С.В. Обручев В неизведанные края

С.В. Обручев. В неизведанные края

В стране юкагиров

4 марта подают новых оленей. После наших жалких и истощенных эти кажутся необычайно сильными и жирными.

От Верхне Колымска нам предстоит сначала пройти немного вверх до Ясашной и от нее наискось пересечь водораздел к Колыме. В низовьях Ясашной расположено небольшое селение юкагиров — Нелемное. Тут живет большая часть верхнеколымских юкагиров.

Когда то юкагиры были многочисленным и сильным народом, населявшим Северо Восточную Азию. Юкагирская земля занимала бассейны Яны, Индигирки, Колымы, Анадыря и на восток протягивалась до Анадырского залива. Когда русские пришли сюда, здесь еще не было якутов (кроме самых верховьев Яны), а эвены кочевали в небольшом количестве в горах. Юкагиры жили главным образом в долинах рек; но постепенно количество юкагиров сократилось, и Иохельсон в начале 1900 х годов насчитывал их всего лишь 700 человек. Из них более 300 кочевало в Западной тундре, между низовьями рек Индигирки и Колымы. В верховьях Колымы, по Иохельсону, жило около 200 юкагиров, и немного их оставалось в низовьях Омолона. По тем сведениям, которые мне удалось собрать в 1930 году, в верховьях Колымы жило всего 125 юкагиров. Врач Мицкевич, работавший в прошлом веке на Колыме, описывал юкагиров следующим образом: «Юкагиры — это стройные, легкие люди невысокого роста, с продолговатыми лицами, светлыми карими глазами, с черными, прямыми, до плеч волосами, почти без растительности на лице».

Экономическое положение юкагиров до Советской власти было чрезвычайно тяжелым. Исконные охотники и рыболовы, они жили главным образом вдоль рек, и жизнь их в значительной степени зависела от улова рыбы. Оленей верхнеколымские юкагиры не держали, но и настоящего колымского скота — собак — они также имели очень немного: в одной семье обычно три четыре собаки. Во время весенних перекочевок юкагиры должны были сами впрягаться в парты, чтобы помогать собакам.

Уже во время нашего пребывания на Колыме специальные разъездные агенты Госторга доставляли продовольствие в места, где жили юкагиры, а позже на устье Коркодона была построена культбаза, которая теперь ведет большую работу по культурной помощи этому маленькому народу и по изменению его быта.

От Нелемного к нашему каравану присоединился еще один спутник. Бека взял с собой, чтобы довезти до Столбовой, какую то дряхлую старушку в меховом чепчике и ровдужных штанах. Во время остановок она разводила костер и потом долго сидела возле него с трубочкой в зубах, грея руки.

От Нелемного и до Коркодона мы могли ехать по санному следу: здесь в начале зимы провезли груз в факторию Госторга, находящуюся на устье Коркодона; пурга уже замела этот след, но опытный проводник мог найти его — на нем снег гораздо тверже и нарты проваливаются не так сильно.

Мы двигаемся вверх по Колыме сравнительно медленно, от 20 до 30 километров в день. Каждые три дня устраиваем дневку, чтобы дать отдохнуть оленям, которые должны добывать себе мох из под довольно глубокого снега. Поэтому только 17 марта добираемся наконец до фактории у устья Коркодона.

В фактории кроме нашего старого знакомца Дмитрия Винокурова встречаем Бережнова, члена Колымского окружного исполкома и одновременно агента Госторга. Когда он уезжал из Средне Колымска, я просил его, чтобы он постарался достать нам проводника до Коркодона. В феврале сюда приходили эвены с верховьев правых притоков реки Коркодон — Рассохи и Сугоя — для закупки товаров. Бережнов потратил несколько дней на разговоры с эвенами, но ему не удалось убедить их провести нашу экспедицию по Коркодону.

Они говорили, что по Коркодону сейчас невозможно идти, что там были недавно большие пожары, которые выжгли все моховища, поэтому оленей там негде кормить, а Коркодон во многих местах покрыт полыньями и по нему невозможно ехать на нартах.

Дальнейший путь предстояло, очевидно, совершать так же, как и плавание по Колыме в прошлом году, то есть без проводников. Первый участок Коркодона — около 90 километров, до устья Рассохи, — пройти нетрудно. Здесь часто ездил Бека и хорошо знал дорогу, а на устье Рассохи мы должны найти зимнее поселение юкагиров.

В Столбовой мы несколько реформировали наш караван: Бека оставил здесь часть плохих оленей и маток и взял взамен своих оленей, пасшихся вблизи под надзором эвена. С нами теперь шло восемьдесят четыре оленя, запряженных в тридцать пять нарт. Вверх по Коркодону вместе с нами поехал Бережнов. Он хотел отвезти юкагирам на устье Рассохи муки, так как на своих немногочисленных собаках они сами не могли доехать до фактории.

На третий день пути по Коркодону мы в первый раз встретили большие наледи. Вода на значительном протяжении покрывала протоку, по которой мы ехали; были видны и открытые полыньи. Это еще раз подтвердило мрачные предчувствия наиболее пессимистически настроенных участников экспедиции, которые невольно вспоминали предсказания эвенов о непрерывных полыньях.

На четвертый день мы дошли до устья Рассохи, но и тут нас ожидало разочарование: в стойбище юкагиров не было ни души.

Юкагирское поселение на устье Рассохи, называющееся Чинганджа, состояло из нескольких юрт, построенных по якутскому образцу, и нескольких лабазов (амбаров). Здешние лабазы, чтобы предохранить продукты от диких зверей, ставятся на один или два высоких столба, так что попасть к ним можно только по стремянке. Кроме этих сооружений вблизи юрт были будки для собак, сделанные из сухой травы.

Вблизи селения на реке мы нашли юкагира — немого старика, который остался здесь ловить рыбу. Он знаками объяснил Бережнову, что остальные юкагиры ушли вверх по реке ловить рыбу, как они делают обычно в марте. У него было достаточно продовольствия, и он припас шкурки белок, чтобы уплатить за товары, привезенные Бережновым.

У устья Рассохи мы простояли сутки, чтобы дать возможность Салищеву определить астрономический пункт. Я в это время сходил вверх по реке изучить утесы и посмотреть, что за таинственная страна расстилается к востоку. Когда я взобрался на лыжах на гору, передо мной открылся далекий вид: между Рассохой и Коркодоном тянулось низкое ровное плоскогорье. Долина Коркодона уходила на восток, вдали блестели снежные вершины гор.

Когда мы проложили на карте направление долины Коркодона, оказалось, что она идет в нужную нам сторону и по ней мы попадем к устью реки Крестик на Омолоне. С горы было видно, что во многих местах Коркодон не замерз: еще темнела открытая вода, а на большом протяжении по правому его берегу простирались огромные пространства, выжженные лесными пожарами. Значит, когда мы пойдем дальше, нам нужно будет отыскивать не только дорогу, но и кормовища для оленей. Может быть, восточнее пожар перекинулся и на левый, южный берег Коркодона, и нам придется свернуть в сторону от реки и обойти сожженные, голодные места.

Чтобы обеспечить продвижение каравана на Омолон по намеченному маршруту, я обещал Беке большую премию в случае, если он выведет нас до вскрытия рек в верховья Омолона к Крестику.

Три дня мы медленно двигаемся вверх по Коркодону по следам узких нарт юкагиров. Видно, что они часто останавливались и пробивали ряд прорубей в реке, чтобы ловить рыбу подледной сетью. Наконец у одной из их стоянок Бека заявляет, что теперь юкагиры уже близко — след совсем свежий — и можно стать на ночь, не доходя до них. Мы оставляем наших спутников и вдвоем с ним едем отыскивать юкагиров.

В нескольких километрах далее, во впадине у высокого речного обрыва, у рощи тополей, мы увидели стан юкагиров. Вечернее солнце ярко освещало коричневые шкуры недавно поставленного чума. Мужчины ушли на рыбную ловлю, а несколько женщин занимаются расстановкой чумов и палаток. На пучках сухой, желтой травы сидят по две, по четыре вместе маленькие черные собаки с острыми мордочками; им подложена теплая подстилка, чтобы они не простудились. Тут же рядом в мехах на снегу лежат грудные дети. У одного из юкагиров не чум, а палатка; палатки при перекочевках гораздо Удобнее, чем кожаные и берестяные чумы, они уже прочно привились у якутов и проникают к юкагирам и эвенам.

Вскоре после нашего прихода появляются мужчины. Первыми приходят маленькие мальчики, лет пяти шести. Они идут на лыжах, широких и коротких, подражая в походке мужчинам. Затем появляются взрослые в просторных меховых парках. Нас принимают в самом большом чуме и угощают обязательно чаем со строганиной. Все население Коркодона — двадцать душ — собралось в этом чуме посмотреть на нас.

На другой день юкагиры явились к нам, чтобы получить у Бережнова продукты и сдать ему пушнину. Между нашими нартами была поставлена тренога и подвешены весы. Взвешивали муку, нюхали и делили табак, щупали мануфактуру. Женщины в расшитых нагрудниках, рисунок которых заимствован от эвенов, стояли степенно. Особенное впечатление на всех наших проводников произвела молодая девушка, лет семнадцати восемнадцати, с ярким цветом лица — знаменитая охотница Ольга. Она уже ведет самостоятельную охоту и нынешней зимой убила пятьдесят белок. Юкагиры сдали Бережнову не только свою пушнину, но и перекупленную у горных эвенов, которые иногда заходят к ним.

При помощи Бережнова мы долго уговариваем юкагиров дать нам проводника вверх по Коркодону. Юкагиры обычно в конце зимы поднимаются вверх по Коркодону, чтобы ловить рыбу, и в конце апреля возвращаются обратно на устье Рассохи, а затем летом спускаются вниз по Коркодону до Колымы. Далеко по Коркодону никто из них не заходил, и юкагиры долго не соглашаются дать проводника.

Сидя кружком на полу палатки, попивая медленно чай, мы ведем очень длительные дипломатические переговоры. Юкагиры хотят показать, что они делают большое одолжение даже тем, что пришли сюда к нам и разговаривают с нами. Старый юкагир Григорий говорит:

— Из за того, что мы сегодня не откочевали вверх по реке и остались на старом месте, мы не могли поймать рыбы и голодаем. Вчера мы хотели просить вас, чтобы вы перекочевали вместе с нами вверх, но мы знаем, что вы собираетесь в дальнюю дорогу, мы не хотели вас беспокоить.

Потом нам сообщают, что если кто нибудь из мужчин пойдет с нами проводником, то всем им опять таки придется голодать, потому что улов рыбы будет меньше. Наконец после десятой чашки чая, выговорив большую плату, юкагиры соглашаются дать нам в проводники одного из стариков.

Бережнов кроме торговых дел должен был в качестве члена местного исполкома провести «муньях» (совет). Для обслуживания юкагиров предполагалось создать культ базу в фактории на Столбовой, и надо было уговорить их перейти на оседлое жительство в окрестностях базы. Но на все убеждения Бережнова, что возле базы жить им будет легче и что никогда не будет голодовок, юкагиры отвечали отказом. Они говорили: «Живите сами в культбазе, а нам не выжить; если мы должны будем отказаться от вольного воздуха и перекочевок, мы умрем». Так Бережнов и уехал обратно, не убедив их в этот раз променять вольную кочевую жизнь на более обеспеченное оседлое существование. Но позже, когда была построена культ база, юкагиры стали постепенно селиться возле нее.

После, встречи с юкагирами решено было по их совету покинуть Коркодон, потому что на нем слишком часто начали попадаться опасные полыньи, в которые легко могли провалиться нарты (накануне один олень в моей нарте наполовину провалился сквозь лед, пробитый копытами передних оленей), и двинуться прямо через болота и леса вдоль подножия гор левого берега.

Это сильно сокращало наш путь, так как Коркодон выше Рассохи извивается среди широкой долины и образует мелкие протоки и острова.

Юкагиры перешли немного выше по реке и начали здесь ловить рыбу. Поперек реки пробили несколько прорубей, сквозь них пропустили сеть. Этим занимались все мужчины, включая мальчиков.

Покинув Коркодон, мы двинулись наискось через кун тук — так колымчане называют редкий лес, покрывающий террасы между рекой и подножием гор. Вскоре оказалось, что старик юкагир, очень милый и ласковый человек, как проводник никуда не годится. Идти вперед на лыжах и прокладывать путь (лыжницу) для передовых оленей он не в силах, а в выборе дороги для оленьего каравана он ничего не понимает. Поэтому, посмеявшись над ним немного, Бека посадил его на одну из задних нарт.

Следующая надежда была уже на встречу с горными эвенами. Поэтому мы внимательно смотрим, не попадется ли где нибудь след верхового оленя.