Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

19. ЧЕРЕЗ АНКОРИ ДО АЛЕКСАНДРА-НИЛА


ЕЧЕРОМ 3 июля я пригласил офицеров экспедиции в свою палатку для обсуждения вопроса о том, какой путь избрать к морю. Я сказал: - Господа, мы собрались для решения вопроса, каким путем лучше будет пройти к морю. Вы имеете право голоса в этом деле, и потому я попытаюсь беспристрастно изложить вам все, что мне известно за и против каждого из путей. Во-первых, можно итти на Уганду прежней моей дорогой до устьев Катонги. Если король попрежнему благоволит ко мне, я могу провести экспедицию в Думо, на озеро Виктории, а там каким-нибудь способом добыть челноки и на них пробраться в Кавирондо. Оттуда, запасшись живым скотом и зерном, можно направиться в Кикуйю и далее в Момбасу. Но Мванга не то что Мтеза: убийца епископа Геннингтона не может быть нам другом. Если мы пойдем на Уганду, придется выбирать одно из двух: драться или сложить оружие. Что бы мы ни выбрали, все наши прежние труды оказались бы напрасными, и мы все равно были бы вынуждены бесполезно погубить доверенных нам людей.

Во-вторых, существует южная дорога, прямо через Анкори. В 1876 г. король Антари платил дань королю Уганды. По всей вероятности, он и теперь состоит его данником. В его столице, должно быть, немало проживает баганда, и они настолько смышлены, что, конечно, догадаются, как благодарен будет им Мванга, если они ему доставят несколько сотен ружей и патроны к ним. Если им не удастся завладеть этим добром хитростью, они могут попытать силу. Задолго до того, как мы достигнем берегов Александра-Нила, мы встретимся со значительными партиями баганда и ваньянкори и должны будем бороться с ними не на жизнь, а на смерть. Да и сам Антари имеет полнейшую возможность загородить нам дорогу через свои владения, потому что, по моему расчету, у него на случай вторжения имеется в распоряжении до двухсот тысяч копий. Но и десяти тысяч заглаза довольно, чтобы остановить нашу маленькую армию. Как он себя поведет - невозможно предвидеть. Будь я только с полусотней занзибарцев, я бы прошел через какие угодно пустыни. Но с шестьюстами такого народа, как у паши, нам в пустыню и соваться нечего, поэтому приготовимся к худшему.

В-третьих, две первые дороги, как видите, ведут прежде всего вверх по ближайшим обрывам на вершину плато. Третий и последний путь, на один день ходу, идет вдоль подошвы их, потом поворачивает к югу на Руанду, оттуда на Узигэ и на Танганьику, откуда мы могли бы послать гонцов в Уджиджи или в Кавалли за челноками или лодками. Затем мы могли бы итти домой из Уджиджи на Уньяньембэ в Занзибар, или на южный берег Танганьики и оттуда на Ньяссу, на Шире и Замбези к Келимане. Но чтобы добраться до Танганьики, придется пустить в ход все наши средства, все искусство. Я знаю, например, арабскую поговорку, что в Руанду легче войти, чем из нее выбраться. Лет восемнадцать назад туда пошел один арабский караван, но оттуда никто не вернулся. Брат Типпу-Тиба Могаммед пытался проникнуть в Руанду с отрядом в шесть сотен ружей, но не проник. Я не думаю, чтобы в Руанде было теперь столько сил, чтобы остановить нас; не будь других путей, нечего было бы и разговаривать об этом, и мы просто пошли бы на Руанду. Страна очень интересная, и мне было бы очень любопытно познакомиться с королем и народом. Но путь-то очень уж дальний.

Итак, самый короткий путь наш на озеро Виктория, в Кавирондо, но с условием, чтобы драться с баганда. Следующий кратчайший путь через Анкори на Карагуэ, с тем чтобы иметь дело и с баганда и с ваньянкори. И, наконец, третий, дальнейший путь на Руанду.

После оживленных обсуждений решено было предоставить выбор на мое усмотрение, и я избрал дорогу через Анкори.

Тотчас отдано было приказание готовить провиант на пять дней, с тем, чтобы с помощью обильных припасов, добытых у Ньянцы, мы могли зайти довольно далеко в пределы Анкори, прежде чем начнем раздавать бусы и ткани каравану в тысячу человек. С этой минуты я распорядился также, чтобы никто больше не смел самовольно брать с полей и плантаций даровую провизию и послал глашатаев объявить по всему лагерю на разных языках и наречиях, что всякий провинившийся и уличенный в краже плодов и живности по деревням подвергается публичному наказанию.

Утром 4 июля мы повернули на юго-восток от Ньянцы-Альберта-Эдуарда и пошли через равнину. Через час ходу плоская местность начала превращаться в холмистую, там и сям поросшую группами кустов и редкими деревьями. Еще один час ходьбы привел нас к подножью первой горы холмов, и тут начался ряд подъемов, приведших нас около полудня в Китетэ, на 300 м выше озера. Нас приняли очень радушно и приветствовали от имени короля Антари. Почти одновременно с нами пришли гонцы от Масукумы, правителя приозерной области Анкори, которые принесли в Китетэ приказание, чтобы нас принимали с почестями, оказывали нам всякое гостеприимство и проводили бы к нему. И таково было могущество этих агентов высшего начальства, что жителям деревни велено было немедленно очистить свои жилища. Раздались понукания и крики: "Пропустите, гостей Антари! Дайте место друзьям Масукумы! Эй, вы, не слышите что ли? Прочь отсюда, убирайся вон со своим хламом!" и так далее. Выкрикивая подобные повеления, посланцы украдкой поглядывали на нас, чтобы посмотреть, насколько мы чувствительны к их усердию. Вскоре мы отлично поняли суть местных отношений. Анкори рассматривается как личная собственность короля, его "вотчина". Мы будем иметь дело только с правящим классом из племени вакунгу, т, е. с королем, его матерью, братьями, сестрами, дядями, тетками и т. д.

Из Китетэ видна была значительная часть юго-восточного конца озера Альберта-Эдуарда. Мы находились на высоте 300 м над ним.

Солнце сияло очень ярко, и на этот раз километров на пятнадцать вперед мы могли кое-что рассмотреть сквозь туман. От 312 1/2° до 324° (по магниту) нижняя равнина была рассечена длинными рукавами и протоками озера, окружавшими множество низких островков. На 17 1/2° (магн. ) гора Нсинда подымалась на 750 м над уровнем озера; за нами в расстоянии пяти километров возвышалась горная цепь Киньямагара, а на восток от глубокой долины, отделявшей ее от высокого плато Анкори, виднелись крутые обрывы и мрачные скалы западных склонов хребта Дении.

На переходе 5 июля мы шли к востоко-северо-востоку, все время слегка поднимаясь вплоть до селения Кибунга, у подошвы хребта Денни. Гора Нсинда приходилась от нас теперь на северо-северо-запад, а прямо против селения высилась Киньямагара. В треугольной долине между этими горами мы увидели первые стада, принадлежавшие племени ваньянкора.

В величайшем порядке и стараясь держаться как можно теснее, мы поднялись 7 июля на перевал между хребтами Киньямагара и Дении и, достигнув вершины Киньямагара - высоты 2 000 м, - сильно перезябли от царствующего там холодного ветра. Затем мы спустились по восточному склону на 240 м ниже и очутились в главной резиденции Масукумы, правителя приозерной области королевства Анкори.

Масукума оказался превеселым и любезным стариком. Он много наслышался о нас, знал наперечет обо всех наших стычках с уара-сурами и непременно пожелал, чтобы на большом торжественном собрании, состоявшемся под вечер, мы подробно рассказали ему все сначала, "для того, - прибавил он, - чтобы наши старшины узнали, как вы били уара-суров в Мбого, в Утуку, в Авамбо, в Уконжу, в Усонгора и как их дочиста выгнали из Торо". Когда мы исполнили его желание, он промолвил: "Вот так-то нужно бы выгнать униорских разбойников изо всех мест, где они грабили. Ах, если бы знали мы, какие вы там дела делаете, мы бы пошли вам на подмогу, пошли бы вам навстречу до Мрули!" На эти слова вся компания отозвалась громким выражением сочувствия.

Затем явились к нам с визитом жены правителя и местные дамы, украшенные шапочками из бус, множеством ожерельев, кисточек и широкими нагрудниками, также сплетенными из нанизанных бус. Они осыпали нас тонкими комплиментами за совершенные нами подвиги и просили принять заявление их признательности, говоря: "Отныне Анкори ваша страна, ни один подданный короля Анкори не откажется подать вам правую руку дружбы, ибо вы показали себя настоящими ваньявингами".

После них подошли старейшины, седовласые хилые старики, совсем впадающие в ребячество; они протянули нам руки ладонями кверху и сказали: "Приветствуем вас с радостью. Сегодня мы в первый раз видим то, чего отцы наши никогда не видали: настоящих вашвези, истинных ваньявингов. Смотрите на них все! Это они, те самые, которые обратили в бегство Каба-Реги. Те самые, о которых мы слышали, что при виде их уара-суры поворачиваются спиной и бегут так прытко, как будто на ногах у них вырастают крылья!"

Словом, мы не ожидали такого приема в Анкори, когда обсуждали вопрос о дальнейшем своем маршруте вечером 3 июля; и хотя названия "вашвези" и "ваньявинги" казались нам не очень красивыми, но, очевидно, это были очень почетные титулы и произносились с величайшим благоговением как самим Масукумой, так и полуобнаженными невольницами, которые целый день носили нам воду и распевали хором лесни.

На другой день нам принесли триста гроздьев бананов и несколько сосудов с банановым вином для угощения на время нашего пребывания у Масукумы. Явились депутации из соседних селений; Масукума взял на себя повторить им повесть о поражении уара-суров и об изгнании их с соляных озер, что вызвало новые изъявления нам благодарности за важные услуги. И в самом деле, если взять в расчет, какое множество племен заинтересовано было в успехе нашего оружия, неудивительно, что все они так обрадовались. Мы нашли ключ к сердцам этих людей.

Скороходы, посланные в столицу государства, воротились на закате солнца с приветствием от королевы-матери. Оно составлено было очень дипломатично, но мы, однако, уразумели его тайный смысл. Вот что там было сказано:

"Масукума даст вам проводников, которые укажут дорогу в Карагуэ. Пищу будут вам давать в каждом месте вашего ночлега все время, пока вы в пределах Анкори. Коз и быков получите сколько угодно. Ступайте с миром. Королева-мать нездорова, но надеется выздороветь и лично принять вас в следующий раз, когда вы опять придете в нашу землю, ибо с этого дня страна ваша, со всем, что в ней есть. Король Антари в отсутствии, он на войне, а так как мать его больна и лежит в постели, то некому вас принять достойным образом".

Надо полагать, что со слов Бевуа и Какури наши подвиги и численность экспедиции сильно были преувеличены в столице, наша длинная колонна, тянущаяся вереницей, показалась им слишком величественной. Очень вероятно, что и страшный "Максим" также возымел на них свое действие; в нашу пользу, конечно, говорило и то, что уара-суры действительно изгнаны из многих округов, и Руиги, король Китагуэнды, восхвалял нас; да, наконец, для них особую важность имело то обстоятельство, что по нашей милости они имели возможность за дешевую цену достать множество соли.

Все это рекомендовало нас с выгодной стороны, и королев ское семейство было, пожалуй, искренно расположено ока зывать нам всякие любезности; но, с другой стороны, они все-таки опасались, как бы караван, победоносно прошедший через южный конец Униоро, не вздумал как-нибудь повре дить Анкори. ...

Бедная королева-мать! Если бы она знала, до чего я втайне радовался ее посланию, - наиприятнейшему из всех, полученных мною в Африке, - она бы не беспокоилась о том, как я приму ее слова. В сущности, хотя у нас оставалось еще довольно товаров для меновой торговли с туземцами, но вовсе не было таких богатых предметов, которые прилично было бы принести в дар царственной особе.

Рассказывали, будто в стране много бед причиняют львы и леопарды, однако по ночам мы их не слыхали. Только в первую ночь, проведенную у Масукумы, гиена проникла в лагерь и утащила козу.

Два коротких дневных перехода, один в 4 3/4 часа, другой трехчасовой, привели нас 11 июля в Катару. Дорога вилась по длинной, извилистой долине, между горною цепью Дении по правую руку и Ивендой по левую. Переправлялись через горные потоки, образующие истоки Русанго, реки, текущей к северу, к горе Эдвина-Арнольда, и там впадающей в реку Мпангу, которая течет на юг из гор Гордон-Беннет и Меккиннон. Через Мпангу мы переправлялись прежде, когда шли параллельно восточному берегу озера Альберта-Эдуарда.

Вскоре после прибытия нашего на ночлег с значительною свитой явились принявшие христианскую веру два жителя Уганды: Самуэль и Захария. После первых приветствий они заявили, что желают нечто сообщить мне, если я могу уделить им час времени. Ожидая услышать обычные восхваления королю Мванге, что каждый порядочный мганда, насколько мне известно, непременно делает, я отложил беседу до вечера. Они вручили мне мешок пороху и патронов, принадлежавших одному маньему и поднятых ими на дороге. Такой поступок делал им честь; я взял мешок и положил его на пол у своего стула; но через несколько минут какой-то искусный сын ислама уже стащил его.

Настал вечер, и Захария принялся рассказывать мне про удивительные вещи, случившиеся в Уганде в течение прошлого года. Король Мванга, сын короля Мтезы, вел себя так непозволительно и притом день ото дня хуже, что местные магометане сговорились с христианами (которых здесь называют "амазия"), чтобы общими силами свергнуть тирана, выводившего их из терпения своими жестокими казнями. Христиане соединились с магометанами (прозелитами арабских купцов) и не только потому, что Мванга казнил беспрестанно их единоверцев, а потому, что он порешил, наконец, уничтожить их всех до одного. Для этого он повелел отвезти на один остров стадо коз и пригласил христиан отправиться туда на его собственных челноках и переловить этих коз. Если бы христиане приняли его предложение, то челноки тотчас увели бы обратно, и обманутым оставалось только умереть на острове с голоду, после того как были бы съедены козы. Но один из его пажей узнал об этом, втайне предупредил христианских старшин о намерении короля, и они отказались отправиться на остров.

Союз магометан с христианами в королевстве Уганда вскоре обнаружился в том, что они восстали против короля и низложили его. Мванга, окружив себя горстью людей, оставшихся ему преданными, держался еще несколько времени, но когда обе его столицы, Рубага и Улагалла, были взяты приступом, он принужден был покинуть страну. Сев на челноки со своею свитой, он отправился на южный берег озера Виктории и нашел пристанище у Сеида-бен-Сеифа, иначе именуемого Кипанда, купца из Усукумы, прежнего моего знакомца по экспедиции 1871 г. Однако этот араб Сеид так скверно обращался с низвергнутым королем, что Мванга от него бежал и стал искать покровительства у французских миссионеров в Букумби. В прежнее время, как оказывается, Мванга изгнал из Уганды как английских, так и французских миссионеров и отнял все их имущество, исключая нижнего белья. Французы поселились тогда в Букумби, а англичане в Маколо, в Усамбиро, у самой южной оконечности озера Виктории.

Изгнав Мвангу из Уганды, победоносные мусульмане и христиане избрали королем его брата Кивеву. Сначала все шло хорошо, но потом оказалось, что мусульмане стараются восстановить нового короля против христиан. По слухам, они внушали ему, что так как англичане управляются королевою, то христиане и здесь замышляют возвести на престол одну из дочерей Мтезы. Тогда король отвернулся от христиан и решительно обратил все свои милости на мусульман, которые, однако, стали выражать сомнения насчет искренности его расположения к ним, их вероисповеданию и требовали, чтобы в доказательство своей с ними солидарности он подверг себя церемонии обрезания. Но Кивева отвечал, что не видит в этом надобности; тогда мусульмане решили насильно принудить его к этому и подобрали двенадцать его приближенных для произведения операции. В числе последних находился и мой старый знакомый Сабаду, который рассказывал мне предание об истории Уганды. Кивева, предупрежденный об их намерениях, наполнил свое жилище вооруженными людьми, так что, когда они пришли, их всех поодиночке закололи копьями. По всей столице поднялся шум, дворец и королевский двор взяли приступом и в суматохе короля убили.

После этого мятежники избрали в короли Карему, брата убитого Кивевы и изгнанного Мванги; он и теперь царствует в Уганде.

Христиане не раз уже нападали на войска Каремы и дрались стойко, иногда одерживали победы; но в четвертом сражении их сильно побили и оставшиеся в живых бежали в Анкори искать покровительства у Антари, который, как они полагали, непрочь будет принять помощь таких хороших воинов для своих частых схваток с жителями Мпороро и Руанды. В настоящее время в столице Анкори до двух с половиною тысяч христиан, да тысячи две рассеяны по области Удду.

Прослышав, что Мванга принял христианство и окрещен французскими миссионерами в Букумбе, христиане присягнули на верность ему, и он приходил повидаться с ними в Удду в сопровождении английского торговца Стокса; но так как силы их незначительны и мало шансов с помощью их завоевать потерянный трон, Мванга завладел пока островом неподалеку от залива Мурчисона и там проживает теперь, под защитою 250 ружей; между тем Стоке, как полагают, возвратился к морю с партией слоновой кости, чтобы в Занзибаре закупить оружие, боевые снаряды и послать их на помощь Мванге. До сей минуты вся сухопутная область Уганды повинуется Кареме, но острова признали королем Мвангу, в руках которого находится и вся флотилия Уганды, числом в несколько сот челноков38.

Далее Самуэль и Захария объявили мне, что пришли в наш лагерь потому, что слышали в столице о появлении в здешних местах белокожих и соотечественники послали их просить нас, не поможем ли мы им возвратить Мванге угандский престол.

Принимая во внимание скверную репутацию этого короля, его распутную жизнь, жестокость, предательское избиение христиан и то, что по его настоянию Луба в Усоге казнил епископа Геннингтона и с ним более шестидесяти несчастных занзибарцев, я подумал, что хотя повествование Захарии и Самуэля очень правдоподобно и вполне ясно, но, с другой стороны, мудрено поверить, чтобы такой негодяй, как Мванга, искренно покаялся и обратился в настоящего христианина, да и рассказу я не совсем доверял. Мне слишком хорошо известны были двоедушие и лукавство баганда, их замечательный талант притворяться, и потому я не мог сразу кинуться в такое рискованное предприятие; да к тому же, даже в том случае, если бы я захотел взять на себя завоевание престола для Мванги, мои обязанности относительно паши, его друга Казати, египтян и их свиты исключали всякую возможность думать об этом. Но африканским туземцам трудно растолковать причины, почему нельзя удовлетворить их пылким желаниям, и если эти хоть сколько-нибудь похожи на тех, с которыми приходилось мне иметь дело в 1876 г., то нет сомнения, что баганда способны были сговориться с Антари, чтобы задержать меня в стране. В этом, я полагаю, не усомнится ни один из моих читателей, знакомый с моею книгой "Через темный материк". Поэтому я отвечал Захарии и Самуэлю, что подумаю об их предложении и дам им окончательный ответ с берегов Александра-Нила, из какого-нибудь такого селения, где найду достаточно провианта для тех, кого принужден буду на время покинуть в том случае, если соглашусь исполнить их желание; им же советую пока отправиться к баганда, узнать наверно, где теперь находится Мванга и нет ли каких известий о мистере Стоксе.

В Катаре умер еще один египетский чиновник Могаммед-Кер. Другой египтянин, Абдул-Уахид-эфенди захотел отстать от каравана еще прежде и остался в Китетэ, а Ибрагим-Тельбас со своими домочадцами хотя вышел с нами из Китетэ, но вскоре запрятался в высокой траве и, вероятно, вернулся назад, предпочитая оставаться со своим больным соотечественником.

Наши люди начинали оправляться после повальной лихорадки, перебравшей нас чуть не поголовно. Однако паша, капитан Казати, лейтенант Стэрс и Джефсон все еще были больны. Предыдущий наш ночлег пришелся на высоте 1 750 м над уровнем моря, а длинная горная цепь Дении была еще на 200 м выше; утром 10 июля я заметил на земле иней, а на походе в этот день мы находили на кустах по сторонам дороги спелую ежевику, которой я не видал уже лет двадцать.

На третьем переходе вверх по долине, между хребтами Иванды и Дении, мы достигли ее верхнего конца, перевалили через узкий гребень и спустились в бассейн реки Руизи. Туманная атмосфера постепенно прояснялась, впереди стало видно на расстоянии около 10 км и мало-помалу вдали начали обрисовываться пасторальные пейзажи Анкори. В настоящее время они представились нам далеко не в выгодном свете, потому что в эту пору там всегда бывает засуха, начавшаяся уже два месяца назад. Все холмы, обрывы, пригорки и луга были покрыты густой травой, которую пора было сжигать. Скота везде множество и все такого жирного, точно его откармливают на выставку. Идя по долине между горами Иванды и Дении, мы насчитали более 4 000 голов скота с характерными длинными рогами. Бассейн реки Руизи, образующий самое сердце Анкори, питает многие десятки громадных стад.

11-го мы остановились в Вамаганде. Жители разделяются на пастухов ватузи и на ваньянкори - земледельцев. Весь анкорский народ делится на эти два сословия, равно как и все вообще племена пастушеских стран, от полян на берегах Итури до Уньяньембэ, и от западных берегов озера Виктории до Танганьики.

Женщины ватузи носят ожерелье из медных КОЛОКОЛЬЧИКОВ, а на ногах узкие обручи с прикрепленными к ним мелкими железными колокольчиками.

Говорят здесь на том же языке, как в Униоро, с легкими изменениями, и, кроме того, в их словаре есть выражение "касанги", которое они часто употребляют и которое равносильно изъявлению благодарности.

Тут к великому нашему прискорбию один из наших слуг скончался от долгой болезни, окончившейся параличом, а другой, нубиец, скрылся в высокой траве и пропал.

12 июля шли берегом Руизи и через полтора часа переправились через реку, превратившуюся теперь в обширное болото до полутора километров шириною, густо обросшее непроницаемою чащей папируса. При переходе через болото мы лишились двадцати четырех голов своего скота. Стали лагерем по ту сторону болота в селении Казари.

Королева-мать прислала нам четырех быков, а король трех быков и великолепный слоновый клык и при этом любезное приветствие, в котором он выразил надежду, что я не откажусь от союза с ним посредством братания кровью, В числе присланных от него депутатов находился принц королевской крови из Усонгоры, сын короля Ньики, чистейший образец эфиопского типа. Депутации поручено было проводить нас со всяким почетом и всю дорогу заботиться о доставлении нам припасов и развлечений.

Хотя быть гостем могущественного африканского короля чрезвычайно выгодно в экономическом отношении, однако есть и невыгодные стороны. Так, например, подданные его, удручаемые постоянными поборами, становятся очень сердиты и беспрестанно приставали к нам с жалобами, иногда даже вовсе несправедливыми. Да и наши люди, с своей стороны, слишком широко пользуются дарованными им льготами и берут гораздо больше того, что заслуживают, или на что имеют право по справедливости. Например, они забирали молоко у ваньянкори, а у тех считается недопустимым, чтобы человек, питающийся овощами, подносил к губам сосуд с молоком, а того, кто варит свою пищу, считают недостойным прикасаться к нему, потому что от этого скот может околеть и приключатся еще другие беды. Семеро наших людей провинились в этих ужасных преступлениях, и пастухи, которые здесь такие же сутяги, как аденские сомали, совсем разъяренные, пришли ко мне со своими жалобами. Мне немалого труда стоило это судилище, во время которого я старался успокоить оскорбленные чувства туземцев, возмущавшихся подобными скандальными поступками.

14 июля пришли в обширное и цветущее селение Ньяматозо, расположенное у северного подножья хребта Руампара. Видя по окрестностям необычайное обилие бананов, я распорядился, чтобы люди наготовили банановой муки на семь дней.

Отсюда к юго-юго-западу лежит Мпороро. Несколько лет тому назад Антари проник в эту страну, занял ее, и после целого ряда кровавых стычек народ и король признали себя его данниками. Руанда начинается отсюда на западо-юго-запад, и короля ее зовут Кигери, Об Руанде я мог узнать очень немногое, говорят только, что эта страна обширная, пространством равная расстоянию от Ньяматозо до Кафурро; народ там многочисленный, воинственный, не допускает к себе никого чужого, а если кого впустит, то уже не выпустит.

Один из наших офицеров, ослабевший от долговременной лихорадки, горько жаловался мне сегодня на ваньянкоров, - упоминаю об этом случае только затем, чтобы показать, как различно люди смотрят на вещи и каких пустяков иногда достаточно, чтобы восстановить человека против целого племени. Он говорил мне так:

- Вчера, как вам известно, солнце палило немилосердно, и я, усталый от жары, от длинного перехода и еще в легком пароксизме лихорадки, чувствовал, что готов все на свете отдать за стакан свежей воды. Пришли мы в ту маленькую деревню, что там на равнине, и я подошел к человеку, стоявшему у входа в свою хижину и нахально глазевшему на нас, и попросил дать мне напиться воды. Как вы думаете, что он сделал? Он указал мне на болото, а концом своего копья на черную тину, как бы желая сказать: "Пришел, так сам и бери, что тебе нужно!" Удивляюсь, как вы можете говорить, что это хороший народ! Не могу понять даже, из чего вы могли это заключить? Ну разве это хорошо, например, что он мне глотка воды не дал? Кабы с ним обойтись по заслугам.. " так ведь... Да ну, что об этом толковать!

- Милый человек, - отвечал я, - выслушайте терпеливо, я вам сейчас покажу другую сторону медали. На людей можно смотреть различно. Есть у вас карманное заркальце? Коли вы его потеряли, вот возьмите мое и посмотрите, на что вы похожи. Видите вы это угрюмое, исхудавшее лицо, с шершавыми признаками давнишнего бритья, изможденное, болезненное. Глаза у вас стали совсем маленькие и утратили свой блеск. Платье висит, как на вешалке, и притом все в лохмотьях. Когда я вас в первый раз встретил в Лондоне, я был восхищен: Адонис, да и только! - А теперь, извините, теперь ведь и все мы, увы! до крайности плохи с виду. А уж вы, когда у вас пароксизм начинается!.. Взгляните в зеркало, полюбуйтесь. И вот этот дикарь увидел эту самую физиономию, подходящую к нему с угрюмым видом. Вы к нему как обратились? Наверное, не подарили его одною из тех очаровательных улыбок, которая могла бы остановить буйвола на всем скаку. Так ведь? Вы устали, у вас был озноб, хотелось пить, и вы повелительно промолвили: "Дай мне воды напиться!" - а выражение вашего лица добавило: "Да проворнее поворачивайся, не то... " С какой стати ему, свободному человеку, стоящему у своего собственного дома, для вас беспокоиться? До той минуты он вас сроду не видывал, а наружность ваша показалась ему, может быть, не располагающей к ближайшему знакомству. И неужели вы способны с одного этого случая примкнуть к партии тех путешественников, которые никогда ничего хорошего не видят ни в Африке, ни в африканцах? К вашему большому конфузу, несчастный, я вам расскажу, что случилось, не далее как вчера, с вашим закадычным другом. А тот туземец, о котором будет идти речь, по всей вероятности, родной брат или вообще родственник того, на которого вы изволите так страшно гневаться.

Так вот, на походе с одним из наших офицеров сделался приступ сильной лихорадки, голова у него закружилась, и он упал у дороги в траву. Командир арьергарда не заметил этого и прошел мимо, не подозревая, что так близко от него лежит больной, почти в обмороке, товарищ. По счастью, той же дорогой шел туземец, воин, вооруженный копьем, луком и стрелами. Он тотчас заметил, что в траве что-то есть; подошел и увидел нашего офицера, беспомощно лежащего на земле.. Будь он бесчувственным скотом, он бы приколол его своим острым копьем, и у нас было бы одним товарищем меньше. Но нет, этот человек не так поступил. Заметьте, он не слыхивал притчи о благодетельном самаритянине, но пошел к себе домой и через полчаса вернулся с бутылью из выдолбленной тыквы, наполненной свежим молоком, и напоил им страждущего; вскоре наш друг, подкрепленный и оправившийся, мог встать, пришел в лагерь и рассказал мне эту трогательную историю. А ведь туземец-то не член Красного креста; он понятия не имеет о тех правилах добродетели и милосердия, которыми вот уже шестнадцать веков как прожужжали уши англичанам. Не похож он и на того английского миссионера, о котором, помните, рассказывали, что он не дал воды напиться голландскому капитану. Ну как же не сказать после этого, что этот народ - хороший народ, способный к гуманному развитию, Вы, может быть, сомневаетесь в подлинности моего рассказа? Так ступайте и сами спросите у своего друга. И, кроме того, подумайте, какое нам оказывает гостеприимство. Шутка ли прокормить даром тысячу человек, доставлять вдоволь бананов, бобов, проса, бататов, да еще табаку в придачу, и все пути нам открыты, - скатертью дорога! Нигде ни застав, ни пошлин. Да знаете ли, может быть, перед тем, как вы к нему подошли, этот человек уже был чем-нибудь раздосадован. Могло случиться, что наши люди, проходя мимо, издевались над ним, или перешарили у него весь дом, или угрожали его семье. А вы попробуйте еще раз. Подите в какую-нибудь из ближайших деревень и попросите вежливо, с улыбкой, чего угодно: молока, масла, табаку, - всё равно, и я ручаюсь, что отказа не будет.

И то сказать: давно ли Антари завоевал эту страну? А вы слышали, что он отнял у здешних вождей сорок женщин и раздарил их наилучшим из своих воинов, а самих вождей потом казнил. После этого неудивительно что, когда король наложил на них такую тяжкую контрибуцию, заставив кормить даром всю нашу ватагу, они недовольны. Притом вы сами видели, как грубо и надменно обращаются с ними королевские посланцы, а это, конечно, не способствует тому, чтобы на нас смотрели особенно ласково.

14 июля экспедиция продолжала путь по зеленым, горным долинам цепи Руампара, упирающейся, если не ошибаюсь, своим западным концом в ту гряду холмов, которая огибает бассейн Альберта-Эдуарда, и образующей водораздел между бассейнами рек Руизи и Александра-Нила. Перевалив через несколько горных вершин, обвеваемых свежим ветром, мы спустились в котловину Рузуссу, из которой вытекает река Намианжа. Тут мы на три дня остановились отдохнуть после стольких странствований по горам.

От 20 июля нахожу в своем дневнике следующую заметку:

"Сегодня утром прошла лихорадка, столько времени мучившая меня. Я немного поторопился, сказав, что мы оправляемся от болезни, причиненной нам колодезной водой в Усонгоре. Едва выздоравливает один из нас, как другой заболевает. Паша и я уже три раза испытали возобновление лихорадочных пароксизмов, и оба в одно время. Стэрс только вчера избавился от лихорадки. У Бонни уже два дня температура нормальная. Казати заболел 17-го, пролежал весь день 18-го, а 19-го опять встал. Так и живем, со дня на день; то лихорадка возвращается, то дня на два отпустит. Камис-Уади-Нассиб умер от паралича; еще один нубиец пропал без вести.

Четверо египтян, у которых страшно разболелись нарывы, просили позволения остаться в Анкори. Рассудив, что и без того у нас много больных, и белых и египтян, да еще довольно старух и ребят, я согласился с их просьбой, и они со всеми чадами и домочадцами остаются здесь.

Так как я здесь с часу на час ожидаю прибытия наследного принца, чтобы с ним побрататься кровью, то надеюсь, что после этой церемонии мне удастся устроить их довольно сносно.

Удивительный климат в Анкори: сильные холодные ветры, дующие с востока, юго-востока и северо-востока, вредно отзываются на дыхательных путях. То и дело слышишь о грудных болезнях, о кашле, катарах и головных болях. Беспрестанные крайности температуры, быстро переходящей с максимума на минимум, располагают к лихорадкам. Однако я очень хорошо помню, что, когда в январе 1876 г. шел через северный Анкори, и я и спутники мои были совершенно здоровы, и в тогдашнем моем дневнике вовсе не было тех отметок о заболеваниях, которые теперь ежедневно приходится заносить. Решительно не знаю, чему приписать это обстоятельство: или тому, что настоящее время года неблагоприятно, или злокачественной воде усонгорских колодцев, или, наконец, тому, что наши повара берут воду из реки Руизи, которая совсем черна от накопляемых по берегам гниющих навозных куч. Здесь теперь зима, в январе же бывает весна.

Отдаленность опасности часто делает ее для глаз настолько незначительной, что о ней и слушать не хотят. Правда, что рассказы часто бывают преувеличены без всякой меры невоздержанными языками, между тем как туманная даль, скрадывающая непривлекательность обвалов, непроходимость гор, глубину пропастей, нередко закругляет их резкие очертания и придает им обманчивую мягкость и прелесть контуров. Наша экспедиция много раз испытала это на себе, и я боюсь, что египтяне, отставшие от нас по доброй воле, встретят на своем пути еще худшие опасности, чем все те, о которых мы их столько раз тщетно предупреждали",

21 июля мы пошли горной долиной, идущей параллельно течению реки Намианжа. По сторонам тропинки росли гигантские репейники, попадались подсолнечники и кусты ежевики. Речка образуется из трех источников: одного маленького ручья пресной воды, вытекающего из впадины, обросшей папоротниками, небольшого озерца с солоноватой сернистой водой и другого, еще меньшего, с водой, обильно насыщенной щелочью. Через три часа ходу речка достигла полутора метров ширины, но вода в ней все такая же невкусная. По берегам банановые плантации чередуются с ложбинами, в которых пасутся стада.

На другой день мы вышли на рассвете и продолжали путь долиною Намианжи, которая узка, извилиста, местами лишь расширяется в просторный и гладкий горный уступ. Пройдя один час, мы с северо-востока круто повернули на юго-восток и потом на юг, вдоль другой долины. Нам то и дело попадались великолепные стада жирного и крупного скота, выгоняемого из зериб на пастбища, больше похожие на высохшую степь, чем на зеленый луг; впрочем, в сырых местах они довольно зелены. Вскоре долина опять повернула к востоку и привела нас к ущелью, в которое мы вступили, и через полчаса начали подниматься по обнаженному склону скалистой горы. Дойдя до ее вершины, мы перевалили через узкий гребень и по южному откосу спустились в котловину, изобилующую банановыми рощами, пастбищами и стадами; солнце жгло немилосердно, и мы поспешили укрыться от него в селении Виаруха.

Покидая долину Намианжи, наш арьергард был несколько сконфужен неожиданным обстоятельством: туземцы, до сих пор относившиеся к нам так мирно и дружелюбно, вдруг точно взбеленились, собрались толпой и начали испускать воинственные клики, сопровождая их угрожающими жестами. Два раза они как будто шли в атаку, ограничиваясь, однако, тем, что грозно подымали копья и замахивались ими; наконец в третий раз, полагая, что арьергард должен быть страшно напуган их численностью, они послали ему вслед восемь или десять стрел. Тогда командир приказал сделать по ним несколько выстрелов холостыми зарядами, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы обратить их в бегство: с громкими криками они поспешно полезли на горы.

Тотчас вслед за нами (но мы об этом ничего не знали) шел принц Учунку, наследник анкорийского престола, со своею свитой мушкетеров и копьеносцев и со вторичною депутацией от угандских христиан. Принц, по воле своего родителя, направлялся в наш лагерь, чтобы побрататься кровью со мною и заключить дружественный союз. Слыша выстрелы, принц пожелал узнать причину, и несколько вахумских пастухов, бывших свидетелями нападения на нас туземцев, объяснили ему, в чем дело. Тогда принц послал за ними вдогонку своих мушкетеров, которые двоих ваньянкора убили, а двадцать обезоружили.

В 2 часа дня принц Учунку со свитой пришел в Виаруху и тотчас попросил свидания. Это был мальчик лет тринадцати или четырнадцати, с очень милым, кротким лицом чистого абиссинского типа, настоящий мхума. При нем состоял воспитатель, или попечитель, он же и начальник принцевых телохранителей, вооруженных копьями и карабинами. Он привел нам в подарок двух огромных быков, но один был до того жирен, и с такими непомерно длинными, тяжелыми рогами, что путешественник из него вышел бы очень неудобный, а потому мы велели зарезать его на мясо. Мы обменялись с принцем обычными дружелюбными приветствиями, и когда принц до некоторой степени насытился зрелищем всех диковин нашего лагеря, мы сговорились назначить церемонию на завтрашний день.

23 июля состоялось торжество, обставленное всевозможною пышностью. Занзибарцы, маньемы, суданцы под ружьем выстроились по скату холма, метров за четыреста от нас, готовые по первому знаку салютовать принцу холостыми зарядами. Пушку мы тоже зарядили и поставили для пущего эффекта.

Церемониал начался с того, что разостлали персидский ковер, на который мы с принцем сели, поджав ноги по-турецки и взяв друг друга за левую руку и опираясь ими на колена. Искусные операторы подошли и каждому из нас сделали на левой руке надрез; потом они взяли по кусочку масла, положили их на два листочка, служивших вместо тарелок, смешали масло с нашею кровью и, обменявшись листочками, помазали смесью нам по лбу. Таким образом церемония обошлась без той отвратительной формальности, которая

обязательна между племенами бассейна Конго. Принц, приходившийся мне теперь младшим братом, взял меня за руку, повел в мою хижину и стал улыбаться с самым радостным видом. Я порадовал его юную душу тем, что подарил ему несколько кусков отборных каирских тканей, а паша и египетские дамы прислали ему ожерелье из крупных, красивых бус, что сразу завоевало нам его сердце. Воспитателю мы подарили корову, а телохранителям на угощение быка. В свою очередь и принц должен был подарить крупную козу нашему искусному оператору, так как даже и в области Конго эта должность считается чрезвычайно почетной, и за подобные услуги всегда принято одаривать щедро.

По данному знаку наши люди пять раз дали залп из ружей к великому восхищению принца; но когда пушка стала стрелять картечью, и он увидел, какие облака пыли подымаются на противоположном холме от падающих пуль, он пришел в неописуемый восторг и, вероятно, чтобы удержаться от слишком громких криков, крепко зажал себе рот рукой. Потом наши люди спорили, почему он это сделал. Некоторые утверждали, что он боялся, как бы не растрескались его прекрасные зубы, которые со страху будто бы слишком сильно стучали; но я убежден, что это было просто ребяческое движение, выражавшее чрезвычайное удовольствие и удивление.

С этого дня я теперь публично признан гражданином Анкори; отныне я имею право отправляться куда мне угодно по всему владению Антари, останавливаться и селиться, где захочу, и пользоваться плодами всякой плантации, какая мне приглянется. Только рогатый скот, козы и оружие рассматриваются здесь как частная собственность, на которую даже король не имеет права, исключая тех случаев, когда они принадлежат преступникам, имущество которых поступает в распоряжение короля. Помимо дарованных мне прав, принц поклялся еще именем своего отца и по его поручению, что всякий белокожий человек, который придет в Анкори с рекомендацией от меня, будет принят так же хорошо, как я сам.

Вместе с принцем пришла вторая депутация от христиан Уганды.

Я объяснил Захарию и Самуэлю, что нахожу совершенно невозможным покинуть порученный мне караван, а потому посоветовал им лучше обратиться к Стоксу и к Меккэю, а если можно изложить это дело их доброжелателям в Анг лии, то за это я с удовольствием возьмусь. Тогда, видя, что я решительно намерен итти дальше, пятеро христиан стали просить позволения вместе с нами итти к морю, на что мы охотно согласились.

24 июля прошли целой вереницей извилистых долин, с обеих сторон теснимых горными пастбищами, почерневшими от недавнего огня, между тем как травы всюду совсем побелели от времени и засухи; дойдя в долину Мавона, мы стали постепенно спускаться в котловину через редкий лес акаций, там и здесь перемешанных с молочаями, репейниками и высокими алойниками. Селение Мавона изобилует огородами, производящими много всякой всячины: гороху, бобов, бататов, маниока, огурцов, баклажанов и бананов.

На другой день, пройдя четыре с половиною часа по долине Мавона, мы вдруг очутились в виду долины Александры и убедились, что линия холмов на юго-юго-восток отсюда тянется уже по ту сторону реки в области Карагуэ. В это время года оба берега одинаково непривлекательны на вид: ландшафт не представляет ни одного зеленого уголка, ни одной плантации, а недавние палы превратили каждую ложбину, холм и поляну в оголенную пустыню, посыпанную черным пеплом.

26 и 27 июля переправлялись через реку в четыре приема на самых неуклюжих челноках, какие можно себе представить.

Тут мы распростились с провожатыми из Анкори, с новообращенными баганда, наградив и короля Антари и каждого из приятелей такими дарами, которые вызвали с их стороны выражение живейшей благодарности.

В этом месте Александра-Нил имеет до 125 м ширины, средняя глубина его равняется 3 м, сила течения по середине русла - 6 километров в час.


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу