| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |

На суше и на море 1980(20)

	ОСТРОВ БЕЗ ИМЕНИ Очерк ДИМИТР КЛИСУРОВ Художник И. ШАХОВСКОЙ

Три года назад мне посчастливилось принять участие в советской комплексной научно-исследовательской экспедиции на корабле «Дмитрий Менделеев». Мы прошли десять морей, побывали и на десятках обитаемых и необитаемых островов и островков Океании. Как ни странно, даже сейчас, в конце двадцатого века, на карте все еще есть белые пятна. Во время плавания среди архипелагов Новой Гвинеи в лоции часто можно было встретить предупреждение: «Ввиду недостаточной изученности района следует быть особенно внимательными». Поэтому нашему капитану А. С. Свитайло приходилось постоянно корректировать неточно нанесенные координаты маленьких* островов и рифов, а иногда даже наносить их на карту.

И вот мы у острова, который местные жители называют Нуслик. Его координаты 02°25' южной широты и 150°20' восточной долготы. О нем не упоминается в самых скрупулезных английских лоциях, не указан он и на картах.

Все произошло неожиданно. Меня спросили, хочу ли я провести ночь на этом острове.

Солнце к тому времени уже закатилось, а луна еще не взошла. Было самое темное время суток.

Шел январь 1977 года.

Я спустился по штормовому трапу с брезентовой сумкой в зубах, с водолазным ножом, фонарем и двумя фотоаппаратами. Это был весь багаж, который я успел собрать за пять минут, отпущенных мне на сборы.

Я очутился в узкой длинной лодке, выдолбленной из ствола Дерева. Передо мной на корточках, стараясь не ступить в воду, которая плескалась на дне лодки, сидел Николай Парин, доктор биологических наук из Москвы, специалист по глубоководной ихтиологии, а за мной — полуголый папуас. За ним — Володя Баси-лов, кандидат исторических наук, тоже москвич, Евгений Калщиков, научный работник из Ленинграда, еще один папуас и женщина-папуаска. Над нами, на палубах корабля, собрался почти весь экипаж и научный состав экспедиции.

Один из папуасов перешагнул через наши головы и завел на корме мотор «Джонсон». Женщина перебралась на нос. Мы оттолкнулись от борта корабля и поплыли. Я увидел, что из темноты показались две маленькие лодки с двумя гребцами в каждой. Некоторое время нас освещал корабельный прожектор, но вскоре его выключили, чтобы не мешать проводникам.

Была душная туманная ночь в разгаре тропического лета. За нами, как сказочный замок, сиял огнями корабль, а впереди было черно, как в преисподней.

Некоторое время все три лодки шли вместе, потом наша, с мотором, начала описывать широкую дугу, а маленькие каноэ отошли в сторону и сразу исчезли в ночи. Теперь женщина выгнулась, как лук, на носу лодки и время от времени выкрикивала что-то на своем языке. Проводник внимательно ее слушал. Я догадался, что мы проходим рифы перед островом.

Его очертания показались во тьме внезапно. Потом появились огоньки и тени высоких пальм, лодка врезалась в песок. Папуасы быстро выскочили из нее и потащили лодку к берегу. Мы тоже вошли по колено в теплую воду и стали помогать.

У самого берега раскинулась деревушка. Хижины на сваях ютились среди деревьев и кустов. Перед каждой пылал костер под котлом, около него сновали женщины и дети. Как только мы вышли на берег, нас обступили со всех сторон, и мы оказались в центре молчаливого круга. Володя Басилов, этнограф, взял инициативу в * свои руки.

— Где вождь? — спросил он на пиджин инглиш (языке, на котором разговаривают миссионеры с жителями Океании).

— На Большом острове, — ответил Палиау — проводник нашей лодки.

Палиау отличался внешним видом от островитян: он был выше, темнее, с более крупными чертами лица. Впоследствии выяснилось, что он уроженец острова Манус, обосновался здесь, женившись на местной жительнице. Только у него была пирога с мотором, и, вероятно, он исполнял роль посредника в торговле копрой. Местного языка он не знал и с трудом объяснялся с односельчанами на пиджин, так как те едва им владели. Палиау носил брюки, в то время как на других мужчинах были лишь набедренные повязки. Он пригласил нас в свою хижину, стоявшую у самого моря. Она, как почти повсюду в Океании, стояла на сваях, стены представляли собой переплетенные ветви, окон и дверей не было, кровля из листьев кокосовой пальмы низко нависала. Хозяин вынес новую циновку и расстелил ее на полу, который подозрительно прогибался под нашими ногами. В этот момент появилась его жена, та самая женщина, что была с нами в лодке, и подала ему начищенный до блеска металлический поднос с пятью чашками чая. Чашки были из китайского фарфора, а чай великолепный.

Сопровождавшая нас группа любопытных поредела, но некоторые мужчины и мальчишки остались. Немного поодаль в темноте стояли женщины.

Берег моря — это любимое место для отдыха и бесед

После чая Володя Басилов объяснил, что мы привезли для жителей селения кое-какие продукты. Тогда вперед вышел улыбающийся старик с пером в волосах и сказал, что это по его части. Мы вытащили из ранцев хлеб, консервы и сигареты. Басилов и старик разделили все это на шестнадцать частей — по количеству семейств, живущих на острове. По-прежнему молчаливо подходили к нам мужчины (вероятно, главы семейств), брали свою долю и уходили в темноту к своим хижинам.

Не прошло и десяти минут, как в кустах, словно светлячки, заплясали десятки огоньков. Вокруг все закурили. Лед тронулся. Этнографы Басилов и Калщиков вели оживленные разговоры на пиджин, помогая себе знаками. Папуасы тоже энергично жестикулировали. Николай Ларин, страстный коллекционер, расспрашивал о морских раковинах. Я сидел на нижней ступеньке хижины Палиау, очарованный тихой ночью на маленьком острове в новогвинейском море, смотрел сквозь пальмы на берег, где мирно плескалась вода, иногда выскакивала рыба. Когда луч луны пробивал облака, все блестело, море оживало, тени пальм шевелились, лодки на песке как бы куда-то плыли.

Вдруг я почувствовал легкое прикосновение. Я обернулся и Увидел, что рядом со мной сидит малыш лет семи-восьми. Большие темные глаза с любопытством, которое оказалось сильнее боязни незнакомца, изучали меня. Он показал два ряда блестящих белых зубов в улыбке, готовой в любой момент превратиться в крик о помощи. Рука, которой он дотрагивался до меня, наверное, бессознательно сжала мою руку. И тогда мне открылся истинный смысл происходящего. Я преодолел десятки тысяч миль, стремясь узнать побольше о разных землях и народах, достичь «края света», прикоснуться к тайнам бытия.

Этот малыш, родившийся на клочке суши, преодолел десяток шагов в темноте за своей хижиной, которые показались ему не меньшим расстоянием, чем весь мой путь. И мы встретились.

Я погладил его по кудрявой головке, и мы познакомились. Его звали Васинын, но, вероятно, я неправильно произнес его имя, потому что он рассмеялся.

Подошедшие Палиау и Басилов сообщили, что надо нанести визит местному пастору. Оказалось, что этой ночью в деревушке никто не заснет — жители будут встречать Новый год песнями и танцами.

Мы прошли по узкой и темной тропинке между хижинами. За мной неотступно следовал Васинын. И вдруг за плотной стеной зелени блеснул сильный свет посреди поляны: на дереве висела керосиновая лампа, внизу горел костер. Из котла над ним распространялся аппетитный запах. Под навесом стоял длинный стол и скамейки. Несколько мужчин, женщин и детей (вероятно, семья) ели4 рис и рыбу.

К нам подошел папуас средних лет.

— Это пастор. Его зовут Анас, — сообщил Палиау.

Басилов мобилизовал все свое знание пиджин инглиш и попытал ся объяснить пастору, кто мы такие и что очень хотим присутствовать на местном празднестве, так как очень интересуемся их песнями и танцами.

Пастор слушал молча и бесстрастно. Когда Басилов закончил, пастор повернулся к нашему проводнику и начал ему что-то говорить. Палиау слушал, опустив голову. Он был явно огорчен тем, что привел нас. Видимо, была допущена какая-то неловкость. Мы снова стояли в центре круга молчаливых мужчин, чувствуя себя провинившимися.

Палиау о чем-то поговорил с одним из мужчин, тот объяснился с пастором, и тогда пастор вдруг улыбнулся, сделал широкий жест и сказал:

— О'кей.

Наконец-то обстановка прояснилась. Оказывается, пастор ровно ничего не понял из того, что говорил Басилов, а Палиау ничего не понял, что сказал ему пастор. К счастью, нашелся посредник-переводчик (как при всякой международной встрече), и переговоры успешно завершились.

Этой ночью неожиданности следовали одна за другой. Под деревом с фонарем собралась группа из пятнадцати мужчин и женщин. Перед ними стоял пастор Анас и что-то тихо им говорил. Потом он сделал шаг назад, поднял, как дирижер, обе руки и запел: «До-соль-ми-до...» Повторил еще раз в другой тональности. И — о, небо! — под высоким куполом пальмовых крон, в тишине островка, посреди огромного океана зазвучали псалмы на четыре голоса. Эта чистота и полифоничность до того нас изумили,^ что Калщиков не сразу догадался включить магнитофон, который висел у него на плече. Текст был на пиджин, пели серьезно, сосредоточенно. В паузах из ближайших кустов слышался нескончаемый концерт цикад. Море тихо плескалось о песчаный берег, листья тридцатиметровых пальм озаряла луна, плывшая в прояснившемся небе.

«Маликуп» — называют голос инструмента, а сам он называется «Рангамут».

Мы попали на религиозный праздник, и, пока рассуждали о том, сожалеть нам об этом или нет (ведь мы мечтали о тамтамах и танцах папуасов в ритуальных масках), за деревьями послышались глухие и ритмичные удары. Лица папуасов вдруг оживились, появились улыбки, послышался смех.

Сила ударов нарастала, ритмы становились все настойчивее, призывнее. Пока Басилов и другие разговаривали с пастором, я направился на эти звуки- Вышел на площадку, хорошо утоптанную и расчищенную, в диаметре около тридцати метров. Посредине находился короткий и толстый пень, выдолбленный изнутри. С двух сторон два мускулистых мужчины били по нему концами палок. На тамтаме было написано кривыми латинскими буквами слово «маликуп». Я подумал, что оно означает название инструмента, но позже узнал, что его называют «рангамут», а «маликуп» — его голос. С помощью тамтама можно сообщать новости жителям острова, подавать сигналы рыбакам в море и даже, при попутном ветре, связываться с соседними островами.

Традиционные танцы начались внезапно, без какой-либо подготовки. Сначала начали танцевать женщины, их лица были покрыты чем-то белым. Они выстроились по четыре в ряд и стали ходить вокруг тамтама. Пели неслаженно, протяжно, через каждые три такта поднимали ногу. Позади одиноко двигалась старуха в белой Длинной робе, сгорбленная, впавшая в состояние транса, с незажженной сигаретой в зубах.

Танцоры сменялись, играющие на рангамуте покрылись потом.

Появились мужчины. Юноши и девушки заигрывали друг с другом. Удары рангамута становились все чаще и мощнее. Все вокруг сотрясалось, страсти распалялись. Зрители и танцоры беспрерывно курили сигарету за сигаретой. Только старуха, по-прежнему отрешенная от мира, не останавливаясь, продолжала свой странный танец. Она танцевала всю ночь. Во время одной из пауз, когда музыканты вытирали потные тела, несколько ребятишек подбежали к инструменту и начали стучать по нему ладошками. Старуха не выдержала такого святотатства и отогнала их. Потом взяла палку и ударила: «там!» Подняла голову к небу и прислушалась: «там-м-м». Снова прислушалась: «там-там!» Кого-то звала? Кому-то хотела выплакать свое горе? Предкам? Или детям, которых пережила? «Там... там-там!»

После полуночи танцы продолжались. Звучал рангамут, старуха все быстрее передвигала ноги. Она уже была в исступлении.

Часа в два ночи хор снова запел псалмы, потом опять зазвучал выдолбленный ствол. Язычество — и религия, деревянные стрелы — и тонкий фарфор, короткое весло каноэ — и подвесной высокооборотный мотор, каменная эпоха — и наш двадцатый век... Все это встретилось здесь, на затерянном в океане островке.

Утро я встретил на берегу моря с фотоаппаратом. Возле м*еня, как и всю ночь, вертелся Васинын. Мужчины разжигали угасшие костры, женщины мыли посуду и выметали сотни окурков и пустых пачек из-под сигарет, которыми был усыпан маленький остров. Как будто и не было минувшей ночи, как будто и не встречали Новый год. Пастор читал утреннюю проповедь перед десятком людей. Звенели мелкие монеты, первые каноэ выходили на рыбную ловлю.

Нас угостили рыбой, запеченной в листьях папоротника, и маниокой, мы опять пили чай. Жизнь продолжалась. Прошла только ночь, когда звучал мощный голос маликупа, от которого пропадают злые духи и с помощью которого можно «общаться» с мудрыми праотцами. Нас провожала вся деревня. Я махал маленькому Васиныну, а он махал мне. Нас разделяли тысячи миль и лет...

Жители называют свой остров Нуслик. Но так же они называют и свою деревню.

Что в действительности означает это слово? Сушу, море? Бога или предка? Мне это неизвестно. Поэтому остается лишь еще раз привести координаты острова: 02°25' южной широты и 150°20' восточной долготы.