Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1980(20)


ЖИЗНЬ ВОРОБЬИНАЯ ГЕННАДИЙ СЕЛЕЖИНСКИЙ

ЖИЗНЬ ВОРОБЬИНАЯ

ГЕННАДИЙ СЕЛЕЖИНСКИЙ
Художник Е. ШЕФФЕР

Раньше он был заурядным домовым воробьем. Но вот однажды после линьки (это у воробьев случается осенью) в его хвосте вдруг оказалось четыре белых пера! С тех пор он и стал Белохвости-ком. Проявление альбинизма у Passer domesticus, как записано в научных книгах, характерно для городов, а для сельских местностей — явление редкое. Во всяком случае, новое украшение еще более оттеняло элегантность широкого черного «галстука». Однако откуда он взялся? Ведь после осенней смены пера только небольшое темное пятно виднелось на горле, да и серая «шапочка» на лбу и темени выглядела гораздо светлее. Загадка, понятное дело, красна разгадкой: светлые кончики черных перьев на груди (и серых на голове) целиком снашиваются к концу марта. Вот так хитро и появляется на всеобщее обозрение брачный наряд самца. Он дополняется блестящей черной окраской клюва (зимой тускло-серого).

Выставляя напоказ все это великолепие, Белохвостик устраивал настоящие ток-парады вокруг Белобровки — буровато-серой самочки с более широкими, чем обычно у воробьих, светлыми полосками над глазами. Она благосклонно взирала, как бойкий ухажер, гордо выпятив грудь, с полураскрытым хвостом и приспущенными крыльями описывал круги, продвигаясь все ближе и ближе, обольщая избранную подругу вдобавок и нехитрой песенкой «чрри-чрри». Но когда граница дозволенного нарушалась, Белобровка наскакивала, норовя поддать клювом не в меру ретивого кавалера. Конечно, это была напускная строгость...

Порой серенады привлекали соперников. И тогда вокализы с танцами на балконном козырьке или на крыше соседнего дома заканчивались грандиозной потасовкой. Драка не прекращалась даже в воздухе, комок дерущихся с неимоверным гамом летел с высоты шестого этажа...

А из углового окна за перипетиями воробьиной жизни внимательно наблюдал орнитолог Саня Горобченко. Он объяснил бы, что во всем виноваты гормоны. Эти особые химические вещества, которые выделяют в кровеносное русло эндокринные железы, помогают нервной системе управлять сложнейшим живым механизмом, стимулируя и регулируя работу его отдельных систем, частей, деталей. От действия гормонов зависит ход жизненных процессов и все птичьи поступки.

Весной одним из важнейших пусковых механизмов служит продолжительность светлого времени суток. Как только удлиняющийся день достигнет определенной величины, в воробьином организме вступает в дело Первый эндокринный «завод» — гипофиз. Вскоре его гормоны подключают к работе гонады — Вторую гормональную «фабрику». У самцов она вырабатывает андрогены, у самок — эстрогены. И тотчас меняется птичье поведение. Тут следует оговориться: на самом деле все происходит не так быстро и просто. На процессы размножения пернатых оказывают воздействие кроме продолжительности дня температура и влажность воздуха, инсоляция, взаимоотношения в стае и многое другое.

Весной самцы у воробьев становятся очень драчливыми, шумливыми и влюбчивыми. И в этом (как и в потемнении клюва) практически повинны лишь андрогены. А вот у самок эстрогены работают в содружестве с тремя вторичными гормонами. Совместная продукция различных «цехов» эндокринных «фабрик» вызывает созревание яйцеклеток — зародышей яиц будущих птичьих кладок, появление гнездостроительного инстинкта, а также образование наседного пятна на брюшке у воробьих.

Пух и перья тут выпадают, жир и мускулы редуцируются, а соединительная ткань, став очень рыхлой, обогащается кровеносными сосудами. Так возникает участок с немного воспаленной и голой кожей — обогревательная система живого инкубатора. Но наседное пятно — далеко не только «печка». С его помощью контролируется постройка лотка — внутренней части гнезда, подсчиты-ваются яйца — ведь их количество не должно превышать максимального, иначе нельзя будет поддерживать температуру в гнезде.

Как раз от наседного пятна исходит сигнал, который, достигнув центральной нервной системы, становится уже приказом для гонад о сокращении производства эстрогенов. А полная кладка яиц в свою очередь служит одним из первичных сигналов об увеличении выпуска пролактина, ответственного за насиживание. Впоследствии, когда появляются птенчики, их открытые клювики разбудят с помощью вездесущих гормонов могучий родительский инстинкт. И воробьи начнут кормить своих чад, оберегать от врагов, учить уму-разуму...

Все так было и у нашей супружеской пары. С Белохвостиком давно был знаком Саня Горобченко. Уже несколько лет наблюдал он за воробьями, живущими в районе зоопарка. Многих отлавливал, чтобы пометить наряду с обычными, алюминиевыми кольцами еще и пластиковыми — красными, желтыми, белыми, зелеными и черными. Одетые в разной последовательности (и количестве) на ту или иную птичью лапку, они позволяли узнавать затем каждого окольцованного. Для этой же цели служили порой разноцветные анилиновые краски.

Правда, у Белохвостика был и без того неплохой отличительный знак, по которому Саня заприметил его из окна своей квартиры. Птичьи демарши на соседней крыше и балконном навесе удивили орнитолога: значит, самец где-то неподалеку облюбовал место для гнезда. А ведь знакомый воробей уже два года подряд (тогда у него была другая подруга) гнездился в скворечнике № 17 рядом с троллейбусной остановкой у входа в зоопарк. Когда Горобченко в тот же день обследовал содержимое птичьего домика, было чему изумиться. Скворечник до отказа был набит сеном, перьями, но главное — трамвайными и троллейбусными билетами. Их орнитолог насчитал сотни. И вдобавок в качестве трофея ему попался целый бумажный рубль. Сбывать с рук лишнее добро — это не в правилах воробьиных.

Если, допустим, скворцы, старые дуплогнездники, жилплощадь, предоставленную человеком, каждый раз обставляют, так сказать, новой мебелью, избавляясь от прошлогодней рухляди, то скворечник для воробьев — местожительство не типичное. Строя внутри громадное гнездо, они ежегодно увеличивают его размеры традиционными ремонтными работами. Вот только заполучить в аренду деревянный домик, да еще на несколько лет, воробью удается нечасто. Обычно скворцы гонят его отсюда в три шеи, безжалостно выбрасывая вон все имущество (часто и яйца).

По каким-то причинам распались прежние супружеские узы, а может, предыдущая подруга Белохвостика погибла. Ведь воробьи в природе редко живут более двух лет, хотя в неволе доживают и до 13. Как бы там ни было, Саня получил приятную возможность наблюдать за строительством гнезда под навесом собственного балкона. Когда-то, еще при установке кронштейнов для козырька из пластика, здесь выпал кирпич. В стене получилось углубление. Оно и привлекло Белохвостика.

«Застолбив» участок несколькими соломинками и палочками, он охранял его, сидя рядом и неустанно чирикая. По поводу этих звуков в народе шутят: когда, мол, воробью хорошо, он кричит «жив-жив!», а коль плохо, то «чуть жив — чуть жив». Но в данном случае в непрестанном «джив-джив» Белохвостика заключался призыв оценить не его самого, а избранное местожительство. Так принято у домовых воробьев. Самка выбирает супруга преимущественно по жилплощади, которая приглянулась. Белобровке выемка под навесом пришлась по вкусу, и вскоре полным ходом развернулось строительство. Белохвостик в основном лишь подносил всевозможный стройматериал, отбирала и укладывала его супруга. Он было по старой памяти приналег на билеты. Однако Белобровка эти кусочки бумаги брала неохотно: в гнезде обычного типа их трудно укреплять. То ли дело нитки, лоскутики, вата, волосы, шерсть! Они прекрасно переплетаются с прутиками, сухими стеблями трав, прошлогодними листьями...

Готовое сооружение, построенное по всем правилам семейства ткачиковых (куда вместе с воробьями входит две с половиной сотни тропических видов), представляло собой довольно рыхлый шар с трубкой-входом. В толстых стенках, особенно изнутри, было немало перьев для утепления и комфорта. Собирая их по всему зоопарку, Белохвостик не останавливался даже перед тем, чтобы выдернуть перо из живой птицы!

Саня тоже ходил по зоопарку и городским кварталам, выезжал в соседние села, разыскивая воробьиные гнезда, чтобы взять их на учет. Его наметанный глаз находил их повсюду: за наличниками окон и водосточными трубами, в старых гнездах ласточек, в дуплах деревьев, на стенах среди ползучих декоративных растений, в столбах-опорах для уличного освещения и световых рекламах. А в сельской местности — на стропилах складских помещений, под ребристым шифером крыш, в норах по оврагам, в гнездах хищных птиц, аистов, цапель, а то и прямо на деревьях.

Жилищными проблемами воробьи, как обычно, занимались около месяца. Но еще задолго до окончательной отделки гнезда Белобровка снесла свое первое яйцо. Затем каждое утро появлялось новое. А 14 апреля, когда их стало четыре, она приступила к насиживанию, не дожидаясь появления последнего — пятого. На эти серовато-беловатые яички с бурыми крапинками и легкой голубизной супруг тоже усаживался, когда его дражайшая половина отправлялась кормиться. Но так как самцы наседного пятна не имеют, помощь Белохвостика ограничивалась, видимо, тем, что в отсутствие супруги яйца не успевали сильно остыть. Зато в последние, самые ответственные дни насиживания он работал за двоих: и себя кормил, и супругу, которая с гнезда уже не сходила. 25 апреля наступил знаменательный день — вылупился первый птенец. Вскоре появились и остальные, а самый последний — лишь двое суток спустя. Он был таким маленьким и беспомощным по сравнению с подросшими сверстниками, что погиб уже на третий день, затоптанный и лишенный корма.

А птенцам ой-ой как много нужно! Помимо жиров, углеводов и прочего одних только белков в сутки — десятую часть собственного веса! По человеческим меркам это ежедневно 300 — 500 г, скажем, сухой колбасы, не считая обильного гарнира, на каждого новорожденного. Удовлетворяя подобные аппетиты, птичьи младенцы за первую неделю жизни увеличивают свой вес в 5 — 6 раз. Как выяснил Горобченко, 60% съеденного — насекомые, половина из которых — такие опаснейшие вредители, как майский хрущ, хлебная черепашка, саранча, прус итальянский, гусеницы непарного шелкопряда и многих листоверток, разные долгоносики, листогрызы, щелкуны...

Остальные 40% пищи — семена сорняков в стадии молочно-восковой спелости. Подобное меню для молодых воробьев строго обязательно. Но соблюсти его в городских условиях не так-то легко. Поэтому-то так много птичьей молоди гибнет от белкового голодания: ведь все эти насекомые и растения далеко не всегда встречаются в городе. Вот в селах с подобным делом не в пример проще, зато там другая проблема — не хватает удобных мест под гнездовья, а потому возникает жестокая жилищная конкурентная борьба с ласточками, стрижами, скворцами...

В один из майских дней Белохвостик с Белобровкой принесли своим отпрыскам с крон зоопарковых деревьев 307 гостинцев. И в каждом было по две и более гусениц дубовой листовертки. А ведь редкая птица, кроме воробья, догадается разорвать висящие на веточках пакеты из свернутых листьев, куда прячутся эти насекомые! По расчетам Горобченко, получалось что-то около 100 г вредителей. Значит, подсчитывал Саня, за период кормления в гнезде (13 — 15 дней) выходит уже 1 — 1,5 кг уничтоженных шести-ногих врагов. Нынче на всей планете насчитывается около миллиарда воробьев — домовых и ближайших их родственников — полевых. Выходит, полмиллиарду воробьиных мам и пап (самых, кстати, многочисленных ныне среди пернатых) на прокорм одного лишь выводка нужно 500 — 750 тыс. т членистоногих! А ведь выводков за весну и лето бывает и два, и три, а то и четыре (в Бразилии они бывают даже в любой месяц года!). Ну и самим родителям, разумеется, нужен корм. Получается в итоге (от такой бухгалтерии дух захватывает!) несколько миллионов тонн истребленных вредителей. Эта копошащаяся армада погубила бы неисчислимое количество растений! Недаром же в Бостоне (США) поставлен памятник воробью за спасение полей и садов.

Но вот когда птенцы вырастают, домовые воробьи сильно вредят посевам зерновых, подсолнечника, конопли.

Раньше во многих южных районах вовсе не сеяли проса, ячменя, джугары: птицы могли склевать весь урожай. С зерном управляться воробьи — великие мастера. Как и у других пернатых, у них заострены кромки твердых роговых челюстей — верхних и нижних. Но вот нёбо снабжено тремя валиками (характерная черта ткачиковых), к которым снизу, словно ложечка, прижимается ороговевший язык. Таким «инструментом» очень удобно захватывать и удерживать зерно, а затем подносить его к ножам-челюстям, чтобы облущить...

А если к этому присовокупить, что домовые воробьи расклевывают почки и цветы на фруктовых деревьях, всходы овощей, ягоды черешни, вишни, желтой смородины, виноград да плюс еще разносят возбудителей ряда болезней птиц, а также яйца глистов, то приходится сделать вывод, что урон от воробьев очень велик. Например, только в одной Великобритании, по данным 1960 г., его оценивали на сумму 8 млн. ф. ст.! Но и тут нельзя забывать о вредных насекомых, единственными защитниками от которых в крупных городах по сути остаются лишь воробьи. Они буквально очищают поля от сорняков. Как-то в зобу погибшего воробья Саня обнаружил 280 семян сорных растений. А можно ли не принимать в расчет и то радостное чувство, которое возникает в самом центре огромного города, в царстве стекла и бетона, при воробьином чириканье? И еще: сколько, как говорят теперь, положительных эмоций для горожанина, оторванного от природы, таят наблюдения за тем, как воробьи купаются в лужицах на асфальте, как трогательно заботятся о своих малышах и тому подобное.

Так друг воробей или враг? Пожалуй, на этот вопрос ответить однозначно нельзя. В 1850 г. в Америку привезли воробьев, которых раньше здесь не было. И тотчас они стали всеобщими любимцами. Для пернатых переселенцев наладили выпуск специального корма, сооружали особые домики, писали восторженные статьи и стихи о них, даже общество «Друзей воробья» организовали. Но прошло несколько десятилетий, и с крылатыми «друзьями» пришлось вести настоящую войну. Сейчас их численность в Америке строго регулируется.

Широко известны и печальные последствия полного истребления воробьев.

Выходит, они и полезны, и вредны. Нужно использовать одно, ограничивать другое. В Венгрии, например, их изгоняют из садов, выпуская прирученных ястребов-перепелятников. В Австралии с этой же целью используют комнатные вентиляторы, а в Австрии даже спортивные самолеты. Дороговато, конечно, ну а вдруг появятся рати шестиногих врагов? Вот тогда-то сторицею окупятся все расходы! Ведь спасли же воробьи парки Москвы от нашествия непарного шелкопряда лет двадцать назад.

Очень боятся они красных и синих флажков, а также кусочков жести, искусственной фольги, разноцветных полосок бумаги. Помогает и опрыскивание посевов красной краской. Объединение разных методов усиливает отпугивающее действие. К примеру, над виноградниками натягивают проволоку и подвешивают к ней полоски фольги, флажки, консервные банки. Электромотор время от времени приводит в движение проволоку — флажки колышатся, фольга отбрасывает световые блики, а банки гремят. Прямо целое представление! Но воробьи постепенно привыкают к подобным «концертам», и приходится отдельные номера заменять новыми. Особенно эффективными оказались вискозные нити и капроновые сети. Волокнами, как паутиной, окутывают кустарники и деревья, сети же натягивают над полями на кольях. Недавно в прессе промелькнуло любопытное сообщение. Если, забрав птенцов у воробьев, вынудить их к повторным кладкам, можно продлить период, когда птицы, выращивая новое потомство, отлавливают насекомых-вредителей, и, кроме того, сместить сроки вылета молодых стай, обычно приходящиеся на время сбора зерновых. Конечно, отыскивать воробьиные гнезда хлопотно. Но, возможно, здесь могут оказать помощь приманки с гормональными препаратами? Однако пора вернуться к семье Белохвостика.

Слепых, красноватых и совершенно голых новорожденных пернатыми можно было назвать, да и то условно, лишь на четвертый день жизни, когда на спинках у них прорезались перьевые зачатки. Появились они на темноокрашенных участках кожи, проступивших всюду, где обычно растут перья. Малыши уже настойчиво тянули вверх головки с открытыми ушными дырочками. При каждом резком звуке, сотрясении гнезда или прикосновении они, как по команде, разевали желто-розовые рты с пятнистыми язычками. На мир взирали через узкие щелочки. Затем глаза округлились. Из синеватых чехликов показались по всему телу контурные перья, а на крыльях — маховые. Здесь они украсились даже небольшими опахалами. Когда Горобчен-ко осматривал гнездо, птенцы, закрыв глаза, затаивались. До восьмидневного возраста оба родителя, согревая своих еще не совсем оперившихся чад, ночевали в гнезде. Потом такая необходимость отпала — у молодых выросла шубка из перьев, очень похожая на невзрачный наряд матери. Теперь Белобровка кормила их как на убой. Если поначалу семью снабжал провизией в основном Белохвостик, то под конец периода кормления он исподволь перепоручил супруге роль главного снабженца, а сам тратил уйму времени на токование перед второй кладкой.

На двенадцатый день, стоило Сане взобраться к гнезду, чтобы, как обычно, осмотреть и взвесить птенцов, все четверо выпрыгнули из своего жилища и спикировали во двор. Что тут поднялось! Когда Горобченко ловил истошно кричащих беглецов, отовсюду с возмущенным чириканьем слетались воробьи. Водворив выводок в клетку, Саня выставил ее на балконе. Вопли узников принудили родителей, поборов страх, приступить к кормлению голодающих через прутья. В этом занятии им порой помогали пернатые соседи, привлеченные призывными криками птенцов. При взвешивании их обнаружилась еще одна любопытная деталь: трое слетков были тяжелее взрослых птиц. Вероятно, страховка на случай вынужденной голодовки. Ведь всякое может случиться, когда покидаешь отчий кров.

Через два дня, дав птенцам окончательно окрепнуть, Саня выпустил их в укромной аллее зоопарка. И немедленно убедился: на голос юного воробья откликается любой взрослый. Свернув со своего пути, он подлетает к зовущему, чтобы покормить его. Еще через двое суток один из птенцов куда-то запропастился, а остальные — Горобченко узнавал их по цветным кольцам — уже довольно уверенно вместе с тремя новыми товарищами перепархивали с ветки на ветку, что-то склевывали с листьев и, трепеща крыльями, выпрашивали пищу у взрослой птицы, которая крутилась рядом. В ней Саня опознал помеченную прошлой осенью самку.

Она-то и взяла на себя обязанности (иногда ее подменял супруг) служить примером в поведении, подавать сигналы опасности, ну и, конечно, снабжать молодежь провизией. Дней через 10 — 12 первое воробьиное поколение, став вполне самостоятельным, своим небогатым житейским опытом щедро одаривает (даже кормит) более юных собратьев — они все время вливаются в стаю. По мере ее роста значительно сокращаются сроки опекунских хлопот для самок. А их супруги в это время большей частью заняты охраной гнезд — вскоре тут появятся яйца второй кладки — от поползновений соседей, по каким-либо причинам потерявших жилплощадь, или от холостяков, которые так и норовят, заняв чужую квартиру, заполучить супругу.

Именно такая беда и приключилась с нашим Белохвостиком. Пока он вместе с Белобровкой метался туда и сюда, разыскивая птенцов, унесенных Саней, его уютную выемку под балконным навесом захватил самец в полном расцвете сил. Белохвостик отсутствовал целые сутки. Во время неудачных розысков за ним погнался чеглок. Влетев с перепугу в открытое окно слоновника, он выбрался оттуда только утром следующего дня. А когда вернулся домой, все было кончено: у Белобровки был новый супруг и защитник гнезда.

После нескольких столкновений с захватчиком неунывающий Белохвостик отправился на поиски нового пристанища. Приметив ласточкино гнездо под карнизом одного из домов, наш герой в отсутствие хозяев забрался в неоконченную постройку. Сначала ласточки пытались выгнать непрошеного гостя, но успеха не добились. Тогда они кликнули на подмогу сородичей, и около гнезда заметалась целая стая. Часть из них дежурили, не позволяя воробью даже носа высунуть, остальные стремительно улетали прочь, чтобы вернуться с комочками глины. Не прошло и нескольких минут, как Белохвостик был заживо замурован...

А в это время Саня, не ведая о случившемся, записывал новые сведения в тетрадь с латинским названием Pasdom (то есть сокращенно Passer domesticus — воробей домовый). И чего только там не было! Во-первых, всякие пословицы — ассирийские, малайские, корейские, японские, русские.

Тут же была записана притча о том, почему он прыгает, а не ходит. Оказывается, за какие-то прегрешения воробья наказал господь бог: взял да и связал лапки невидимой веревочкой... А вот у древних греков воробей вместе с голубем был посвящен богине любви Афродите.

Следующие страницы посвящались разным историям. Пять из них были особенно удивительными. Согласно первой, в одном из опытов воробьев никак не могли заставить летать в аэродинамической трубе, они все время садились на ее дно или прикреплялись к стенкам. Тогда по трубе пропустили слабый электрический ток. И вот пришлось воробьям работать крыльями на совесть. Однако экспериментаторы не долго торжествовали. Один из их подопытных додумался падать на спинку: ведь перья — великолепный изолятор. И вскоре спасительному примеру следовала вся стая. Пришлось воробьев заменить волнистыми попугайчиками...

Другая история касалась воробья-певуна. Во французском городе Ниме у одного любителя птиц жил воробей, вынутый птенчиком из гнезда и вскормленный в клетке вместе с зябликом, щеглом и двумя чижами. И что же? Птица, совершенно не умея чирикать по-воробьиному, щелкала, как зяблик, подражала нежному цоканью щегла и переливам чижей. Но и этого мало. Кроме птичьего пения любитель увлекался еще и «песнями» кузнечиков. Он держал ихв комнате в особых клеточках. И воробей-певун в свой обширный певческий репертуар включил даже стрекотание насекомых...

А вот еще история. Однажды на воробьиную стаю напал ястреб. Обычного убежища — кустов и деревьев рядом не оказалось, но воробьи не растерялись: они немедленно сбились-в плотный подвижный шар, совершенно озадачив хищника. Теперь перед ним вместо отдельных жертв, которых он, обгоняя в воздухе, привык хватать когтистой лапой, образовался клубок птичьих тел — что-то большое и непонятное. Сколько ни нападал ястреб сверху, снизу, сбоку, воробьи своей тактике не изменили. Они просто прятались друг за дружку. Каждый из них норовил залететь за соседа. Так и возникал плотный, отскакивающий от ястреба шар - стая, где любая птица попеременно оказывалась то снаружи, то внутри.

Отдельный лист был заполнен цифровыми данными. Длина клюва у воробья — Ю — 13 мм, цевки — 16 — 21, крыла — 73 — 75, хвоста у самок — до 59, у самцов — до 63 мм; скорость полета — до 35 км/час, число взмахов крыльев в секунду — 13, число перьев на теле — около 1350, пульс — до 860 в минуту, температура тела — 4ГС, частота дыхания — около ста в минуту, поле зрения каждого глаза — 150°. Рацион (на Украине): 29 видов беспозвоночных, 10 видов культурных растений, 19 видов сорняков (их ссмснэ.)

Предки воробьев, как считают ученые, из Тропической Африки — своей изначальной родины — распространились по долине Нила в страны Средиземноморья. Здесь и состоялась встреча с земледельческой культурой, в результате которой возник новый вид — воробей домовый. А затем началась воробьиная экспансия. Ей очень помог конный транспорт: непереваренные зерна овса в навозе служили великолепной пищей. К началу XIX в. воробьи заселили почти всю Европу, Южную Азию, Северную Африку. Потом настала очередь Сибири и других регионов, куда птиц переселяли уже люди; в 1850 — 1852 гг. — в Америку, в 1863 — 1872 гг. — в Австралию и Новую Зеландию, а в Южную Африку — в 90-е годы того же столетия. К 1929 г. воробей добрался до устья Амура.

Сейчас ареал домового воробья, пожалуй, самый обширный среди пернатых. Он охватывает всю Европу и Азию, за исключением Арктики, северо-восточных, центральных и юго-восточных азиатских районов, Японии, Сахалина, Аравии и Малой Азии; Северную и Южную Америки (кроме зоны тундр, Калифорнии, районов тропиков и Анд), восточную часть Австралии, Новую Зеландию, Филиппинские, Маскаренские, Коморские, Гавайские и многие другие острова, а также Южную Африку до Малави и Замбии. По всей вероятности, в самом недалеком будущем всех этих «кроме», «за исключением» и «почти» на карте обитания воробьев домовых совсем не останется. А пока что всюду живут они оседло. Вот только улетают на зиму из Средней Азии — здесь гнездится индийский подвид их — в Индию и Переднюю Азию да еще откочевывают осенью из самых северных районов своего обитания к югу.


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу