Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1980(20)


СТРАНСТВИЯ КАМОЭНСА

СТРАНСТВИЯ КАМОЭНСА

Очерк
РОМАН БЕЛОУСОВ
Художник М. АЛЕКСАНДРОВА

Что без страданий жизнь поэта...
М. Ю. Лермонтов

 

 

В Старом Гоа — бывшей столице португальской колонии в Индии — воздвигнут памятник Луису Камоэнсу. Стоит он на том месте, где стояла до этого статуя Салазара, которую сбросили в реку Мандави, когда Гоа обрел независимость. Монумент великому португальскому поэту сооружен на гоанской земле не случайно: Камоэнс провел здесь не один год, воспев ее в знаменитой поэме «Лузиады».

Четыреста лет Камоэнс и его поэма служат знаменем национальной гордости и свободы. Вот почему Фридрих Шлегель с полным правом мог сказать, что «ни один поэт со времен Гомера не был так почитаем и любим своим народом, как Камоэнс». К этим словам следует добавить, что он издавна пользуется всемирной славой. Камоэнсом восхищались Тассо и Вольтер, Монтескье и Голдсмит, Вордсворт и Бальзак, Мелвилл и Мейер, Гейне и Сент-Бёв.

В России с творчеством португальского поэта познакомились в конце XVIII века, когда появился прозаический пересказ поэмы «Лузиады». А в 1805 году «Журнал российской словесности» опубликовал краткую биографию поэта. С тех пор имя автора «Лузиад», его творчество и печальная судьба привлекали внимание многих русских писателей.

Глубоко проник в суть творчества Камоэнса Пушкин, писавший о том, что его поэзия окрашена в скорбные тона. И хотя в конце XIX века был издан новый перевод «Лузиад» (также пересказ), творчество Камоэнса широкому читателю было известно мало. Только сравнительно недавно, в 1964 году, вышел сборник сонетов Камоэнса.

Жизнь поэта богата драматическими событиями. Как Сервантес и Эрсилья, он прожил трудную жизнь, изведал опасности дальних дорог, был участником многих экспедиций и сражений.

Его жизненный богатый опыт находил отражение в творчестве, насыщенном живыми отголосками эпохи, яркими картинами странствий.

В наши дни творчество Камоэнса созвучно моменту, переживаемому Португалией, избравшей новый путь развития. Поэт славил борьбу португальцев за свою свободу, поэтому и сегодня он дорог соотечественникам.

Растет интерес к жизни и творчеству Камоэнса и в нашей стране, отмечающей в этом году вместе со всем прогрессивным человечеством 400-летие со дня смерти великого певца Лузитании.

Рассказать о перипетиях судьбы поэта далеко не просто. Жизненный путь Камоэнса с трудом, по крупицам восстанавливали на протяжении четырехсот лет, минувших после смерти поэта. Большая часть того, что известно о нем сегодня, — результат неустанных поисков исследователей, постепенно рассеявших туман, окутывавший эту мощную фигуру эпохи Возрождения, по праву занимающую место в одном ряду с такими великими гуманистами, как Рабле, Сервантес, Шекспир.

И все же до сих пор в его биографии немало белых пятен. Кое-что следует отнести к области вымысла, иное остается спорным, мнения биографов нередко расходятся, поскольку немало фактов искажено не слишком щепетильными исследователями. Нелегко, скажем, разобраться в обстоятельствах, принудивших поэта покинуть родину. А скитания на Востоке! Не так уж много об этом достоверных данных. Однако хорошо известно, что Камоэнс вторым после своего земляка Фернана Мендеша Пинту. автора знаменитых «Странствий», описал многие неизведанные моря и земли в Азии. Но Камоэнс рассказал об этом в звучных октавах ставшей всемирно известной поэмы. И прав был А. Гумбольдт, назвавший Камоэнса «первым певцом моря и экзотических стран».

Глава первая.

О некоторых обстоятельствах отплытия поэта в Индию

Армада состояла из пяти кораблей. Правда, в последний момент перед отплытием на одном из них вспыхнул пожар, и судно сгорело. На рейде остались четыре каравеллы. Их очертания смутно вырисовывались сквозь сумрачный свет зимнего утра на гладкой поверхности лиссабонской гавани Рештелу.

Среди покидавших родные берега выделялась фигура солдата с черной повязкой на правом глазе. Он стоял чуть в стороне и, казалось, безучастно наблюдал сцены прощания. Как и на других солдатах, на нем была простая куртка, поверх нее кожаный жилет, на боку — короткая шпага. Такое обмундирование выдавалось простым воинам, тем, кто добровольно завербовывался на пять лет на королевскую службу в заморскую колонию Гоа. Помимо обмундирования каждый получал более двух тысяч рейс, а также надежду при случае разбогатеть. Вот почему в желающих принять участие в авантюрах недостатка не было.

Одна за другой шлюпки с моряками и солдатами покидали причал и уходили к стоявшим на рейде судам. А человек с повязкой на глазе продолжал стоять в стороне. И только когда последняя шлюпка готовилась отчалить, он, словно очнувшись, направился к ней с решимостью обреченного.

— Кто этот несчастный одноглазый — по одежде простолюдин, а по осанке вельможа? — послышалось у него за спиной.

— Луис Ваз де Камоэнс, еще недавно придворный поэт, а теперь изгнанник, — был ответ.

Почему же он покинул Лиссабон? Что заставило его отправиться в далекое и опасное плавание?

Некоторый свет на это проливает «Книга сведений о людях, посетивших Индию», представляющая собой своеобразные регистрационные списки. В разделе «Военные» мы читаем: «Фернанду Казаду, сын Мануэла Казаду и Бланки Кеймада, жителей Лиссабона. Оруженосец. Отправился вместо него Луис де Камоэнс, сын Симона Ваза и Аны де Са. Оруженосец, получил 2400 рейс, как и все остальные».

Иначе говоря, поэт завербовался вместо кого-то другого по фамилии Казаду. Тогда это случалось: не желавшие подвергать себя риску за определенную мзду находили себе замену.

Как бы там ни было, Камоэнс отправился рядовым солдатом искать счастья в неведомой Индии, где по условиям контракта должен был прослужить пять лет.

О причинах, вынудивших поэта оставить родину, будет сказано ниже, пока же последуем за Камоэнсом на корабль.

Итак, армада состояла уже из четырех судов. Во главе экспедиции стоял капитан Фернанду Алвареш Кабрал. Он плыл на флагмане «Сан Бенту» — «лучшем из всех». На борт этого корабля поднялся и Камоэнс.

Суда поставили паруса и медленно один за другим потянулись по реке туда, где светлые воды Тежу смешиваются с волнами Атлантики.

Хронист записал в своем отчете: «Они отбыли из города Лиссабона в вербное воскресенье 24 марта 1553 года...» Впрочем, как установили позже, вербное воскресенье в тот год приходилось на 26 марта. Эту дату и следует считать днем отплытия Камоэнса в Индию.

Расставание с родиной вызвало у него смешанное чувство избавления и печали. У поэта-изгнанника были основания задуматься над своей судьбой. В двадцать восемь лет ему приходилось начинать новую жизнь.

«После того как я покинул эту землю, — напишет он своему другу Дону Антониу де Нороньи, — словно удаляясь в иной Мир, я похоронил столько надежд, питавших меня до тех пор ... Все мне представилось во мраке, и вот те слова, которые я произнес на корабле вслед за Сципионом Африканским: «Неблагодарная отчизна, не обретешь костей моих». Не совершив греха, заставившего бы меня томиться три дня в чистилище, я все же подвергся нападению трех тысяч злых языков, гнусных наветов, подлых сплетен, порожденных завистью... Итак, я не знаю, что мне готовит господь впереди. Ведь я решился порвать столько уз, привязывавших меня к родной земле, которую пришлось покинуть из-за сложившихся обстоятельств».

Какие же обстоятельства имел в виду поэт?

Глава вторая.

О том, кто была возлюбленной поэта и какие события предшествовали его изгнанию

Рассказ придется предварить одним замечанием. Скудость фактического материала о жизни поэта, отсутствие подлинных, не вызывающих сомнений документов привели к тому, что биографы расцветили жизненный путь Камоэнса множеством романтических историй, для которых имеется достаточно оснований.

Одна из загадок жизни Камоэнса — несчастная любовь поэта. Кто была та, которую так пылко любил поэт? Кто вдохновлял его лиру? Имя незнакомки долгое время оставалось неизвестным. Знали лишь, что Камоэнс любил девушку, которую называет в стихах Натерсией. Но это явная анаграмма имени Катерина, как тогда писалась Катарина. Начались поиски девушки с таким именем. При дворе Жоана III, где поэт встретил свою возлюбленную, обнаружили четыре Катарины. Кандидатуры трех из них отпали. Осталась одна — дона Катарина де Атаиде.

Их любовь была несчастливой и быстротечной. Девушка по воле родителей отвергла юношу, у которого за душой не было ни гроша. Ее судьба оказалась печальной: она умерла молодой, возможно, горько раскаиваясь в своем поступке. Камоэнс же был удаленч от двора «из-за любви к знатной особе».

Тут много неясного. Однако современные исследователи, в частности Жозе Мария Родригеш, выдвинули предположение, что поэт был страстно влюблен в инфанту дону Марию, младшую сестру правящего монарха. И что она столь же пылко отвечала ему взаимностью. Многочисленные любовные гимны поэта обращены именно к ней, придворной даме высокого происхождения, чье имя. однако, никогда не упоминалось. Если это так, тогда понятной становится причина удаления Камоэнса от двора.

А как же Катарина? Любил ли ее поэт? Почитатели Камоэнса в течение долгих лет видели в ней предмет романтической любви, вдохновлявшей поэта.

Что ж, позиции Натерсии непоколебимы. Катарину вполне правомерно поставить в один ряд с Лаурой, Беатриче и другими, чьи имена навсегда связаны с бессмертными поэтическими строками.

Но дело в том, что, встретив в страстную пятницу в церкви дас Шагас (ран Христовых) юную Катарину, поэт, видимо, принял вспыхнувшее в нем чувство за более глубокое. Между сонетами, которые поэт адресует очаровательной девушке, и теми стихами, что он посвящает молодой знатной синьоре, огромная разница. Двадцатидвухлетняя инфанта поразила его обаянием, тонким умом и изысканным вкусом, умением собирать вокруг себя поэтов и артистов.

Я до безумия дошел такого,
что и в жару трясет озноб меня,
что хохочу, судьбу свою кляня,
что жизнь пуста, хоть мир обнять готова
Чем болен я, не разберусь пока.
Но знаю: эту муку стал терпеть я
с тех пор, как повстречал, сеньора, вас*.

Чувство к доне Марии поэт пронес через всю свою многострадальную жизнь. Увы, эта любовь не сделала его счастливее, хотя избранница и не осталась к нему равнодушной. Но на что можно было рассчитывать двум людям, находившимся на столь различных ступенях социальной лестницы? Рано или поздно их ждала разлука. И она наступила, быть может, даже скорее, чем они ожидали ...

Поэта принудили покинуть столицу, и он очутился в селении Белвер, на берегу Тежу, там, где река течет среди высоких гор. Свое несчастье он сравнивает с изгнанием Овидия, который, согласно легенде, влюбившись в дочь императора Августа, оказался в ссылке на берегу Понта Эвксинского.

Распоряжение удалиться от двора прозвучало для Камоэнса громом среди ясного неба. Поэт успел лишь тайно проститься с инфантой: ему дали всего несколько часов на сборы.

В Белвере, вдали от предмета своей запретной любви, поэт пробыл с 1546 по 1549 год. Но вот срок ссылки кончился. Однако поэта по-прежнему не допускали ко двору. Значит, фактически он не мог видеться с инфантой. Тут, кстати, вспомнили и о давней традиции, согласно которой молодые дворяне не могли находиться при дворе без доказательств своей воинской доблести, проявленной в Африке. В отношении Камоэнса это звучало явной издевкой. Да,, ему не довелось побывать на севере Африки, где португальцы еще со времен Генриха Мореплавателя, захватившего Сеуту, вели нескончаемые войны с маврами. Но это прежде не мешало поэту бывать при дворе. Теперь, словно спохватившись, вспомнили обветшавшую традицию. Камоэнсу предстояло ехать в Африку и вернуться в ореоле воинской славы. Когда судно покидало устье Тежу, родился сонет о расставании влюбленных, которые, видимо, нашли все же способ увидеться.

... Был час прощанья, и томилась грудь
от тысяч уз, разорванных жестоко ...

Пребывание в Сеуте, как и следовало ожидать, не оставило ярких воспоминаний. Однообразие гарнизонной службы, отдельные вылазки и экспедиции, зависть, интриги, мелкое честолюбие — такова была жизнь португальских военных в Северной Африке.

Забыл ли он свою возлюбленную? Если судить по дошедшему до нас письму, дона Мария продолжала властвовать в его сердце.

*Здесь и далее стихи Камоэнса в переводе В. Резниченко.

Самозабвенно отдается он творчеству, продолжая работать над задуманной поэмой, пока еще без названия. Только она и принесет Камоэнсу лавры победителя, а не ратные подвиги.

Во время одной из стычек с маврами он был ранен в лицо осколком ядра и лишился глаза. Впрочем, до сих пор не выяснено, было ли это увечье следствием полученной в бою раны или несчастного случая.

Лиссабонская пристань в XVI веке
Лиссабонская пристань в XVI веке

Однако Камоэнс получил нежданное освобождение. Поэт вернулся в Лиссабон, не пробыв в Африке обусловленных двух лет.

И первое, что он предпринял в столице, — это попытался увидеться с «королевской орлицей», как он называет в стихах инфанту. Ему разрешили посетить ее салон. Одно тревожило поэта: как отнесется дона Мария к его черной повязке, прикрывающей пустую глазницу.

— Добро пожаловать, Луис Ваз, в этот дом, где о вас никогда не забывали, — произнесла она и протянула ему руку.

Камоэнс склонился в почтительном поклоне, стараясь говорить спокойно:

Синьора, возможно ли, чтобы вы признали во мне прежнего человека? — Осмелился он намекнуть на свое несчастье.

Разве одноокий пуниец, прославленный Ганнибал, перестал быть великим полководцем из-за своего недостатка? Теперь, — продолжала дона Мария, — этот знак славы прибавил еще одно достоинство к вашему таланту.

Теплота, которую вложила в эти слова дона Мария, успокоила Камоэнса. Они стали беседовать совсем как в прежние времена. Возможно, поэт рассказал о задуманной им грандиозной поэме, обещал создать произведение, достойное ее, доны Марии.

Несомненно, ей было приятно услышать о том, что она — вдохновительница первого поэта Португалии. Он же доверительно сообщил, что помочь довести до конца задуманное творение может только большая любовь.

Часто ли они виделись? Видимо, Камоэнсу пришлось ограничить число своих посещений дворца инфанты, приходилось соблюдать осторожность: вокруг поэта и доны Марии уже плели целый клубок сплетен.

На Камоэнса сыпался град жестоких эпиграмм, авторы которых потешались над его одноглазием. Особенно изощрялся довольно известный в то время поэт Педру де Андраде Каминья. Его злословие, несомненно, было порождено завистью. Он не мог спокойно слышать, когда при нем превозносили талант Камоэнса. Он буквально бесновался, когда заходила речь об эпической поэме, которую сочинял первый поэт страны. Каминья начал распространять разные лживые слухи. Впрочем, что можно было ожидать от человека, который донес в святую инквизицию на Дамьяна де Гоиша, пользующегося европейской известностью португальского историка и гуманиста, друга Эразма Роттердамского.

На клевету и наветы Камоэнс иногда отвечал ответной эпиграммой, но чаще, всецело захваченный работой над поэмой, старался не замечать происки врагов. Беда, однако, пришла не с этой стороны.

В четверг, 16 июня 1552 года, по улицам Лиссабона двигалась религиозная процессия. Посмотреть на манифестацию собрались чуть не все жители города. В одной из узких улочек, ведущей к городским воротам святого Антония, стоял и Луис де Камоэнс. Когда процессия проходила мимо поэта, случилось непредвиденное. Два незнакомца в плащах и масках внезапно напали на всадника, ехавшего впереди шествия. На беду, Камоэнс оказался в самом центре схватки. Как ему показалось, он узнал в напавших своих друзей и, не раздумывая, бросился им на подмогу. В пылу борьбы он ранил всадника. Люди в масках затерялись в толпе. Его же арестовали и заключили в тюрьму Тронку.

Оказалось, что Камоэнс поднял руку на самого королевского конюшего Гонсалу Боржеса. Уже одно это грозило суровым наказанием. Нападение же произошло в присутствии короля в городе, и его сочли преступлением против королевской власти. Этого было достаточно, чтобы отправить поэта на плаху. Невольно возникает мысль: а не была ли эта уличная стычка предательской ловушкой, специально кем-то подстроенной. Вполне возможно.

Положение Камоэнса было не из лучших. Оставалось ждать, как развернутся события. Поэт надеялся, что друзья не оставят его в беде.

Однако прошло долгих восемь месяцев, прежде чем в его деле что-либо прояснилось. И все это время поэт томился в темнице.

В феврале 1553 года власти получили документ, подписанный консалу Боржесом, где говорилось, что королевский конюший отказывается от судебного преследования Луиса Ваза де Камоэнса.

Васко да Гама. Старинная гравюра Васко да Гама. Старинная гравюра

Оставалось обратиться с петицией к королю. Жоан III решил простить поэта, но при определенных условиях. Камоэнсу следовало внести четыре тысячи рейс на сооружение Арки Сострадания, а после этого отплыть в Индию с первой же армадой, которая отойдет от берегов Тежу, то есть через шестнадцать дней. Дата отплытия армады была назначена.

Можно только догадываться, кто помог Камоэнсу уплатить штраф, а главное, кто вызволил его из тюрьмы, уговорив Гонсалу Боржеса отказаться от судебного иска. Видимо, главную роль сыграла здесь дона Мария.

Итак, поэта отправляли в изгнание. Ему предстоит проделать путь великого Васко да Гамы, первым проложившего морскую дорогу из Европы в Индию. Подвигу этого мореплавателя, собственно, и посвятит Камоэнс свою поэму. «Хочу воспеть знаменитых героев, которые с португальских берегов отправились в неведомые моря», — напишет он в первых строфах. Камоэнс собирался рассказать о прошлом Португалии, нарисовать историческую картину ее развития, поведать о мифическом Лузе, от которого пошло племя лузитанцев, о герое древности Вириате, сражавшемся с римскими легионами, о борьбе с завоевателями-маврами и об отважных мореходах — героях эпохи Великих географических открытий.

Грандиозный замысел, ставший смыслом жизни поэта, требовал огромных усилий и был рассчитан на долгие годы. Нужно было изучить многие источники, познакомиться с различными материалами. Но необходимы и непосредственные впечатления. Вот почему решение короля Камоэнс воспринял со смешанным чувством радости и огорчения.

Разлука с доной Марией тяжела, но он считал ее неизбежной. Находясь во власти горестных дум, поэт набрасывает строки знаменитого сонета:

Печали полный радостный рассвет,
смешавший краски нежности и боли,
пусть будет людям памятен, доколе
есть в мире скорбь, а состраданья нет.
Чертившее на небе ясный след,
лишь солнце соболезновало доле
двух душ, разъединенных против воли,
чтобы погибнуть от невзгод и бед ...

Поэт клянется никогда не забывать своей возлюбленной, лелея надежду, что и его тоже будут помнить. Печальная его судьба послужит ему лучшим оправданием. «Если и был ты виновен, — скажет он позже в своей поэме, — то одна любовь была тому причиной».

Глава третья. О путешествии на корабле «Сан Бенту» по пути, проложенному Васко да Гамой

Вернемся на борт «Сан Бенту», где находился поэт, и последуем за этим судном сквозь волны и ветер. Вот уже и скрылись из виду синие вершины Синтры, и мореплаватели остались среди зеленой воды под голубым небом.

Плавание Камоэнса к берегам Индии — важнейший момент биографии поэта — во многом совпадает с путешествием Васко да Гамы и было с поразительным мастерством запечатлено в «Лузиадах».

Из поэмы мы узнаем, что «Сан Бенту» вначале взял курс на юго-запад. Затем корабль повернул на юг и углубился в просторы безбрежного океана.

Миновали Мадейру — «прекраснейший из островов». Далее шли вдоль негостеприимных африканских берегов, где португальцы уже зарекомендовали себя не лучшим образом. Прошли знаменитый мыс, который тогда называли Зеленым, и проплыли «среди Счастливых островов, куда удалились некогда любезные дочери Геспериды», как пишет Камоэнс, имея в виду Канарские острова, хотя «Сан Бенту» Туда не заходил. Но поэту понадобилось указать эту историческую подробность путешествия Васко да Гамы.

Маршрут в общем был известен португальским морякам издавна. Его осваивали со времен Генриха Мореплавателя. Поэтому нас не должно удивлять, что Камоэнс так подробно и со знанием дела пишет в своей поэме о пути «Сан Бенту».

Он возблагодарил судьбу за то, что получил возможность обогатить свое сочинение непосредственными впечатлениями. В Лиссабоне ему пришлось бы довольствоваться только собственным воображением и сведениями из исторических хроник.

К основательному знанию географии, мифологии, античной истории и классической литературы Камоэнс добавляет и космографию того времени. «Лузиады» — красноречивое доказательство его обширных познаний в этой области. Мореходная наука была ему так же знакома, как и опытным навигаторам. Сюда входит ориентирование по звездам, причем в южном полушарии, где «небо менее богато светилами, менее блистательно, чем наше»; умение пользоваться астролябией — «новым инструментом, услуги которого обеспечили неувядаемую славу его изобретателям»; определение местонахождения судна и измерения по карте, «которая представляет в миниатюре верное изображение вселенной».

Описывая то или иное явление, встретившееся на пути мореходов, поэт часто прибегает к языку мифологических символов. Наиболее впечатляющий в этом смысле эпизод у мыса Бурь (мыса Доброй Надежды).

В этом знаменитом отрывке из «Лузиад» все реально, так как указано место действия. Однако поэт, воспроизводя действительность, создает красочную поэтическую картину. Ночью густое облако, поднявшись над головами мореходов, скрыло от них звезды. «Это была какая-то тень, страшный и мрачный призрак, один вид которого способен привести в трепет неустрашимых». Моряков поразил шум, напоминавший грохот волн, разбивающихся о скалы. Между тем небо и море были спокойны, и ничто не предвещало близости урагана. Пораженные моряки вопрошают: не тайна ли это природы, скрытая в необъятных морских просторах, которая недоступна простым смертным? Как бы в ответ на этот вопрос в воздухе вытянулся призрак громадной величины, необыкновенно отталкивающей наружности, оглушительный рев исходит из морских бездн; волосы вставали дыбом и кровь стыла в жилах, ужасный великан крикнул лузитанцам, самому дерзкому в мире народу: «Если вы осмеливаетесь переступить пределы, обусловленные человеческой слабостью, если вас не страшит ярость вод, которые мне принадлежат и которые я в течение многих веков охранял ото всех... наконец, если вы стремитесь проникнуть своими нескромными взорами даже в святая святых природы, чего не осмеливались даже древние герои, — если так, то узнайте же из уст моих о приуготовленных вам бедствиях на суше и на море за столь неумеренное честолюбие».

И великан продолжал: «Корабли, которые последуют за вами тем же путем, встретят неумолимых врагов — утесы и скалы. Я отомщу за то, что с моего убежища сорван покров тайны».



Генрих Мореплаватель,
Генрих Мореплаватель, фрагмент памятника португальским мореходам в Лиссабоне

«Кто же ты?» — вопрошает поэт устами капитана Васко да Гамы. И чудовище отвечает: «Я — тот большой мыс, который вы, португальцы, зовете мысом Бурь; ни Птолемей, ни Плиний, ни Страбон, ни Помпоний не знали обо мне. Я стою здесь на грани Африканского материка и южных стран. Я был братом титанов, которых родила земля; имя мое — Адамастор». Как и его братья, сыновья Геи — богини земли, он сражался с Зевсом и другими богами за власть над миром и был побежден. Правда, в отличие от братьев, низвергнутых в мрачный Тартар, Адамастора наказали иначе: его тело превратилось в громадный ком земли, кости — в утесы, образовавшие страшный мыс, мимо которого и предстояло проплыть каравеллам португальцев.

Когда-то, еще при Генрихе Мореплавателе, наитруднейшим препятствием для поргутальцев в Атлантике был овеянный мрачными легендами мыс Бохадор — самая южная точка на западном африканском побережье, известная тогдашней географической науке. Когда каравелла Жиля Эаннеса, посланного Генрихом Мореплавателем в 1434 году, миновала страшный Бохадор, оказалось, что море за ним, вопреки мрачным предсказаниям, нисколько не отличается от обычного, а на земле растут те же растения, что и в Португалии.

Преодолев этот рубеж, португальские каравеллы отважно устремились на юг, преодолевая страх, так долго удерживавший европейцев на пути в Индию.

А через полвека Бартоломеу Диаш осуществил заветную мечту Генриха Мореплавателя — обогнул южную оконечность Африки, назвав ее мысом Бурь. Еще через тринадцать лет Васко да Гама первым успешно дошел до берегов сказочной Индии.

Камоэнс увидел мыс, о котором говорил великан, в лучах утреннего солнца. Шторм, разразившийся ночью, стих, наступил погожий день. «Сан Бенту» благополучно обогнул южную точку Африканского материка и «вошел в Левантское море», то есть в Индийский океан.

Продвигаясь вдоль восточного побережья Африки на север, португальцы достигли острова с арабским поселением Мозамбик. А еще через несколько дней, посетив по пути Момбасу, бросили якорь в порту мавританского городка Малинди.

Известно, как доброжелательно встретил здешний шейх армаду Васко да Гамы. Камоэнсу же не довелось увидеть ничего подобного. «Сан Бенту» бросил якорь в этих водах более чем через пятьдесят лет после Васко да Гамы. И тем не менее поэт описал визит его армады с такой красочностью и правдоподобием, будто присутствовал при тех давних событиях.

Посещение Малинди сыграло решающую роль в успехе плавания Васко да Гамы. Здесь он заполучил знаменитого лоцмана, цстинного корифея морской науки того времени, Ахмада ибн Маджида. Правда, настоящее имя кормчего было тогда неизвестно, его называли просто «мавром из Гузерата» или Малемо Кана, что на суахили означает «знаток морского дела и астроном».

Камоэнс ясно представлял, что искусство этого «мавра» и помогло преодолеть европейцам просторы Индийского океана.

В кормчем, суда стремящем, нет ни лжеца, ни труса,
Верным путем ведет он в море потомков Луза.
Стало дышаться легче, место нашлось надежде,
Стал безопасным путь наш, полный тревоги прежде.

Пользуясь тем, что в это время года дул попутный юго-западный муссон, кормчий уверенно вел каравеллы, и португальцы, доверившись своему проводнику, с готовностью выполняли его приказания. Благодаря умению «мавра» суда выстояли в жестокой трехдневной буре и после более чем двадцатидневного плавания, 18 мая 1498 года, моряки увидели берег. Это была Индия.

Так заканчивается путешествие Васко да Гамы, воспетое поэтом. Что касается плавания Камоэнса, то «Сан Бенту», видимо, бросил якорь в Гоа 25 сентября 1553 года, спустя шесть месяцев после выхода из Лиссабона.

Глава четвертая.

О приключениях на индийской земле и в Аравийском море

Итак, о плавании Камоэнса на «Сан Бенту», о тех местах, где он побывал, что видел и пережил, мы узнаем из его «поэтического отчета» — «Лузиад».

Но вот плавание окончилось. В тексте произведения появляются новые подробности, относящиеся к историческому прошлому. Поэт повествует о пребывании Васко да Гамы в Каликуте, о взаимоотношениях с местными султанами и царьками, наконец, о возвращении знаменитого мореплавателя на родину.

Обращаясь к соотечественникам, он призывает их стремиться к истинному величию, достигнутому Васко да Гамой. Не тот герой, говорит Камоэнс, кто сладко почивает прд сенью благородства своих предков, проводя жизнь в праздности. Истинный герой борется с бурями, довольствуется простой пищей, избегает чванства, а главное — подчиняет свои желания велениям разума. «Дерзните идти по следам героя, пусть пробудит вас отзвук былых подвигов», — говорит поэт.

Последняя песнь поэмы посвящена событиям, последовавшим вслед за отплытием Васко да Гамы из Индии. Речь идет о новых завоеваниях португальцев, в частности о захвате Гоа Афонсу д'Албукерки, по прозвищу Ужасный.

Затем последовала очередь Малакки — главного рынка пряностей и одновременно цитадели, охраняющей вход в Индийский океан с востока, а также Ормуза — крайне важного опорного пункта на северо-западе, в Персидском заливе.

Португальцы обосновались в Шауле и Диу, в Каликуте, создали фактории в Кочине, Коилуне, Конануре и многих других местах., большей частью на Малабарском берегу. Эти опорные базы в Индии и на восточном побережье Африки, кольцом охватившие бассейн Индийского океана, мощный флот, постоянно находившийся здесь, сделали португальцев хозяевами всего этого региона.

Так завершается поэма Камоэнса, но отнюдь не странствия самого поэта.

Итак, «шесть месяцев ужасной жизни в море», как пишет Камоэнс другу, миновали, под ногами была твердая земля. Что ожидало его в неведомой стране?

К счастью, в Гоа у Камоэнса нашлось много добрых друзей и почитателей и даже некоторые родственники, тепло встретившие поэта. «Я живу, — пишет он на родину, — окруженный большим почетом, чем быки в Мерсеане, и более спокойно, чем в келье отца-проповедника».

Немного отдохнув, Камоэнс начал знакомиться с жизнью колонии. К этому времени Гоа называли не иначе как «золотым Гоа». Это был один из богатейших городов мира, центр заморской восточной португальской империи. Власть вице-короля, управлявшего ею и сменявшегося каждые три года, была по существу безграничной. Она простирается от Индии до Восточной Африки и Молуккских островов. Дадим слово голландскому путешественнику Линсхотту, побывавшему в Гоа почти в одно время с Камоэнсом: «В Гоа расположены резиденция вице-короля, дворец архиепископа и королевского совета. Город застроен такими же красивыми зданиями, как в Лиссабоне, но не такими высокими. А храмы и монастыри всех орденов такие красивые, что кажется, будто ты и впрямь оказался в Лиссабоне».

Характеризуя далее экономическое положение колонии, автор продолжает: «На острове не выращивают почти никаких сельскохозяйственных культур». Там разводят только скот, кур, коз и голубей, почва пустынна, бесплодна и камениста... так что многие продукты питания доставляют из Салсете, Бардеса и прежде всего с материка».

Гоа был местом оживленной торговли. Ежедневно, кроме праздников, перед началом мессы на главной улице — Прямой открывался рынок, именовавшийся аукционом. Там же торговали рабами. Говорили, что сама земля от слез этих несчастных стала здесь соленой. По масштабам работорговли Гоа уступал лишь Лиссабону, где распродавали невольников, привезенных со всех концов колониальной империи, и Алжиру, где пираты издавна сбывали захваченный ими живой товар.

Очень скоро Камоэнс постиг социальные контрасты колонии, о чем свидетельствуют его слова: «Об этой земле могу вам сказать, что она — мать для подлых и презренных и мачеха для честных людей. Потому что те, кто устремляются сюда в поисках денег, ухитряются держаться на поверхности, как мыльные пузыри; но те, кто приезжает сражаться с оружием в руках, часто погибают, и море выбрасывает на берег их тела».

Камоэнс приехал сражаться — таково, напомним, было условие его контракта. В это время в Гоа готовилась к отплытию большая армада. Цель похода заключалась в том, чтобы наказать одного маленького властителя — короля Шембе, более известного под прозвищем Король Перца. Он давно мешал португальцам в их торговле пряностями, перехватьшая корабли, доставлявшие в Кочин перец и другие специи.

Торговые суда приходилось сопровождать вооруженным армадам, конвоировавшим все перевозки.

Собранная против короля Шамбе армада состояла из ста судов: огромных галер, более легких галеонов и галеотов, каравелл и других парусников. Армадой руководил сам вице-король дон Афонсу де Норонья.

На судах «Южной армады», как ее стали называть, было немало солдат, и среди них Камоэнс. Два месяца спустя после прибытия в Гоа, в ноябре 1553 года, поэт вновь отправился в опасное плавание. Суда взяли курс на юг, и когда достигли места назначения, капитаны собрались на совет, как лучше атаковать Короля Перца. На рассвете войска достигли берега на небольших галерах. О том, что произошло дальше, свидетельствует автор «Солдата-практика» Диогу ду Коуту: «Начали обстреливать и разрушать огнем и мечом все эти острова, убивая и беря в плен многих людей». В этой вылазке участвовал и Камоэнс, «неизвестный среди неизвестных». Хотя его имя отсутствовало в списке особо отличившихся, о храбрости поэта, проявленной во время сражения, говорили многие. Это дало основание сыну вице-короля дону Фернанду де Менезешу пригласить поэта в новую экспедицию. Молодой капитан (он был на два года моложе Камоэнса) собрался возглавить «Северную армаду», выступающую против пиратов Аравийского моря и тех, кто хозяйничал в районе Персидского залива. Словом, в феврале 1554 года поэту надлежало вновь подняться на палубу корабля, чтобы охотиться на арабских пиратов. Впрочем, арабы были в состоянии войны с португальцами с тех пор, как последние сюда пожаловали. И хотя арабы считали пиратами португальцев, преследовавших их корабли, португальцы платили им той же монетой, обвиняя в пиратских набегах.

Предполагаемый маршрут странствий Луиса Камоэнса
Предполагаемый маршрут странствий Луиса Камоэнса (1553 — 1570 гг.)

Взяв курс к берегам Аравии, армада направилась в Ормуз.

Затем встала на якорь в бухте Маскате, торговом центре при входе в Персидский залив. Здесь португальцам сообщили, что знаменитого пирата Али-Шелоби видели в двенадцати лигах от Маскате. Началось преследование. Корсар был отлично вооружен, но все же его разбили наголову. Португальцы захватили шесть судов с богатейшим грузом. Что касается пленников, то их, по давнему жестокому обычаю, сбросили в море.

Камоэнс, который храбро сражался, вернулся в Гоа еще более опустошенным и подавленным. Не столько сама охота на пиратов, сколько жестокость, проявленная к пленникам, подействовали на поэта удручающе.

В Гоа Камоэнс узнал, что Лиссабон прислал нового вице-короля дона Педру Машкареньяша. В его свите оказался друг поэта Лопеш Лейтан. Можно вообразить, с какой жадностью расспрашивал его Камоэнс о жизни в столице, о старых знакомых. Прежде всего, конечно, он спросил, не прислала ли ему привет дона Мария. Увы, нет. Осторожная и благоразумная инфанта предпочла молчание. Зато о прекрасной Натерсии, юной Катарине, друг смог кое-что рассказать: она всегда была печальной и молчаливой, задумчивой, одного за другим отвергала выгодных женихов и будто бы даже собиралась в монастырь...

Новый вице-король, несмотря на преклонный возраст, оказался чрезвычайно деятельным. Он решил раз и навсегда покончить с пиратами и организовал новую «Северную армаду». В ее задачу входило обезвредить знаменитого пирата Сафара, чьи дерзкие набеги наносили огромный ущерб торговому флоту португальцев.

Во главе армады был поставлен опытный и смелый командир Мануэл де Вашконселуш. Новый крестовый поход (так было принято называть любую акцию против мусульман) начался в феврале 1555 года и проходил почти в тех же краях, что и предыдущий, но, пожалуй, был более трудным из-за крайне неблагоприятных климатических условий. Португальцам пришлось переносить адскую жару на африканском берегу к северу от мыса Гвардафуй.

Камоэнс, оказавшийся в числе солдат экспедиции, и на сей раз счастливо избежал смерти. Даже в той тяжелой обстановке он продолжал работу над поэмой. Как говорит один из его биографов, «опыт, приобретенный на Востоке, достался ему дорогой ценой — кровоточила его душа, кровоточило тело, моральные и физические страдания были неописуемы, но зато во время кратких досугов в затянувшемся плавании по бурному морю он превращал этот опыт в поэму, воплощал то, что он видел и чувствовал, в грандиозную эпопею, которая, будучи написана кровью и страданиями, обрела право на бессмертие».

Когда в сентябре Камоэнс вернулся в Гоа, он застал там уже другого вице-короля — Франсишку Баррету, назначенного вместо умершего предшественника.

Новый вице-король сыграл особую роль в судьбе поэта. Кажется, это был единственный из всех правителей Гоа, который не обогащался нагло у всех на глазах, не злоупотреблял своим положением. Тем не менее одно время считали, что именно этот «гуманный» правитель отправил Камоэнса в новое изгнание. Но сегодня такую точку зрения разделяют немногие биографы поэта. Наоборот, они полагают, что Франсишку Баррету, человек просвещенный и довольно молодой, стал чуть ли не лучшим другом Камоэнса. Так ли это? Весьма сомнительно. Правда, Камоэнс сочинил в его честь пьесу «Ауто о Филодемо», которая была поставлена 25 ноября, в день святой Катарины, покровительницы города. А вице-король? Он знал, что Камоэнс работает над грандиозной эпопеей. И возможно, желая, чтобы поэт обогатился новыми впечатлениями, предложил* ему «путешествие в сторону Китая». При этом вице-король полагал, что плавание поможет пополнить и тощий кошелек поэта.

Как отнесся к этой затее сам поэт? Полагают, что без особого энтузиазма. Но мог ли он ослушаться своего могущественного покровителя? По контракту ему надлежало еще три года служить в Индии.

Глава пятая.

О том, что случилось во время плавания к «Островам пряностей»

Весной 1556 года Камоэнс пустился в новое странствие — в сторону Молуккских островов. Теперь как будто все сходятся на том, что он находился на паруснике купца Франсишку Мартинша, того самого купца, о котором рассказывает в своих «Странствиях» Мендеш Пинту, называя его «ставленником Франсишку Баррету». Мендеш Пинту упоминает, что купец имел специальную лицензию короля на торговлю с Китаем и всем Дальним Востоком. А это значит, что франсишку Мартинш был не только торговцем, но и одновременно, по существовавшему положению, правителем или губернатором Малакки — важного ключевого пункта.

Плавание с таким капитаном-купцом могло обогатить всех, кто находился на борту судна. На это-то, надо полагать, и рассчитывал вице-король, посылая Камоэнса в море. Расчет, видимо, оказался верным, о чем свидетельствует комментарий к изданию «Лузиад» 1585 года. О плавании Камоэнса к Молуккским островам, называемым в старину «Островами пряностей», там сказано: «Судьба начала ему благоприятствовать, и у него появилось кое-что...» Современные биографы считают, что Камоэнс мог «скопить некое состояние», так как свою долю от торговых сделок обычно получали и участники плавания.

Каков же на этот раз был маршрут Камоэнса? Ответ находим у Теофилу Браги в его монографии о поэте. По расчетам этого автора, корабль Мартинша вышел из Гоа с началом апрельских муссонов, сделал остановку в Кочине, затем направился к Цейлону. Избегая южных ветров, миновали Никобарские острова, держа курс на восток, к Малаккскому проливу. Починив в Малакке судно и отдохнув, со свежими запасами воды и провианта, участники экспедиции взяли курс к «Островам пряностей».

Камоэнс описывает их в последней песне «Лузиад». Мы узнаем, что поэт побывал на острове Тернате, «на котором возвышается гора, извергающая потоки огня», и где собирают «обильную жатву гвоздики», высоко ценившейся на европейских рынках. На этом острове Камоэнсу пришлось участвовать в подавлении мятежа португальского гарнизона. Поэт был при этом ранен. Он пробыл на Тернате в общей сложности довольно долго — с сентября 1556 по февраль 1557 года.

Затем корабль посетил острова Банда с их рощами мускатного ореха, возможно, зашел на Борнео (Калимантан), видимо, бросил якорь и у Тимора, «откуда получают драгоценное сандаловое дерево». Наконец возвратились в Малакку.

Куда же Камоэнс направился отсюда? Ему предстояло новое плавание, еще дальше на северо-восток, — в Китай.

Глава шестая.

О пребывании в Макао, кораблекрушении в дельте Меконга и возвращении в Гоа

Биографы Камоэнса не берутся объяснить причину, вынудившую поэта отправиться на край света. Возможно, в Малакке его ожидало новое предписание вице-короля, решившего и дальше выступать в Роли «благодетеля». Камоэнсу надлежало плыть в Макао, чтобы исправлять там должность «прокурора умерших и отсутствующих», то есть быть чем-то вроде опекуна по наследственным делам. Так гласит легенда.



Камоэнс после кораблекрушения.
Камоэнс после кораблекрушения. Художник Эрнесто Слингенейер

Что же представлял собой Макао в то время? Может быть, Камоэнса послали в богатый и шумный город, один из тех, что когда-то посетил Марко Поло и где побывает соотечественник поэта Мендешу Пинту? В ту пору Макао был пустынным островком, соединенным с территорией Китая узкой полосой суши, даже не принадлежавшим Португалии. Здесь и нашли себе пристанище китайские пираты. Прибрежные города Южного Китая, в том числе и Кантон, постоянно подвергались их набегам. Особенно славился среди морских разбойников Шансилау. Сами китайцы не были в состоянии совладать с ним. Тогда они обратились к португальцам, которые обосновались рядом, на острове Саншан. Как раз э это время Шансилау осадил Кантон. Вот как рассказывает об этих событиях современник и, возможно, их свидетель: «Некий пират по имени Шансилау, грабивший торговые суда, завладел маленьким островом Макао, откуда он угрожал Кантону. Тогда мандарины обратились к португальцам, у которых в Саншане имелись корабли; те пришли на помощь Кантону и заставили пирата снять осаду; они одержали полную победу над корсаром, преследуя его до Макао, где тот покончил самоубийством. Китайский император, узнав о помощи португальцев Кантону, был очень признателен и подарил им Макао».

Значит, с 1557 года португальцы начали базироваться на Макао — растущая торговля требовала новых опорных пунктов. Есть основание полагать, что в борьбе с пиратом принимал участие капитан-торговец Франсишку Мартинш, на судне которого Камоэнс плавал к «Островам пряностей». Если это так, то, видимо, Франсишку Мартинш, вернувшись в Малакку, получил пять или шесть кораблей для выступления против Шансилау. Камоэнс, несомненно, должен был участвовать в походе: по контракту он еще находился на военной службе у короля.

Но почему поэт оставался в Макао почти десять месяцев? Ответ следует искать в особенностях навигации эпохи. Послушаем цитировавшегося уже здесь Линсхотта. «В апреле отплывают из Гоа в Малакку, — пишет он, — где мореплавателям приходится пробыть некоторое время, ожидая наступления муссонов. Из Малакки они плывут в Макао, и там в течение девяти месяцев или немногим больше ожидают попутных ветров, которые отнесли бы корабли к берегам Японии; там они проводят несколько месяцев, ожидая попутного ветра, чтобы вернуться в Макао, где им приходится ждать новой возможности. Таким образом, на путешествие туда и обратно они тратят три года».

Судно, совершавшее рейс из Малакки в Японию и обратно (туда везли шелк, оттуда — серебро), так и называли — «корабль серебра и шелка».

Португальцы жили в Макао на берегу бухты, в жалких хижинах, подле складов с товарами.

Камоэнс, склонный к уединению, предпочел поселиться в гроте на вершине горы, у китайской деревушки Патане, севернее бухты. Легенда, рисующая жизнь Камоэнса в этом гроте, слишком красива, чтобы от нее отказаться. Это место и сегодня одна из достопримечательностей Макао. Впрочем, топография места, называемого теперь Гротом Камоэнса, соответствует описанному самим поэтом в сочи-. ненном здесь сонете. Речь идет о двух скалах, почти перпендикулярно возвышающихся над землей и поддерживающих третью скалу, как бы служащую крышей.

В этом гроте, как гласит легенда, отрешенный от мирских забот, Камоэнс продолжал плодотворно трудиться над поэмой. Возможно, здесь он пережил счастливые минуты творческого горения и душевного покоя, всегда недостававшего ему. Впрочем, злоязычие и зависть настигли поэта и в этом райском уголке.

В 1558 году кончился срок постылого контракта. Камоэнс наконец был свободен. Но чтобы выбраться из захолустного Макао, надо было дождаться из Японии «корабля серебра и шелка», с которым он мог вернуться в Малакку, а оттуда в Гоа.

И Камоэнс дождался желанного судна, поднялся на борт, но, увы, в качестве арестанта. Португальские поселенцы стремились вытолкнуть из своей среды гордого пришельца как инородное тело. Поэта оклеветали. Губернатор не счел необходимым вникать в дело, он просто приказал взять поэта под стражу и отправить в Гоа.

Из бухты Макао вышли сразу же по окончании сентябрьских штормов. Что было делать Камоэнсу — радоваться ли, что наконец-то оставил эти места, сокрушаться ли по поводу несправедливого ареста? Скорее всего поэт рассудил так: главное — он на пути в Гоа, что будет дальше, время покажет...

Монастырь Жеронимуш, где ныне находится саркофаг поэта

Монастырь Жеронимуш, где ныне находится саркофаг поэта

Почти через месяц плавания недалеко от дельты Меконга, корабль попал в жестокий шторм. Судно попыталось укрыться в устье реки, но затонуло. Камоэнсу удалось доплыть до берега. Случай этот породил красивую легенду, будто поэт плыл, рассекая волны одной рукой, а другой держал над водой рукопись своей знаменитой поэмы. Возможно, легенда родилась из текста «Лузиад», где говорится о «певце Португалии, который будет искать пристанища на берегах Меконга со своими стихами, весь измокший в пенящихся волнах». Легенда эта вдохновила многих поэтов и художников: Камоэнса изображали в стихах и на картинах на берегу моря, с рукописью в руках.

Несколько месяцев Камоэнс провел на земле Камбоджи, куда его вынесли волны. Но ничто не радовало его: ни гостеприимный народ, ни плодородные поля и красивые города. Все сильнее одолевала его тоска по родине, куда, освободившись от контракта, он стремился всей душой.

О жизни Камоэнса в Камбодже почти ничего не известно. Неясно и то, как удалось ему добраться до Малакки.

Ненадолго задержавшись здесь, Камоэнс в мае или июне 1561 года возвратился в Гоа. Не так, как ему хотелось бы, а под охраной, в качестве арестанта. Его тут же упрятали в тюрьму, напоминающую лиссабонскую Тронку, но еще более мрачную.

Вице-король Гоа дон Конштантину де Браганша, человек грубый и жестокий, не удосужился разобраться в обвинениях, выдвинутых против Камоэнса. В тюрьме поэт получил известие о том, что в далеком Лиссабоне умерла дона Катарина, прекрасная Натерсия, первая юношеская любовь, которую его заставила забыть страсть к инфанте доне Марии. Поэт создает сонет, самый знаменитый и, может быть, как считает современный писатель и исследователь Мариу Домингаш, самый прекрасный из его обширного поэтического наследия:

О, непорочная душа, столь рано ушедшая от суеты мирской, Там, в небесах, ты обрела покой, здесь, на земле, не заживает рана. Но если в горных сферах невозбранна живая память о любви былой, ты вспомнишь взгляд воспламененный мой, в котором и поныне страсть сохранна. И если ты услышишь боль мою, и если ты поймешь, как безутешно я по тебе тоскую, слезы лью, всевышнего моли столь же поспешно соединить нас в благостном раю, сколь рано мы расстались в жизни грешной.

К счастью, правление Конштантину де Браганши оказалось недолгим. Когда в сентябре 1561 года власть перешла к дону Франсишку Коутаньу, друзьям Камоэнса удалось добиться его освобождения, доказав, что поэт — жертва подлого доноса.

... Прошли годы. Камоэнс вернулся на родину, и величественные горы Синтры приветствовали его шапками своих синих вершин. Мало кого из прежних друзей застал он в Лиссабоне. Иные так изменились, что их трудно было узнать: годы брали свое. А сам он разве остался прежним? Вот что сказал о нем современник: «Что за странный человек! Со своими растрепанными седыми волосами и резко выделяющейся пустой глазницей он напоминает фигуру, сошедшую со страниц Дантова «Ада». А его беспокойный и раздражительный нрав лишь подчеркивает гротескные черты наружности, недаром его прозвали дьяволом».

Вернувшись на родину, Камоэнс прожил еще десять лет. Кончились скитания, наступила пора сбора урожая. За эти годы он издаст свою поэму, она увидит свет в 1572 году. На обложке книги будут написаны слова: «Лузиады» Луиса де Камоэнса. Королевская привилегия. Напечатано в Лиссабоне с дозволения святой инквизиции, в доме Антониу Гонсалвеша, печатника».

После этого последовало королевское повеление о предоставлении пансиона в 15 милрейс на срок в три года Луису де Камоэнсу, «пробывшему долгие годы в различных частях Индии» и рассказавшему об этом «в книге, написанной об индийских делах».

Суммы, назначенной поэту, едва хватало на пропитание, к тому же выплачивали ее далеко не регулярно.

Издать эту поэму удалось не без помощи инфанты доны Марии. Так полагают исследователи. Однако они умалчивают о том, увиделись ли поэт и инфанта после стольких лет разлуки. Некоторые считают, что Дона Мария сохранила к Камоэнсу чувство глубокого уважения, восхищалась его талантом. Что касается их общения после двадцатилетнего перерыва, то, видимо, они поддерживали переписку через близкую подругу инфанты Франсишку де Араган. Встречи с инфантой грозили поэту новыми неприятностями. Вскоре, в 1577 году, дона Мария умерла.

Принесли ли «Лузиады» славу своему автору? Увы, при его жизни великое творение оценили лишь немногие. И поэт, как и раньше, влачил полную лишений жизнь, «к столбу позорной бедности прикован». Когда Камоэнс в 1580 году умер, на его гробнице выбили надпись: «Жил в бедности и нищете, так и умер».


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу