 1960 года в нём останется амбулатория и аптека на первом этаже. В этом квадрате дома стояли в два ряда — по берегу первого ручья и до главной дороги.
Архангельская экспедиция работала в селе с 1962 года. Контора занимала второй этаж из трёх двухэтажных домов. Через дорогу находился колодец. Начальник и мастера с семьями жили в частных съёмных домах. Для одиноких снимали комнату на 4-5 человек. За зиму много собак пропадёт в селе, потом хозяйки квартир найдут под печью шкуры, головы и ноги. Зарплату тратили на спирт (0,5 л = 6 руб 50 коп) и хлеб, а мясо брали на улице. Летом построят длинное здание в посёлке под общежитие.
Колхоз купил электрогенератор и электрический свет появился в 1960 году: в школе, в учительском доме, в организациях, в сельском клубе, на почте. Лишь в дома колхозников его проведут летом 1962 года. Горел он с 5 часов утра и до 23 часов. Дома не закрывали на замки, но с 1962 года пришлось повесить их, так как приезжие ребята заходили в дом без разрешения, что не принято на Севере. Тёткин домик был вторым от полей, а ворота в изгороди находились за домом бабы Марфы. Наша улица по берегу ручья была односторонней и параллельной с главной улицей.
3 квадрат: Жилые дома были в два ряда, но одни — окнами на дорогу, а другие — окнами на поля. В середине второго ряда стояла колхозная конюшня, а за изгородью — больничная конюшня, но проходили и проезжали через большие ворота. Дороги и тропинки тянулись по селу между рядами домов. В те годы мало у кого были полисадники, а огородов вообще не было.
Сельский магазин находился недалеко от перекрёстка с большими стеклянными окнами, где продавали промышленные товары: ткани, обувь, канцелярские товары и др. Сзади него находился продуктовый магазин и вход в него был с другой стороны. Напротив него, через дорогу-тропинку — здание детсада и площадка для малышей, отгороженная штакетником. Спереди находился частный двухэтажный дом, где второй этаж занимала контора сельпо, а в конце изгороди было небольшое здание магазина ОРС, в котором продавали ткани, обувь, хозяйственные товары и продукты питания. Рядом с ним стояли два больших колхозных склада, а за ними вдоль штакетника два сельповских магазина: галантерея и хозяйственный. Между сельмагом и двухэтажным домом, в котором находилась контора метеостанции, стояли два больших амбара, принадлежащих сельпо.
4 квадрат: Состоял из жилых домов по другую сторону перекрёстка в один ряд до пекарни, но ещё один ряд домов тянулся по обочине дороги до фермы. От неё через два двухэтажных дома был переулок. В одном из двухэтажных домов жил сапожник. Через переулок ходили на речку по песчаной дороге мимо домов, которые стояли на берегу второго ручья. Среди этих домов находилось здание Сельского Совета с 1956 года, так как двухэтажное здание Сельского Совета в первом крартале сгорело. В 1961-62 годах здесь построили несколько частных домов. Ферма находилась вблизи второго ручья, где был мост. Здания стояли от дороги и по берегу ручья на близком расстоянии друг от друга. Одно здание находилось за дорогой, в нём держали скот до 1967 года.
Третья часть села находилась за вторым ручьём. Через него был широкий мост, по которому проезжали машины, подводы. Через ручей перед мостом проезжали подводы, чтобы намочить колёса, берега были пологими и пойма широкая и мелкая. От моста дорога делала развилку: одна — тянулась прямо вглубь леса около двух километров, где стояла на третьем ручье старая мельница, которая работала до 1955 года. Здесь тоже был мост, а за ним в ста метрах от просёлочной дороги по правую сторону начиналась взлётная полоса, протяжённостью 300-500 метром. В конце полосы около дороги стояло небольшое здание аэропорта с 1960 года, а до этого года самолёты АН-2 садились на острове. От второго ручья по правую сторону стояло большое здание ветлечебницы, а далее от неё три жилых дома. Через дорогу напротив ветлечебницы было старое кладбище, которое закрыли в 1960 году. Новое кладбище было открыто у старой мельницы. По краю кладбища среди молодого сосняка вела тропинка к больнице.
На высоком склоне между берегами реки и ручья среди сосняка было построено большое и высокое здание лесопункта в 1960 году, под крышей была комната, где жила техничка. Между этих построек в 1962 году Архангельская экспедиция сделала длинное и высокое здание под общежитие с крытым крылечком и подвалом для хранения картофеля, овощей и т.д. Потом деревья спиливали, делали расчистку и строили жилые дома около обочины дороги на левой стороне. В настоящее время село превратилось в большой посёлок с огромным количеством домов за счёт приезжих из других деревень. На берегу ручья в 1961 году было три частных дома, а через узкий ручей с высокими берегами было два пешеходных мостика с перилами.
На берегу реки была пристань, где бросали якоря параход и теплоход. Когда появлялись из-за острова, то подавали сигнал-гудок три раза с небольшими промежутками. Склады сделанны внутри высокого песчаного берега, а наверху росли низкорослые сосны. Снаружи видны только двери на железных протягах с большими замками. Ночью дежурил сторож. Недалеко от складов жил перевозчик в маленьком домике, а у берега качались лодки. За ветлечебницей вглубь леса вправо было построено в 1960 году здание маслозавода с двумя ледниками. Лёд заготавливали зимой на реке. А в 1963 году ближе к траве и кустам построили новые помещения для крупнорогатого скота. Старую ферму забросят. Когда разберут старые здания, то на этом месте построят в 1985-87 годах жилые дома. В колхозе была пилорама, убойный цех, мастерские с кузьней.
После 1990 года не будет совхоза, жизнь в селе будет трудной, работы не будет. Люди останутся жить на выживание. Обеспечение тоже будет на низком уровне. Лесничество лишится рабочих рук, т.к. производство и заготовка леса будет не стабильной.
КНИГА ПЕРВАЯ
«СУРОВАЯ РОДИНА»
ДЕТСТВО
Холодные снежные дни зимой очень короткие — рано темнело и поздно рассветало. В комнате всегда был полумрак, семилинейная керосиновая лампа освещала стол, за котором делали уроки сестра и брат. Я с печки любила за ними наблюдать и слушать их разговоры. У мамы болела рука и она её баюкала, как младенца. Днём уходила в больницу на перевязку, а я оставалась одна и смотрела в окна. Их было в доме три. Белый снег укрыл всё вокруг, а большой мороз на окнах все стёкла украсил красивыми разнообразными узорами. Я любила тишину и не хотела, чтобы кто-то мешал моему покою. Но однажды я проснулась, а в доме гнетущая тишина, от которой маленькая душа почувствовала тревогу. Ожидание тянулось долго. Домой пришли Тамара и Коля, но на мой вопрос:
— Где мама?
Не ответили. Сестру больше не спрашивала, а вот от брата не отходила, с упорством ловила его взгляд. Моего молчания и грустного лица Коля не выдержал, быстро сказал, что маму положили в больницу. Надев валенки и чёрное до пят пальто брата, я пошла к маме в больницу. Маленькая девочка пробиралась по тропинкам среди высоких сугробов, падала, снова вставала и упорно шла к цели. Когда подошла к больнице, то не смогла открыть дверь на второй этаж — дверная ручка для меня была очень высоко. Стала ждать. Кто-то открыл мне дверь, а сами вошли рядом в другую на первый этаж. Я замёрзла и с трудом поднялась по крутым ступенькам и открыла другую дверь. Вошла, тихо закрыв за собой дверь. Оказавшись в холодном полутёмном коридоре, осмотрелась и увидела, что свет проникал через окно рядом с лестницей. Двери были с обеих сторон. Прямой коридор поворачивал. Из глубины коридора вышла женщина в белом халате, перешла его и скрылась за дверью почти рядом со мной. В ожидании следила глазами за дверью. Когда дверь немного приоткрылась, услышала шёпот мамы:
— Галька!
Я спокойно подошла, она вложила мне в руки три ломтика белого хлеба и тихо сказала:
— Иди домой, я скоро вернусь.
И закрыла дверь. Но я успела заметить её бледное лицо, а больную руку прикрывал халат. Дорога назад оказалась длинной и трудной. Придя домой, положила хлеб на стол. Больше я на улицу не выходила. Моё любимое место, где никому не мешала, была печь. Если оставалась одна в комнате, то с тоской смотрела в окна. К вещам брата и сестры не прикасалась. Мама мне строго запретила, чтобы без разрешения ничего не брала в руки. Если сестра и брат были дома, я с печки молча наблюдала и больше слушала. Слёз моих никто не видел, капризов тоже. У всех были свои дела, заботы, а я для них была лишняя помеха. Росла, как дикий зверёк, не зная ласки.
Мама вернулась домой, но в семье ничего не изменилось. Видела, как она забинтованный палец поливала в ванночке, которую дали в больнице, жёлтой водой из бутылочки. Потом уходила в больницу на перевязку, оставляя меня одну. Так проходили дни, недели, месяцы. Когда солнце стало светить ярче, оно согревало меня. Часами сидела у окна и смотрела на улицу.
Тёплые весенние дни 1955 года были на исходе. Земля, насыщенная влагой, местами высыхала. Я пришла к тётке своей, чтобы в последний раз посмотреть на дядьку Афонасия. Он лежал на широкой лавке у окна, уснувший на веки. Всё лицо заросло волосами, а чёрная борода лежала на груди, как лопата. На нём был серый пиджак в узкую жёлтую полоску. Руки сложены на животе. Я смотрела на него, и думала, что видела его живого ещё недавно, когда заходила к ним одна после долгой зимы. Тогда тётки не было, а дядька лежал на кровати, и на скрип двери повернул голову. Увидев меня, потянулся к кружке с водой, но она была пустая. Мои босые ноги привыкли к холоду. Я тихо прошла вглубь избы, зачерпнула ковшиком в ведре воды и скорее налила в кружку, которая стояла на табуретке. Он нагнулся, немного отпив чистой воды, устало опрокинулся на подушку. Из-за густых бровей глаз не было видно, но если он смеялся, то борода у него шевелилась. Но на этот раз его замучил кашель. Он длился долго и мучительно, тело слабело очень быстро. Мне было его жаль, но не знала как ему помочь. Посмотрела на больного долгим взглядом и тихо ушла домой. За два года тяжёлой болезни много услышал от Матрёны упрёков, не давая ему покоя ни днём, ни ночью. Тётка и в этот день не могла молчать, а ворчала даже на мёртвого. Семейная жизнь не была хорошей, а наоборот — горькой. Афонасий жил в Койнасе ссыльным, работал где придётся. С Матрёной познакомился в 1938 году в детдоме. Он там работал конюхом, а она поваром.
Советников Афанасий Иванович из Ульяновской области, Алакаевского района села Алакаевка был сослан в 1930 году на север по реке Мезени. У него там осталась семья, родные. Людей привозили по-этапно, бросали среди снега в тайге. Из первой партии выжили трое. Голодные, обмороженные с трудом добрались до следующей деревни, где добрые люди выходили, обогрели, дали кров и пищу. Многие замерзали в лесу, не знавшие голода и холода. На это место привозили новых ссыльных. Так между сёлами Ленским и Вожгорой появилось новое поселение, построенное на голом месте и костях многих ссыльных. В настоящее время называют Зубово. Афанасий жил легко, женщин у него было много, но ни одна из них не захотела ухаживать за больным человеком. Упрёки жены слушал молча, зная, что очень виноват перед ней.
Мне надоело ворчание тётки и я тихо вышла на улицу. В голове шумело от горьких слов её. Она сотню раз попрекнёт куском хлеба и я боялась ходить к ней с матерью, даже изредка.
В июле в наш дом пришла чужая бабушка, в руках держала небольшую котомку (узелок). Я с интересом наблюдала за встречей и дальнейшим разговором, стараясь не пропустить ни одного слова. Мама встретила её приветливо, сразу поставила греть самовар. Северяне всегда встречают гостей ни о чём не расспрашивая, пока не выпьют за столом по чашке чая. Худощавая пожилая женщина, отдохнув немного, стала рассказывать о своей судьбе. Горькие слёзы бежали по впалым щекам. Она няньчила детей у сестры, а потом у племянницы, которая замужем за троюродным племянником моей мамы. Когда дети выросли, она тётку отправила в белый свет, чтобы не мешала в доме. Сестры нет в живых, а идти ей больше не к кому.
— О тебе я слышала много добрых слов. Меня зовут Прасковья и я пешком босая прошла из Устькимы пятнадцать километров. Ирина, разреши мне пожить у тебя немного..
В голосе её была такая тоска... Мама ответила с душевной теплотой:
— Оставайся Прасковья, будете с Галей дома, а места в избе всем хватит.
— Доброе сердце у тебя, Иринушка. Вы с сестрой такие разные. Матрёна не каждого в свою избушку пустит.
Бабушка показала свои пожитки маме, указав на вещи, которые наденут в последний путь. Новые резиновые сапоги сияли блеском. Прасковья сказала:
— Пусть их Тамара носит.
Но мама была против:
— Пусть ещё полежат.
Мы с Прасковьей подружились. Она для меня стала ближе всех. Пошила мне тряпичную куклу, с которой я играла, наньчила её, пеленала, укладывала спать. Бабушка научила беречь вещи, игрушки, не обижать кошку и котят. Научила держать в руках иголку с ниткой, как с ними обращаться. Она заботилась обо мне больше, чем мать, у которой никогда не было свободного времени. Прасковья не сидела без работы. Расчесала овечью шерсть, напряла ниток на веретено, связала всем тёплые носки, а маме получулки. Скоро моему счастью пришёл конец. Пришло письмо из Засулья, где бабушку звали в няньки. Мама была против, но Прасковья уговорила её отпустить.
— На один рот меньше в семье будет. Отправь меня в село на попутной подводе.
Я вновь осталась наедине с куклой, а мама лишилась советчика. Мама работала конюхом. Конюшня стояла недалеко от нашего дома. Тамара с Колей пошли в школу. На дворе были заморозки, я сидела на печи со своей куклой, которая была дороже всего на свете. Очень скучала по бабушке, спрашивала маму, но ответа не было. На улице шли дожди, а потом падал снег. Это продолжалось недолго. Подул сильный холодный ветер и за одну ночь всё кругом побелело. Снежный покров с каждым разом поднимался, укрывая собой землю, крыши на домах, деревья. Часто сидели без света. Не было денег купить киросина. Тамара с Колей делали уроки до темноты, чай пили иногда при луне, но все стойко держались. Зима была холодной и снежной. Я часто спрашивала маму о поездке в Засулье, но она в ответ качала головой. Прошли новогодние праздники, морозы усилились, я перестала спрашивать о поездке. Но на маму смотрела с укором, в моих глазах была тоска-печаль. Она завладела моим сердцем, усиливаясь с каждым днём. В душе росла тревога.
В феврале мама не выдержала, запрягла лошадь в сани, положила побольше сена, взяла меня с собой, укрыв потеплее. И мы поехали в Засулье за десять километров. В этом селе жили мамина тётка Аксинья с дочерью Любой и двоюродная сестра Фёкла, которая моталась по тайге на оленях, живя по чумам. По хорошей дороге быстро приехали в село. Аксинья была рада гостям, сразу согрела самовар, угощая племянницу и внучку горячим чаем с белым хлебом. Тут вбегает девчонка-хохотушка в комнату, две чёрные косички с лентами были ниже плеч, глаза чёрные, раскосые. Так я увидела Любу в первый раз, которой было 13 лет. Меня она просто не замечала. Аксинья рассказала, что Фёкла в эту зиму живёт дома. Прасковья няньчится у одинокой женщины с трёхлетним сыном. Сама женщина работает на сепараторном пункте. Пожелала удачи на обратном пути. Подъехав к дому, увидели упряжки оленей, они сбились в кучу, только нарты их окружали. Мама поставила лошадь в стороне, меня взяла за руку и стали подниматься по взвозу на поветь. На повети никого не было. Мама открыла дверь в избу, но не сразу увидели людей из-за дыма. Она поздоровалась со всеми, отгоняя от себя дым и сказала:
— Накурили, хоть топор вешай!
Оленеводы, уважая маму, надели малицы и вышли на поветь. Я пряталась за маминой юбкой и всё видела, так как дым был сверху. Фёкла радостно рассмеялась, увидев меня:
— А ну, сестра, покажи свою красавицу. Да садись за стол, без угощенья я вас не отпущу.
Я разглядывала женщину, не похожую на других: красный платок повязан вокруг лба, серые волосы свисали до плеч, сморщенное лицо улыбалось, показывая жёлтые зубы. Она положила трубку на стол, а меня взяла за руку, чтобы получше рассмотреть и серьёзно сказала:
— Смелая у тебя дочь будет, Ирина, даже не испугалась. Береги своё чадо, плохих людей много на свете.
Поговорив между собой немного, мама собралась уходить, беря меня за руку. Фёкла пожелала удачи, проводила нас до саней. Больше я её не видела.
Около дома, где жила Прасковья, мама привязала лошадь, положила сена и пошла в дом, держа меня за руку. Открыла дверь. В большой комнате было прохладно. Бабушка Прасковья стояла около печки-стояка спиной в летнем сарафане, в кофте и резиновых калошах на босу ногу. Увидев её, мама остолбенела. Отчнулась от кашла, который душил бабушку. Она быстро сняла валенки, стянула с ног тёплые чулки и надела на Прасковью, на плечи накинула свою жакетку. Немного отдыщавшись, бабушка стала рассказывать про своё житьё, горькое и нерадостное. Прося маму забрать её с собой. Мальчик бегал по комнате в валенках и тёплой курточке. Мы дождались хозяйку, так как ей уже сообщили о нашем приезде. Мама высказала ей в лицо всё: о бездушии и жадности, что сожалеет теперь, если бы знала, то раньше приехала. Домой приехали в сумерках с больной бабушкой. Мама заботилась о ней. Я всегда была рядом. Она очень похудела, лицо пожелтело. Но для меня бабушка найдёт ласковое слово, погладит рукой по голове, даст кусок хлеба. Она находила время, заботливо оберегая всю нашу семью, особенно меня. Через два месяца бабушка Прасковья немного повеселела, стала шутить. Весеннее солнце согревало землю, снег таял быстро. Скоро начнётся половодье. Бабушка умерла ночью в начале мая. Это потрясло меня больше всех. Плакать я не могла, словно внутри была пустота. Она лежала на скамейке около стены, одетая по-праздничному: платок на голове в цветочки, синяя кофта и сарафан из сатина синий в белые небольшие цветы, а на ногах блестящие резиновые сапоги. Мама причитала над ней:
— Будут твои ноженьки всегда в тепле.
Больше я ничего не помню, только мама успела поднять меня на руки. Одну не оставляли в доме, мама брала меня с собой на конюшню. Переживала, что дочь не плачет, ничего не просит, молчаливо смотрит на всех из-под лобья. Но я замкнулась, как улитка в свою раковину и стала понимать больше. Эту тайну держала в себе. Обида на мать, что не поехала за бабушкой раньше, терзала мою душу. Теперь я никому не доверяла, жила в своём мирке, в котром нет места «чужим».
Семья Василия Фёдоровича Кузьмина жила в конце села от реки центральной части в небольшом домике. За огородами урчал ручей, вода в нём незамерзала даже в сильные морозы. На берегу ручья стояли баньки, которые топились по-чёрному. Воду грели раскалёнными камнями. Вместе с женой Прасковьей растили сына и двух дочерей. Это было их богатство. Терпели голод и не падали духом. Редко, по большим праздникам, ходила она с дочерьми в гости к сестре Татьяне, которая жила через дом на одной улице. Эта семья жила в достатке. В большом доме было четыре комнаты, росли две дочери и сын. Татьяна, увидев в окна сестру и племянниц, говорила своим дочерям:
— Скорее прячьте хлеб, голытьба идёт.
Сколько она не хитрила, но до Прасковьи дошли её слова. Они перестали общаться. Выросли дети Прасковьи и Василия. Адреан зимой работал в лесу на заготовке древесины, весной и осенью гонял лесные плоты по реке Мезени. Он редко бывал дома, родители передавали сыну еду с попутчиками, но не каждый отвозил, своя семья дороже на свете. Адреан погиб на плотах в голодный 1933 год. Родители и сёстры не были на его могиле.
Ирину выдали замуж осенью 1934 года и она перешла жить в дом мужа на соседнюю улицу. У Фёдора был большой дом с поветью, где в избе жили молодые, так как перед дома составляли — три комнаты и коридор — стены и крыша. Родители его умерли в «испанку» в 1920 году.
Сауков Максим Андреевич и его жена Лешукова Мария Андреевна после себя оставили пятерых детей: Тася, Настя, Иван, Фёдор — 9 лет, Нина — 1,5 года. Смертоносная коса ложила малых и взрослых. У Максима Андреевича было ещё три брата. Из четырёх братьев осталось два. Павел был вдовцом с двумя детьми. Нину взяли на воспитание Лешуков Никита Андреевич, брат матери, с женой Василисой, так как своих детей не было. Прошли годы, дети выросли и разъехались кто-куда.
Василий Фёдорович и Прасковья весной, получив разрешение зятя, перешли жить от старшей дочери к младшей. Осенью Ирина родила дочь. Назвали Диной. Бабушка не отходила от внучки. Печь вытопить, хозяйство доглядеть — времени на всё хватало. День становился короче, а ночь длиннее. Вначале весны 1937 года Матрёна родила сына, назвали Анатолием. Немного посидев с малышом дома, стала приносить его к бабушке, а сама пошла работать. Не на кого надеяться ей, только на себя. Малыш рос. Вот и пришли тёплые деньки. Забот стало больше. Огороды засеяли ячменём и рожью, посадили картофель, заготовили дрова на зиму в лесу, сена для скота. Лето быстро кончилось. Сжали зерновые, повязали в снопы, перевезли и повесили на прясла. Выкопали картофель, перевезли домой, высушили его, спустили в подвал. Матрёна очень уставала за день, а ночью плакал сын, отдыхать мало приходилось. Вновь наступили холодные дни. Бабушка с внуками совсем измучилась. Дине исполнилось два года, а Толику было 8 месяцев. Мальчик стал чахнуть на глазах, что только ему не делали. В смерти сына Матрёна обвинила свою мать, делая упрёк, что дочь Ирины сберегла, а моего нет. Обиду свою не простила матери, даже мёртвой.
Фёдор Максимович в конце года ушёл в Армию, оставив жену в положении. Дочь Тамару никогда не видел. Потом началась война с финами. После окончания финской кампании мужики вернулись домой, а Фёдор — нет. Он встретил женщину с семилетним сыном и остался у неё жить.
Ирина весной родила вторую дочь, назвали Тамарой. Родители помогали ей во всём: в хозяйстве, с детьми. Они знали, что молодой двадцатишестилетней женщине будет очень трудно одной в этой жизни. Время лечит раны, а работа отнимает силы. Ирина всю себя отдала работе, получая взамен трудодни, на которые в конце года получала мизерную плату. Она знала, что в доме порядок, дети в безопасности.
Наступил 1941 год, летом началась Великая Отечественная война. Мужское население от 18 до 50 лет получили повестки из военкомата. Редкий дом в селе хранил тишину, но везде раздавался женский голос, который разрывал душу другим. Ирина молчала вместе с сестрой, их боль притупилась к этому времени. На женские плечи легла вся работа в колхозе, люди не знали отдыха, спешили убрать готовый урожай до заморозков. В зимнее время сушили снопы в овине, а потом обмолачивали в гумне. Работали днём и ночью, не зная, что будет завтра. В какой дом придёт «горе».
В конце зимы 1943 года умер от голода Василий Фёдорович. Он себе во всём отказывал ради внучек, желая им добра и счастья. Без отца-советчика Ирине стало тяжелее жить. Полуголодные, полубосые, полураздетые женщины пережили долгую и страшную войну. Много вдов появилось в селе.
В зимние праздники 1945 года приходила в гости племянница Ольга к Прасковье. Вначале несмело, а потом всё чаще и чаще. Всегда жаловалась на тесноту в доме мужа и проливала горькие слёзы. После смерти матери в 1930-32 годах, отец Ольги — Василий Вторых — жил разгульной, бесшабашной жизнью. Похоронив жену Татьяну и дочь, больше не женился. Дочерей поскорее выдал замуж, старший сын ушёл в Армию и домой не вернулся. Младший Фёдор был его наследником. Старшая дочь Ольга вышла замуж за Попова Кирилла и жила в своём селе. Другая дочь уехала из родного села и жила в Родоме. Родители Кирилла имели маленький домик в две комнаты. В большой жили сами с меньшим сыном Степаном, а в другой теснилась семья старшего сына. Две семьи не имели покоя. До войны росли две дочери, а потом вернулся из госпиталя без ноги на костылях Кирилл оченью 1944 года. В комнатушке не было свободного места. Хитрости и жадности у Ольги было с избытком, а тётка Прасковья и её дочь — мягкосердечные, так как они теперь не имели защитника. Пришла весна, люди голодали, скоту давали солому. И Ольга, как коршун, накинулась на добычу, добив окончательно тёткино сердце. Прасковья пожалела племянницу и отдала ей две комнаты в доме за каравай хлеба, получив обещание, что будут с мужем помогать Ирине. Так решила Прасковья помочь дочери, не зная о последствиях. Ольга с Кириллом быстро сделали отделочные работы в комнатах, а также и коридора и перешли жить в дом. Осенью Ольга родила сына Василия, ей во всём помогали дочери — Вера и Надя.
Осенью 1946 года Ирина родила сына Николая, дочери были её помощницами в летнее время, а бабушка нянчила внука. Зима выдалась холодной и девки сидели на печи, так как обуви и одежды на всех не хватало. На семьдесят девятом году жизни в марте умирает Прасковья, оставляя дочь одну в горе и заботах. Но дети не давали покоя матери, особенно сын Николай. Их всех надо накормить и как-то одеть. Заботы в доме легли на плечи старшей дочери, которая была сама ещё слабым ребёнком. Ирина работала конюхом уже много лет и конюшня находилась недалеко от дома. Она всегда видела дочь на взвозе, если та звала её домой. В хозяйстве держала козу Машку и овец. Козы менялись, а имя оставалось. Для них сена заготовить легче, чем на корову.
Кирилл с Ольгой построили тёплый хлев рядом с поветью недалеко от своих окон. Завели хозяйство: корову, овец, половину огорода забрали в своё ползование. В семье были деньги — пенсия и заработная плата, так как Кирилл работал в ОРС (отдел рабочего снабжения). Ходил с палкой на протезе. Если домой приходил в нетрезвом виде, то всех выгонял вон, его буйство иногда не знало предела. Тогда он кричал на всю улицу:
— Ирка! Мои дочери будут врачами и учителями, а твои будут коровам хвосты крутить!
В июне 1950 года Ольга родила дочь, назвали Любой.
В июле Ирина родила девочку. Когда пришла домой из больницы, в избе сидела сестра Матрёна, угощая племянниц и племянника гостинцами. Ворчала на них шутливо. Девчонки, оставив брата с матерью, убежали на улицу. Они не ругали младшую сестрёнку, так как знали, что она своим появлением на свет в своё время спасла всю семью от голода. Потом пришёл мой отец. У него была своя семья: дочь и сын. Он работал мельником. Взял меня на руки и сказал Ирине:
— Назови её Галей. Я — Николаевич и она пусть будет Николаевной, чтобы на неё никто пальцем не показывал.
Так на свет появилась я. Эту историю я узнала от тёти Моти в 1989 году. Матрёна стала чаще приходить к сестре в гости, одиночество её тяготило, да и дети притягивали по своему к себе. В праздничные дни часто вспоминала молодые годы. Колхоз она ненавидела, говорила:
— При царе — при Николашке ели белы коровашки, а пришёл к нам исполком — всю солому истолкём!
Коровашки — это белый хлеб. Старшую племянницу она больше любила, так как Дина заканчивала семилетку и тётка ей твердила всё время:
— Уезжай скорее из села в город учиться, а то сгниёшь, как мать, в проклятом колхозе.
Она заранее ей пошила два штапельных платья и жакетку. Окончив школу, Дина пошла в колхоз за справкой, но получила отказ. Тогда она спросила в лицо вредседателя:
— А ваша дочь, моя одноклассница, почему едет?
Так Дина получила справку. Летом 1952 года тётка приодела племянницу кое-как, дала немного денег. И отправилась Дина в дорогу вместе с одноклассниками, где пешком, а где на лодке до самого Архангельска. Там поступила в медицинское училище. В Койнасе жила её тётка Нина с мужем Евгением. Работали в леспромхозе. Жили на участке за рекой в 15 километрах. Их дети: Светлана, Николай, Анна (1948), Мария с 1950 года находились на попечении дедушки Никиты и бабушки Василисы. Дом их стоял на высоком берегу ручья — большая поветь с избой и ввоз, по которому ходили. Вот Нина написала своей старшей сестре Тасе, что их племянница Дина учится в медицинском училище в Архангельске. Таисия жила с мужем до войны в городе Мезени. Он с войны вернулся без ноги. А к 1950 году они переехали жить в Архангельск, там получили вартиру. Дина училась, а в выходные и праздничные дни подрабатывала: в столовой мыла посуду, в детском саду подменяла нянечек. Писала изредка тётке, получала от неё ответ. А тут позвали её в гости к родной тётке по отцу. Она с тревогой в сердце пришла на встречу, где её познакомили с отцом, которого она не помнила:
— В новой семье у меня своих пятеро детей и пасынок. Когда пасынок вырос, то выгнал меня из дома. Живу теперь в лесной избушке. Очень хотел бы вернуться в Койнас к Ирине.
Дина ушла возмущённой от непрошенных родных. Написала письмо тётке: «если мать примет Фёдора, то потеряет дочь». А тут бывшая золовка Ирине при встрече сказала:
— Брат прощает тебе двух детей и хочет приехать в свой дом.
Но Ирина прямо ответила всем:
— Дочь мне дороже всего, а он пусть живёт там, где хотел.
На дворе был холодный 1953 год.
Тяжело было Ирине с тремя детьми, которых надо накормить, одеть, обуть, да и сама ещё не старуха. Тамара помогала матери чем могла, поддерживая её во всём. Дети росли послушными и здоровыми, а это была радость для матери и Ирина не падала духом. Жили в бедности: русская печь в углу, самодельная кровать, стол, сундук и две скамейки вдоль стен, на стене висел судник, куда ставили тарелки и чашки. Ели жидкую похлёбку из муки, забеленную молоком. Хлеб для семьи был редким подарком (для гостей!) на столе. Варили картошку в мундире и все радовались этому. Средняя дочь стала летом вместе с другими ездить на пожни, заготавливать сено для колхоза. Сын помогал матери на конюшне. Младшая спокойно оставалась дома, тихо играла в свои игры на повети, была послушной, но упрямой.
А теперь Ирина брала детей с собой на конюшню. Когда водила лошадей на луг привязывать. То каждую лошадь привязывала за хвост другой лошади, сына садила на последнюю лошадь, а дочь на первую, заставляя их держаться за гривы и вела вереницу за собой, держа под мышкой топор. Меня оставляли невдалеке, Коля держал лошадей за уздечку, а мама их по очереди привязывала на длинные цепи, вбивая деревянный кол поглубже. На это уходило много времени и я, закрывая босые ноги подолом платья, засыпала. Мама находила меня. Прикоснувшись рукой, тихо звала по имени. Домой приходили около полуночи, уставшие ложились спать. А мама вставала в три часа ночи и шла перевязывать лошадей на новое место. Утром к восьми часам приводила их на конюшню. Молодняк выпускали на лето, но они каждый день вечером приходили к конюшне, где в кошаре для них была свежая трава в кормушках.
В конце августа в нашу избу прибежала Ольга с детьми. Кирилл пьяный кричал на весь дом, мы с Любой залезли на печку (между стеной и печью было небольшое пространство), а Коля с Васей сидели на печи. В комнате были Ольга, Вера, Надя, Тамара и они испуганно озирались вокруг, а мамы не было дома. Нам с Любой было жарко, но мы терпели. А Ольга не находила себе места, хотя они все привыкли к буйству отца, часто убегая из дома. Знали, что проспится и утром будет спокоен. Мама пришла замёрзшая с конюшни, а дома ждала неприятность. Мы с Любой вылезли из укрытия и сидели на печи с братьями. Мама не боялась Кирилла и он это чувствовал. Много зла принесла их семья в наш дом, нарушив покой и тишину. Ольга, заливаясь слезами, ругала мужа разными словами, а дочери повторяли вслед за нею, жалея себя. Маме надоело слушать этот вой и сказала, чтоб замолчали. В этот Момент Кирилл стал кричать под поветью, что идёт в хлев резать корову. Ольгу никто и ничто удержать не могло. Она оттолкнула дочерей, а маме сказала, чтоб не лезла со своими наставлениями. Её не стали удерживать. Мама открыла вход на лестницу, которая вела под поветь и сказала прямо в лицо Ольге:
— Больше не бегай ко мне!
Вскоре раздался такой вой, что все оцепенели. Но мама сказала всем, что их мать сама во всём виновата, пусть получает теперь побои от мужа. Кирилл знал, как можно напугать жену, чтобы она прибежала к нему. Он вымещал на ней всю злобу своей палкой.
Наша коза Машка летом стала бодаться, гоняла детей. Козы и овцы ходили по селу, около заборов щипали траву, объедали ветки кустов, которые росли за изгородью, а вечером приходили к своему двору. Новая беда посетила наш дом. Кто-то перебил передние ноги Машке. Не стало козы, семья лишилась молока. Мама брала козочек-малюток, чтобы вырастить кормилицу, но несчастья сыпались одно за другим. Одна козочка, прыгая с кровати, сломала ножку. Мама с Тамарой сделали на ножке шину, но и она не смогла уберечь её. Вторая козочка выскочила из комнаты и упала в открытый проём под поветь и разбилась об лестницу.
Выкопав картофель, высушив его, пришлось отвезти его к тётке, так как двери в подвал сильно осели и мама не смогла их открыть. Мама оставила в доме картофеля побольше, чтобы реже к сестре ходить. А тут овца окотилась мёртвым ягнёнком. Пришла к нам Матрёна и сказала маме:
— Если хочешь сберечь остальных овец, то перевези их в мой хлев. А то и этих не будет. Не к добру всё случается у тебя.
В избе все молчали, жуткую тишину боялись нарушить. Ирина понимала, что овец надо отвезти и сено тоже, но у сестры потом ничего не возьмёшь и держать здесь нельзя.
Кирилл и Ольга становились полными хозяевами и радовались этому. Он не пускал маму под поветь, зная, что хозяйства в семье нет. Двери изнутри закрывал, а лестницу убрал, чтобы не лазали сверху. Ольга обзывала нас с братом разными словами, что нет у нас отца, попрекая маму детьми каждый день. Не было жалости у них к нашей семье, а ненависти и зависти было много.
Если раньше Ирине находился человек, который хотел делить горе и радость вместе, то Ольга прибегала со слезами к сестре, упрашивая её не принимать в дом его. Давала обещания, как обычно — пустые, что будут помогать ей во всём. Ирина верила и отказывала всем, лишая себя и детей семейного счастья.
Кирилл замолчал про дочерей, когда Дина уехала учиться, а Тамара пошла в 9-й класс. Его дочери учились плохо, сын-недоумок сидел дома. Ольга немного поработала дояркой, потом ей на смену пришла дочь Вера, вслед Надя, едва окончив пять классов. Ольга всё делала на зло: все грязные помои выливала под угол избы, не слушая просьбы Ирины.
Меня отдали в няньки к куме, присматривать за внучками. Они жили за ручьём и крестница Тася попросила Ирину помочь им:
— Матери надо за хозяйством глядеть, печь топить, а детей не с кем оставить. Я с сестрой Нюрой уезжаю на участок. А брат Володя в школе учится...
Так я впервые попала к чужим людям. Домик из двух комнат, но мы с малышами находились в передней, где окна небольшие, но от пола высоко. Света было больше от четырёх окон, чем в кухне от одного. Две железные кровати около стен, стол в переднем углу, печка-стояк. Тасиной Нине было около трёх месяцев, а второй — два с половиной года. Я помнила свадьбу, когда Тася выходила замуж за Германа: шумное застолье, но в нём чувствовалась какая-то фальшь, от зорких детских глаз ничего не скроешь. Тася перешла жить в дом мужа, но через полгода вернулась к матери беременной. Срок был уже большой. Старший брат Таси, Николай, служил в Вологде, там встретил девушку и вскоре они поженились. У них родился сын Виктор. Володя после школы помогал матери по хозяйству, был молчаливым. Потому я его не запомнила. Весь день провозилась с малышами, по очереди укачивая на руках. Спала на полу и ночью меня покусали клопы. Я рано утром по морозу босиком убежала домой. Но мама утром меня привела за руку обратно и запретила домой приходить, пока сами не отпустят. Вот и жила у чужих людей за кусок хлеба и няньчила двоих детей. Когда де |
