|
| планета |
новости |
погода |
ориентирование |
передвижение |
стоянка |
питание |
снаряжение |
экстремальные ситуации |
охота |
рыбалка |
На суше и на море 1980(20)
«Приезжайте в Манилу с моря! Вас встретит блещущее фосфором море и залив, один из самых красивых в мире»,- — прочитала я в туристском проспекте. И хотя мы прибыли в Манилу не как туристы и не с моря, а воздушным путем, первым ярким впечатлением был залив. Из окна моего номера в отеле «Холидей-Инн» хорошо видны на его солнечной голубизне сотни океанских лайнеров, барж, парусников, баркасов. Вечером, когда суда зажигают огни, кажется, что там, на воде, фантастический город. Под окном — шелестящая бахрома пальм, в шесть рядов бегут автомобили по бульвару президента Рохаса. В сумасшедшем потоке машин снуют мальчишки с лотками, на разные голоса предлагая газеты, жвачку, сигареты, отварные бананы, ожерелья из цветков сампагиты с терпким запахом жасмина. Стоит машине на секунду остановиться у светофора, юркие «коробейники» мгновенно подскакивают к пассажирам, успевают что-то продать, получить деньги, отсчитать сдачу и поблагодарить. По соседству с отелем строится жилой 25-этажный кооперативный дом. По нашим понятиям, строительная площадка для такой махины мала: материалы подвозят только на день работы. Современная конструкция из стекла и бетона возводится дедовским способом — рабочие носят цемент на голове, в плетеных корзинах. С верхних этажей спускают бадью, внизу лопатами в нее грузят сухой Цемент и вновь поднимают. Напротив отеля — светло-серое гранитное здание в стиле модерн. Это Культурный центр — детище первой леди страны, жены президента, Имельды Маркое. В центре принимают высоких гостей, здесь выступают известные музыканты, устраиваются художественные выставки. За домом тщательно следят, даже траву на поляне перед входом подкрашивают зеленой краской. Когда солнце выжигает и эту «подновленную» травку, на грузовиках привозят цветы в керамических горшках и закапывают в землю. Получается цветущая поляна. Странно, но в Маниле мало цветов и зелени. По декрету президента, каждый житель столицы должен посадить несколько деревьев. Смуглокожие стройные филиппинцы похожи на малайцев, только носят испанские имена и говорят по-английски. Правда, этот язык иронически называют «инглиш карабао» (тагальское слово «карабао» означает «буйвол»). Но филиппинцы не обижаются, отшучиваясь, что, как и американцы, имеют право на собственный английский. Три века испанского владычества и почти сто лет зависимости от США наложили свою печать на лицо страны. Вряд ли отыщешь еще землю, где так тесно переплетаются Восток и Запад, где звуки тамтама перебивают синкопы джаза, а ритуальные костры соседствуют с неоновыми рекламами. Этнически страна как лоскутное одеяло. Население говорит на ста сорока языках. Что ни остров, то другая народность, и каждая имеет свою историю, обычаи, характеры. Считают, что жители острова Лусон, тагалы, гостеприимны, щедры, музыкальны; илокан-цы расчетливы, предприимчивы, склонны к миграции; жители южных островов консервативны, вспыльчивы; биколы скромны, горды, сдержанны. Филиппины — страна семи тысяч островов; восемьсот из них заселены. Магеллан, открыв миру эту землю, назвал ее островами святого Лазаря. В день этого святого — 7 апреля 1521 года — испанские каравеллы подошли к острову Себу. К судам бежали люди в набедренных повязках, татуированные с головы до ног. «Пинтадос» — разрисованные — назвали их испанцы. Поначалу островитяне встретили пришельцев дружелюбно. Но вскоре Магеллан неосмотрительно вмешался в ссору двух местных вождей и был убит в стычке. Только через сорок лет после гибели великого мореплавателя сюда прибыла новая экспедиция во главе с Лопесом де Легаспи и монахом Андресом Урданетой. Вот тогда-то страна и получила свое теперешнее название — Филиппины: испанцы пожелали увековечить имя инфанта Филиппа. Четыреста солдат и монахов сошли на берег, положив начало испанской колонизации, длившейся больше трех веков. Началась христианизация страны «во славу бога и короля». Независимость сохранили только султанаты на юге и жители гор: первые остались мусульманами, вторые — язычниками. Сейчас Филиппины — единственная в Юго-Восточной Азии страна, большинство жителей которой — католики и лишь десять процентов исповедуют ислам. У горных народов сохранилась языческая вера в духов. Есть и буддисты, но их сравнительно мало. История Филиппин до XVI века мало изучена. Еще и в наши дни в горах открывают первобытные племена. Но бесспорно, острова обживались людьми с незапамятных времен. Древние хроники поведали, что уже в III — V веках острова посещали китайские и индийские купцы, арабские и сиамские торговцы. Филиппинцы — народ малайского происхождения. Малайские племена — предки современных тагалов, илоков, висайцев и моро — мигрировали сюда в начале нашей эры с Зондских островов. Они приплывали родовыми общинами на парусных лодках-барангаях. Однако острова к тому времени уже были заселены племенами негрито и ифугао. Пришельцы превосходили их по уровню развития: они умели выращивать рис, строить плотины, обрабатывать металл. Постепенно они оттеснили коренных жителей в горы, а сами расселились на плодородных равнинах. Все в общине беспрекословно подчинялись вождю — дато и его приближенным — махарлика. Вожди и махарлика, отражая набеги соседей, давали возможность земледельцам мирно трудиться, а те отдавали им за это половину своего урожая. Очень велика была роль семьи. Считалось, что человек в одиночку не в силах противостоять жестокому и яростному миру. Только в родстве, только сообща он может обрести место под солнцем. Семья на Филиппинах и сегодня основа основ. Семейные узы во многом определяют общественные отношения. Простой человек, тао, не мыслит себя без семьи. Семья — его опора, место, где он может позволить себе расслабиться. Вот уж поистине «мой дом — моя крепость». В филиппинцах необычайно обострены самолюбие и боязнь быть осужденным обществом. Спросите любого, что такое «хийя», и вам ответят, что это очень емкое слово, включающее много значений — честь, скромность, стыд, достоинство. Человек, имеющий хийя, — достойный человек. Потерявший его будет осужден обществом, и хуже наказания не придумать. В людях ценятся деликатность, такт, умение ладить с другими. «Удар ножа не так ранит, как слово», — говорят здесь. Еще испанцы отмечали вежливость туземцев в общении друг с другом. Любопытно, что в тагальском языке нет ругательств, их заимствовали из испанского и английского. На Филиппинах дорожат родственными связями и любят большие семьи. То, что у нас в шутку называют «вашему забору двоюродный плетень», здесь близкое родство. Как-то нас пригласил в свой загородный дом молодой предприниматель. «Вы увидите настояшую филиппинскую семью, — сказал он. — Сейчас пасхальные каникулы, и у меня гостят сорок девять кузенов и кузин». Но мы насчитали гораздо больше. Просторный двухэтажный дом на берегу океана был полон молодежи. Мелькали джинсы, шорты, вышитые национальные платья. Гремел магнитофон. Пели, танцевали, играли в шахматы и нарды, плескались под душем, лежали на ковре... Словом, каждый отдыхал, как хотел. Взрослые кормили детей. Прежде всего мы были представлены родителям. Отец — моложавый, спортивного вида мужчина, с золотым крестом на груди; мать — тоненькая женщина, вырастившая десять детей и сохранившая еще гибкость и легкую походку. Приняли нас радушно. Пока мы плавали, в доме хлопотали, готовили застолье. На Деревянном вертеле жарили поросенка, непрерывно вращая его, пока он не покрылся хрупкой, золотистой корочкой. Самые деликатесные части — хвост и корочку — подали родителям и нам, гостям. Авторитет старших в семье непререкаем. В детях сызмала воспитывается уважение к родителям. Но мир есть мир, и семейный панцирь не всегда от него спасает. Колониализм на Филиппинах расшатал традиционные нравственные ценности, а новые в условиях капитализма еще не выработались. Общество в стране делится на сильных и маленьких людей, прослойка которых неоднородна. В городах маленьких людей делят на две группы: старожилы (мелкие служащие, продавцы, шоферы) и низший слой — «провинсиано» (это те, кто недавно из деревни, — дворники, грузчики, разнорабочие). В среде сильных тоже различают несколько категорий. Во-первых, все белые — американцы (их около 20 тысяч), испанцы (10 тысяч), европейцы (5 тысяч). Обычно они банкиры, представители фирм, бизнесмены. Вторая категория — испанские метисы. Это местная элита. По традиции они занимаются перевозками, вкладывают капитал в промышленность, сельское хозяйство. Затем собственно филиппинская верхушка. В их руках торговля, банки, страховые компании, из их среды нередко выдвигаются политические лидеры. И наконец, немногочисленный средний слой — чиновники, интеллигенция. Большая сила в стране — церковь. Ей принадлежат земли, школы, колледжи и университеты. Формально церковь отделена от государства, но она вмешивается во все дела, вплоть до выборов президента. Католицизм пустил здесь глубокие корни. Испанцы обосновались сначала на Бисайских островах, потом перебрались на Лусон. Отбив у мусульманского раджи Солимана поселение Мэйнила, они стали строить новый город — Манилу (в переводе название означает «там, где растет трава нила»). Откроем «Фрегат «Паллада»» Гончарова. «...Я увидел, как велик город, — пишет он о Маниле, — какая сеть кварталов и улиц бежит по берегам Пасига. После этого не удивишься, что, здесь до ста пятидесяти тысяч жителей... Город большой, город сонный и город очень приятный». Это написано в прошлом веке. А сегодня здесь живет свыше семи миллионов человек. По плотности населения Манила приближается к Токио. Город весьма неоднороден. Практически это семнадцать разных, непохожих друг на друга городов. Среди них деловой центр Макати, где на широком проспекте выстроились, подобно неприступным крепостям, банки, страховые агентства, представительства иностранных фирм, где соперничают друг с другом фешенебельные отели и светятся рекламы кинотеатров. В районе китайских кварталов — «чайна тауне» — бесчисленные магазинчики, мастерские с жильем наверху. Как и во времена Гончарова, здесь «неистребим запах мыла, ваксы, чеснока, растительного масла, пряностей». Снуют велорикши, на улицах там и сям фруктовые базарчики, лавки денежных менял. Здесь всегда можно купить цветочный китайский чай и женьшень. Административный и политический центр Кесон-сити застроен зданиями из стекла и бетона. А в самом многолюдном районе — Тондо в кое-как сколоченных из фанеры лачугах без окон, водопровода и канализации ютится беднота. У въезда в аристократические «деревни» Форбс-парк и Дас-Мариниас стоит вооруженная охрана, проверяющая пропуска. Это «деревни» для богатых. На тенистых улицах прячутся в зелени изысканные особняки с бассейнами, ароматизированными телефонами, с кортами для игры в теннис и пе-лоту. В один такой особняк нас привели поиски дома для аренды. Хозяин — молодой, похожий на спортсмена бизнесмен — пригласил нас войти. В доме царила невероятная мешанина: богемский хрусталь и китайский фарфор, старинные гобелены и современная мебель, японская миниатюра и авангардистская живопись. Из всех углов смотрели на нас закованные в латы бронзовые рыцари. Чистый лик мадонны уживался с портретами голливудских суперзвезд. Распятие Христово соседствовало с позолоченными статуями Будды... Трудно было судить о вкусах хозяина. Только потом, в баре, куда он пригласил нас отведать редкого вина из своей коллекции, нам удалось определить его пристрастие — он собирал холодное оружие всех времен и стран. В обширном собрании впечатляли три вещи: длинный, изогнутый серпом нож самураев для священного ритуала — харакири; мусульманский крис — обоюдоострый, как лезвие, нож и, наконец, нож астронавта, побывавшего на Луне. Он висел на стене под стеклом, стерильным блеском и зазубренностью форм напоминая хирургический инструмент. Но эта коллекция, как выяснилось, не столько предмет увлечения, сколько выгодный способ вкладывания капитала. В Маниле почти нет среднего слоя населения. Есть богатые и бедные, нищета и безудержная роскошь. Простой пример: цена билета на концерт заезжей знаменитости превышает месячное жалованье служанки. Да и такую работу найти нелегко. На улицах часто можно увидеть спящего под пальмой бездомного человека. А в нескольких шагах от него в роскошных магазинах продается деликатесная еда... для кошек и собак. Четвероногие баловни судьбы получают витаминизированную пищу, а в районе трущоб Тондо тысячи детей ложатся спать голодными. «Харисон плаза» — большой торговый комплекс с двумя кинотеатрами, ресторанами, аттракционами, фонтанами, игральными автоматами, супермаркетом и даже церковью. Сюда приходят целыми семьями не обязательно покупать, но просто развлечься, погулять, подышать прохладным, кондиционированным воздухом, попытать счастья в лотерее. Однажды я наблюдала, как проходила такая лотерея. За столиками сидели играющие, их было, наверное, с полтысячи. Взгляды всех были прикованы к возвышению, где вращался барабан, выдававший слепое счастье. Главный приз и приманка — автомобиль «Тойота», перевязанный красной лентой, — стоял тут же. Через час картина переменилась: столики опустели, на полу валялись обрывки невыигравших билетов и пустые стаканчики из-под кока-колы. А рядом совершалось богослужение — святой отец утешал проигравшихся. Автомобиль «Тойота» по-прежнему стоял на своем месте. Почти во всех тропических городах жизнь замирает, когда наступает «полдневный жар». Закрываются магазины, пустеют Улицы, люди спешат укрыться в тени. Манила — современный огромный город — давно отступила от этого правила. Городской пульс бьется напряженно весь день. И все же вечерние улицы не похожи на дневные: стихает деловая сутолока, ослабевает поток машин, появляется больше гуляющих, спешащих в парк Хосе Рисаля. Это имя свято на Филиппинах. Рисаль — просветитель, врач, художник, писатель, он знал двадцать два языка, включая русский. Книги, которые писал Хосе, бичевали алчность монахов, грубость чиновников, угодничество местной элиты перед колонизаторами. Рисаля обвинили в революционной деятельности и утром 30 декабря 1896 года казнили. Ему было всего тридцать пять лет. В испанском застенке в ночь перед казнью Рисаль написал стихи «Прощание с родиной». «Прекрасная жемчужина, край, обласканный солнцем, ты станешь свободным!» — это были его последние слова. Каждый филиппинец их помнит наизусть. На площади Лунета, где казнили Хосе Рисаля, сейчас высится монумент. Днем и ночью несут почетный караул часовые, у подножия памятника всегда живые цветы. А рядом раскинулся парк его имени — любимое место отдыха манильцев. Обойдя светящийся стеклянный глобус, вокруг которого под музыку катаются на роликах посетители, можно полюбоваться каскадом подсвеченных фонтанов. На зеленых лужайках сидят, спят люди — в одиночку, парами. Толпы гуляющих текут мимо торговых рядов с их веселой толчеей, мимо кафе, и буфетов к открытой эстраде, где по воскресеньям дает бесплатные концерты симфонический оркестр. Кстати, выступление уже началось. Прислушайтесь — Первый концерт Чайковского. Необычно и взволнованно звучит под звездным манильским небом «Песнь о России». Несколько лет назад губернатором Большой Манилы, или, как принято говорить, Метроманилы, стала жена президента — Имельда Маркое. Ей приходится решать проблемы, связанные со сложным городским хозяйством, с последствиями наводнений, пожаров, движением городского транспорта. Ежедневно в воздух Манилы выбрасывается две тысячи тонн выхлопных газов. Город растет, и центр его планируется переместить в глубь острова. По мнению губернатора, Манила должна расти к югу и востоку. В северной части столицы развернулись работы по искусственной намывке земли. Уже отвоевано у моря 500 гектаров. Имельда Маркое считает, что в первую очередь надо благоустроить самый населенный район столицы — Тондо. В последние годы в Маниле выстроено немало новых гостиниц. Несколько лет назад здесь было всего четыре тысячи номеров, сейчас их около двадцати тысяч. В стране развивается индустрия туризма. Ожидается, что в 1980 году Филиппины посетит миллион туристов. Четыре месяца мы жили в отеле «Манила Хилтон». Здание из стекла и бетона в двадцать два этажа, но без тринадцатого («На всякий случай, — сказал мне лифтер, — хотя мы не суеверны»). Чтобы обойти весь отель, понадобится не один день. Начнем с цоколя, здесь салоны красоты и прачечные. На первом этаже — ресторан, бары, оранжерея. Второй этаж отдан торговым рядам. На третьем — международная почта, телеграф, агентства авиакомпаний. Больше всего времени туристы проводят на пятом этаже. Здесь сауна, массажные, бассейн с голубой водой и солярий. В лежаках, крытых синими матрасами и желтыми махровыми полотенцами, часами лежат, подставив- солнцу бледные тела, туристы из Америки и Европы. Рядом с бассейном к услугам постояльцев... католическая церковь, где проходят венчания с органной музыкой, пением, цветами. Теперь поднимемся на шестой этаж. Тут залы для приемов, рестораны, бары. Выше начинаются номера... Однажды в отеле нарушился обычный ритм жизни — забастовал обслуживающий персонал. Утром под дверью номера мы нашли отпечатанную на ксероксе «гастограмму»: «Дорогой гость! — читали мы. — В эту ночь многие из наших служащих покинули свои рабочие места, не дав объяснения. Это похоже на общий уход. Службы и номера отеля сегодня будут обслуживаться сотрудниками менеджера. Это, конечно, может сказаться на сервисе. Если служащие отеля не вернутся в течение дня, часы работы ресторана будут сокращены. Наша прачечная, к сожалению, закрыта, однако мы сможем использовать для вас другие пункты. Телефонная станция будет функционировать, но, поскольку операторы неопытны, пожалуйста, набирайте номер медленно. Благодарим вас за терпение и понимание. Менеджер». Итак, утром не принесли газет. Не пришел «рум-бой» — приветливый, худощавый парень в форменном жилете, убиравший наш номер. Закрылся бар у бассейна. Исчез повар в высоком белом колпаке, который ежеутренне жарил здесь на гриле сатэ. Не было официантов, снующих между столиками с чашкой кофе или стаканом сока. Пустовал бассейн. Ушел дежурный, заперев в кладовке матрасы. Не появился молчаливый маленький садовник в резиновых, явно не по ноге сапогах, с лицом доброго гнома. Длинный шланг, который он каждое утро волочил за собой, поливая траву, лежал нетронутым, свернувшись, как удав. Ушли куда-то девушки в синей форме, обычно дежурившие у лифтов. Не было швейцара — услужливого парня в светло-кремовой форме отеля, никто не помогал туристам выйти из машины. В номерах стояли неубранные постели, лежали у дверей никем не взятые пакеты с грязным бельем для прачечной. И только под дверью лежала «гастограмма», призывающая гостей отеля к терпению и пониманию. До полудня бассейн и солярий пустовали. Потом какая-то бойкая девица проникла туда через... церковь. Ее примеру последовали другие. Кто-то уже нырял, наслаждаясь прохладой воды. Какое дело туристам до забастовки? Они выложили свои доллары и хотят получить все сполна. На следующий день вернулись служащие отеля. Нормальная гостиничная жизнь вроде бы продолжалась, но Дух неуверенности оставался: а дальше? А дальше менеджеру пришлось пойти на некоторые уступки и повысить заработную плату служащим отеля.
Когда-то, сойдя на землю Филиппин, колонизаторы надеялись найти золото и пряности, но были разочарованы. Жаждавшие скорой наживы на островах не задерживались. Здесь остались в основном монахи и чиновники. Вот что писал Гончаров: « — Много монахов здесь? — Только их и видно, сударь, — ответила она (владелица магазина)». Монашеских орденов было великое множество — августинцы, Францисканцы, иезуиты, доминиканцы. Они присваивали себе земли, сгоняли крестьян на строительство монастырей. Фанатики, они запретили все прежние культы, уничтожали идолов, отбирали детей у вождей-дато, воспитывая их в новом духе. Языческие сборища сменились христианскими празднествами — фиестой. Фиеста длится несколько дней. Начинается она с торжественной мессы. Потом накрывают столы, устраивают красочные шествия, танцуют под оркестр, выбирают короля и королеву фиесты. В эти дни пляшут, веселятся, запускают фейерверки и мало кто думает о боге. В великий пост в Маниле не едят мяса. С экрана телевизоров исчезают легкомысленные передачи, их сменяют беседы о Библии. А по телевидению, как всегда, идет репортаж из Америки — воскресная проповедь священника Эрнста Энджли. Впрочем, слово «священник» мало подходит к облику этого бравого, холеного мужчины лет сорока с небольшим, с хризантемой в петличке. Да и проповедью его выступления нельзя назвать, скорее это театр одного актера. Причем актера талантливого, умеющего подчинить себе аудиторию, заставить ее плакать, смеяться, подпевать. Кстати, на сцене всегда под рукой есть джаз, воздающий хвалу богу. Всякий раз Энджли появляется в новом элегантном костюме. Похоже, что он дружит не только с Христом, но и с Диором. В пасхальные праздники везде — в учреждениях, ресторанах, школах — у входа красуются вылепленные из масла цыплята и кролики. Люди в эти дни дарят друг другу крашеные яйца, конфеты, шлют поздравительные открытки. В рождество принято дарить жареных поросят, цветы и торты. В магазинах людно, идет рождественская распродажа. На улицах — карнавальные шествия, в отелях — благотворительные балы и вечера. Забавно смотреть в тропическом городе на неоновые снежинки, синтетических Санта-Клаусов. ...Расстояние от Манилы до Легаспи — 560 километров — мы покрыли за день. Дорога шла через живописный Кесонский национальный парк, через базальтовые горы и синие лагуны. Равнины отданы рисовым полям, горы — плантациям кокосовых пальм. Помещики сдают пальмы в аренду крестьянам, которые ухаживают за ними, подрезают высохшие или сломанные ветром ветви, собирают орехи, разделывают их, коптят копру, сушат волокно. Расплачиваются за аренду деревьев долей урожая. Тут и там разбросаны маленькие кокосовые фабрики: примитивные прессы отжимают масло, отделяя жмых на корм скоту. Вдоль дороги — посадки какао и кофейного дерева с невзрачными синеватыми цветами. Коричневые плоды какао, чуть толще бананов, растут торчком прямо из ствола. Если плод расщепить, внутри можно найти семядоли со знакомым всем «кондитерским» запахом. Их вылущивают, дробят, сушат, заваривают кипятком — и напиток готов. Выше раскинулись смешанные леса. Растет здесь даже наша северная сосна — экзотика здешних мест. Лусон — обычный тропический остров. Только особый колорит ему придают старинные испанские церкви и современные американские рекламы. Придорожные щиты советуют покупать японские машины и мотоциклы. Но ратовать за это нет нужды: на дорогах каждая третья машина — японская. Мы пересекли весь остров до его южной оконечности. Тихий океан соответствовал своему названию. Лежали на боку катамараны, сушились сети, по колено в воде, что-то собирая, ходили смуглые ребятишки. Вода была ласковой, теплой, а берег неуютным — покрытым черным вулканическим песком. По дороге к океану мы проехали много городов — Люцену, Гумаку, Лопес. И все они похожи, как близнецы. На центральной площади непременно высится церковь, сооружено распятие и изваяние мадонны с младенцем. Здесь же стоят городская ратуша и несколько красивых домов с испанскими названиями «Кармен», «Санта-Елена»... А дальше, вдоль дороги, тянутся безыменные хижины под соломенными или черепичными крышами с выстиранным бельем, развешанным на деревьях, чтобы быстрее просохло, с босыми ребятишками, бесчисленными лавками, в скудном ассортименте которых, однако, всегда есть «кока» и «пепси». Хижины собраны из бамбуковых щитов-савали. Стекол, как правило, в окнах нет. Их заменяет каписа — тонкий срез перламутровых раковин — или просто газета. В домах чисто, опрятно, убранство более чем скромное, зато в каждом доме вы найдете раскрашенное изображение Христа или девы Марии... Во дворах лениво перелаиваются собаки, бродят небольшие черные свиньи, кудахчут куры. В придорожных лужах лежат буйволы-карабао с мощными, закинутыми на спину рогами. Хижины тянутся бесконечно, и порой трудно понять, где кончается одно селение и начинается другое. Филиппины — страна контрастов. Живут и уживаются рядом два мира. В Маниле, в роскошном дворце «Конвеншн-центр», проходят международные форумы. В колледжах студенты овладевают современными науками. В парках симфонический оркестр дает бесплатные концерты классической музыки. А всего в сотне километров от дворцов, парков и колледжей, в горах, живут по законам предков первобытные племена. Язычники, они верят в духов — анито. Злых духов изгоняют ритуальными танцами, добрым приносят жертвы. В городе Легаспи нас поразил вулкан Майон. Он был классической формы, будто кто-то сверху высыпал песок. Внизу вулкан зеленый, склоны у него серые, прорезаны потоками застывшей лавы, над вершиной курилось легкое облачко. Мы взобрались на машине на высоту 900 метров, потрогали черный базальтовый бок вулкана, ощутили его обманное спокойствие. Дальше дорога обрывалась, а до кратера еще 2400 метров. Чувствовалось, что внутри идет дьявольская работа. Майон просыпается каждые десять лет, и близилось время, когда он мог снова «заговорить». Филиппины — сейсмически активный район. Землетрясения причиняют стране большой ущерб. Красив вулкан, но неуютно чувствуешь себя рядом с ним. Места здесь живописны, и столичная знать приезжает сюда на уик-энд. Недалеко от Майона недавно выстроили прекрасный кэмпинг Кагайонан. Но нас больше интересовал быт простых людей. Заехали на Фабрику прикладного искусства, где делают мебель из ротанга, плетут циновки, сумки, обои из манильской пеньки. Работают в 0сновном девушки и дети, трудятся по пятнадцати часов. Филиппины иногда называют «страной вышивки». Расшитые вручную национальные платья, блузки, мужские рубашки-баронг не имеют себе равных по красоте. В статистическом сборнике сообщалось: «Традиционными кустарными ремеслами — вышиванием, плетением, изготовлением поделок из дерева и перламутра — занято более миллиона человек», но ничего не говорилось о том, почему рабочим, ремесленникам платят мало, а цены на вещи, которые они делают, в магазинах очень высоки. Впрочем, догадаться нетрудно: между производителями и потребителями много посредников — перекупщиков и торговцев. «Хотите посмотреть петушиные бои?» — спросил нас шофер и притормозил у круглого деревянного сооружения, похожего на цирк-шапито. Оно было забито зрителями. На скамьях, амфитеатром спускавшихся к арене, волновались болельщики, а на арене лицом к лицу сидели на корточках два владельца петухов. Каждый держал своего питомца, поглаживая его и что-то шепча. Перед началом боя идут торги. Страсти разгораются, ставки растут. Когда названа последняя сумма, крики перерастают в рев и так же внезапно обрываются — в воздухе повисает гнетущая тишина. Тогда настает черед «гладиаторов». К ноге петуха прикреплены стальные, отточенные шпоры в кожаных ножнах. Сначала «бойцов« раззадоривают — стравливают, держа на руках. Когда они разъярятся и гребни у них побагровеют, ножны со шпор снимают и бойцов выпускают на арену. Нагнув головы, нахохлившись, они медленно сближаются, готовясь к бою, и вдруг вцепляются друг в друга. Каждый старается нанести сопернику удар в шею стальным ножом. Бой длится две-три минуты. Вот один из петухов повалился на бок, и публика дико завыла. Проигравшие отдают деньги тем, кто выиграл пари. ...Каждый, кто приезжает на Филиппины, стремится попасть на остров Себу, увидеть историческую бухту, где некогда высадился Магеллан. «Если есть рай на земле, то он здесь», — любят повторять филиппинцы слова великого мореплавателя. Место и впрямь удивительное: синяя лагуна в кольце зеленых гор, в тихую воду смотрятся гибкие кокосовые пальмы. Увы, здесь же великий первопроходец и погиб. Теперь об этом напоминает строгий белый монумент, а рядом панно, изображающее битву аборигенов с иноземцами. Магеллан причислен к лику святых, на Филиппинах чтут его как человека, принесшего крест. А Лапу-Лапу, от руки которого он погиб, почитают как первого борца за независимость. Портреты Лапу-Лапу отчеканены на монетах, почтовых марках, имя его носит город. Когда мы прибыли в город Толедо, нас пригласили на фабрику минеральных удобрений «Атлас». Минуем виноградные плантации, винодельческие заводы, где в высоких чанах бродит молодое вино. Рядом небольшая фабрика, продукцию которой — сушеное манго — любят все. Позади остаются соляные копи, пивоварня «Сан-Мигель». Дорога в Толедо бежит по крутым и опасным горным перевалам. Вдали видны поселки, угольные шахты, медные рудники. Вот наконец пригород Толедо — Лутубаи, и сразу начинаются владения фабрики. Расположенная у моря, она имеет свой причал, чтобы грузить удобрения на корабли. Стоят гигантские черные резервуары. Под навесами насыпаны горы белого песка — это полуфабрикат. В цехе конечной продукции в аккуратных мешках — готовые к отправке удобрения. Был час обеденного перерыва. Рабочие, сняв защитные каски и устроившись в тени, разворачивали свертки с бутербродами, пили чай из термосов. Те, кто уже кончил трапезу, дремали в Тени деревьев, некоторые играли в шахматы. Мы тоже отобедали с менеджером фабрики — мистером Бонифацием. В небольшом светлом коттедже нас встретила милая, приветливая женщина. Она протянула руку и сказала: «Бонифация». Заметив, что мы удивились созвучию имен, добавила: — Как в русском языке... У вас ведь тоже есть похожие имена: Василий и Васи-ли-са. Недавно у нас в гостях был капитан советского судна, он сказал мне об этом. Бонифация провела нас в гостиную и посетовала, что нет четверых старших детей, они — студенты, учатся в Маниле. В доме оставалась только младшая — Делия, быстрая, большеглазая девушка. Стараясь занять гостей, Делия достала семейный альбом, охотно и подробно рассказала о своих братьях и сестрах. Потом она оставила альбом и подошла к пианино. — Советский капитан, о котором говорила мама, сыграл нам красивую песню, но я не могу вспомнить мелодию. Там было что-то про вечер в Москве. Я напела «Подмосковные вечера», Делия радостно подхватила и сразу взяла верные аккорды. — Жаль, нет моего брата, — вздохнула она, — он бы подыграл на гитаре. Филиппинцы — очень музыкальный народ. Пришедшая из Испании гитара давно стала национальным инструментом. В любом селе есть свой оркестр — рондалья. Часто можно увидеть такую картину: у хижины на скамье сидят парни с гитарой и ладно поют, разложив на многоголосье тагальскую или андалузскую песню. Здесь, на острове Себу, в местечке Гуноб, делают самые звонкие гитары. Радушие филиппинцев отмечал еще Гончаров: «Все гостеприимны, и всякий дом к вашим услугам». Действительно, народ очень доброжелательный. Рикша, увидев меня с фотокамерой, притормозил посреди дороги, чтобы было удобнее его снять. Крестьянин с буйволом специально вернулся на поле, чтобы я сделала кадр. Возвращаемся в город Себу через пригород Талисай, чтобы оттуда отправиться на коралловый остров Санта-Роса. Агент фирмы, организующей поездку, уже ждал нас. Им оказалась миловидная девушка с необычным именем Лусвиминда. Имя составлено из названий трех крупных островов — Лусон, Минданао и Бисайских. Люси, так коротко она представилась, уже забронировала на острове номер в отеле и арендовала моторную лодку. Провожая нас к причалу, она успела рассказать о себе: родителей у нее нет, не замужем. «Некогда, — говорит Люси, — много работы». Но это не мешает ей иметь веселый нрав и хорошее расположение духа. В машине она спела нам несколько мелодичных висайских песен и попросила взамен «песен, которые поют в Москве». Нельзя не сказать несколько слов о филиппинских женщинах. ини очень грациозны и привлекательны. В семьях женщины ведут все дела, в их руках бюджет. С детства в девочках воспитывают бережливость, мягкость, умение вести домашнее хозяйство, преданность. Правда, есть и другой сорт женщин. Те служат в ночных клубах, подвизаются в дорогих отелях. Напротив нашего дома по вечерам зажигались огни клуба «Казанова», где у входа рискованно одетые девушки встречали гостей. Часто можно увидеть в городе объявления: «Требуются молодые, гостеприимные девушки». Требуются в кафе, в сауны, в массажные. Эти девушки должны обладать одним качеством — быть привлекательными и сговорчивыми. Однако вернемся к нашему путешествию. До острова Санта-Роса час езды на моторной лодке. Море спокойно. Вдали оно поблескивает, как расплавленное олово. А у борта вода прозрачна. Много медуз. Огромные, яркие, они напоминают цветные парашюты. Наш проводник предупреждает, что на воде легко получить солнечные ожоги, и натягивает тент над лодкой. Вот и остров. И сразу к нам устремились девочки, увешанные коралловыми бусами, связками браслетов, подвесок и амулетов. Как ни отмахивалась я от юных продавщиц, все же стала обладательницей нескольких нитей бус и одного зуба акулы. Островок оказался тихим, первозданным — ни машин, ни радио, ни телефона, ни газет. Стоят пять-шесть бунгало, обставленных легкой ротанговой мебелью, в номерах гудят спасительные кондиционеры, до блеска натерт кафель в ванной. Кругом ни души. Разомлевшие от жары собаки понуро бродили поодаль. Сидела на цепи обезьяна. Вид у нее был затравленный. Я протянула ей банан. Неожиданно обезьяна оскалила пасть и в отчаянном рывке бросилась на меня. К счастью, не достала. Вечером в большой хижине-ресторане под круглой соломенной крышей босые длинноволосые островитянки в розовых платьях подавали нам свежую рыбу и только что выловленных креветок. Негромко и слаженно пели гитаристы. Зыбкий свет керосиновых ламп освещал крытые рогожей стены. В полночь начался прилив. Мы вышли из бунгало и не узнали острова. Стояла высокая вода. Она тихо плескалась у берега острова. Опаловым светом изнутри светилось море. Чертили фантастические траектории светлячки. И была тишина, та особенная тишина, которую можно почувствовать всем существом и запомнить навсегда. А утром море снова обмелело, и, чтобы добраться до лодки, пришлось с километр идти пешком. Специальной обуви у нас не было, и мы отважились идти босиком по... шевелящемуся дну. Все живое в море выползло погреться на солнце. Прибрежный мелкий слой обнажил кусочек жизни, который так тщательно скрывает океан в толще воды. Сплошным ковром выстлали дно морские звезды — синие, голубые, зеленые. Колючей стеной встали колонии морских ежей. Их острые иглы веером топорщились на крошечных телах. Свернувшись, лежали лиловые голотурии. Из песка то и дело возникало юркое войско маленьких крабиков и так же стремительно, как по команде, скрывалось. Мельтешили бесчисленные мальки. Черные мурены грелись, зарыв головы в норы и распластав длинные устрашающие тела. Конечно, я наступила на морского ежа. Наш проводник Роберто вытащил половину иголок, остальные, обломившись, остались под кожей, вызвав мучительное жжение. Кое-как добрела до лодки. Хождение по морским звездам осталось позади, как и первозданный остров. Час полета, и мы снова в мире выхлопных газов, радио и телевидения, пляшущей на американский манер рекламы. Влияние США в стране очень велико. Здесь много американского: в порту — корабли, в отелях — туристы, в кинотеатрах — вестерны. По городу разгуливают американские солдаты, полки книжных магазинов забиты американской литературой. Английский язык проник во все сферы жизни, им владеет сорок процентов населения, в городах — практически все. На английском языке говорят в учреждениях, пишут документы, обучают студентов. В стране два официальных языка — английский и филиппино, в основе которого лежит тагалог. Включите телевизор, и вы услышите, как диктор легко «соскакивает» с английского на тагалог и обратно. С того времени, как президентом Филиппин стал Фердинанд Маркое, был взят курс на пересмотр неравноправных экономических и военных соглашений с США, на развитие отношений с социалистическими странами и Советским Союзом. Раньше Филиппины безоговорочно следовали в фарватере политики США. Теперь страна отстаивает свою независимость, стремясь встать в ряды неприсоединившихся государств. Манила все чаще становится местом проведения международных симпозиумов, спортивных состязаний, фестивалей. Голос Филиппин все увереннее звучит в мире.
 | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
|
