На суше и на море 1976(16)

НА ДНЕ ОДНИ ДЕВУШКИ

Лунный свет проник па дно океана, и вдоль рифа побежали призрачные тени. Рената и я повернули к дому; мимо нас пронеслась стая крупных рыб, блеснули чешуей в свете фонарей и исчезли во тьме. Над нами величаво скользнули несколько тарпонов, напомнив лебедей, однажды увиденных мною в ночном лунном небе.

Вдали показались огни нашего дома. Из темноты выплыли две женские фигуры, и мы вместе подплыли к входу. Я первая проникла в нижний отсек, «мокрую комнату». Когда все вернулись, я вызвала надводную станцию:

— Хэлло, наверху!

— Слушаем!

— Мы все дома.

Я не оговорилась: мы действительно были дома. На две недели мы стали членами маленького коллектива у подножия рифа.

Мне, ботанику из Музея естественной истории Лос-Анджелеса, поручили руководить группой: доктор Рената Шленц-Трю из Бюро океанских биологических исследований; Энн Хартлайн, эколог, прислана Институтом океанографии Скршшса в Ла-Джолле (Калифорния); биолог Алина Шмаит, тоже из Института Скриппса. Пятым членом коллектива была Пегги Энн Люка, инженер по оборудованию, студентка Делаварского университета.

Рената изучала жизнь морских организмов в естественных условиях. Энн и Алину интересовала реакция рыб на изображение различных морских животных. Моей обязанностью было составление каталога морской флоры, изучение растительной пищи рыб.

Часто нам задавали вопрос: почему одни женщины? Доктор Джеймс В. Миллер, руководитель экспедиции «Тектит-II», на это отвечал так:

— А почему бы и нет?

И все же нам было не по себе в нашем подводном доме. Вовсе не потому, что мы жили под водой — к этому мы все довольно скоро привыкни; дело в том, что мы ощущали, что за каждым нашим движением следят. Наши разговоры передавались через микрофоны наверх, в надводное помещение. Правда, и мы могли все время наблюдать за дежурным на экране нашего телевизора. Мне, во всяком случае поначалу, это круглосуточное наблюдение было весьма неприятно. Алина заслоняла иллюстрированным журналом глаз камеры, чтобы подразнить тех, кто сидит у монитора. В отместку ей прислали блок ее любимых сигарет, ведь закурить она не смогла бы: в атмосфере нашего жилища сигарета но тлеет. Здесь вместо нормального 21% кислорода лишь 9%, чтобы компенсировать увеличение давления в 2,5 раза. А какой-то остряк из предыдущей смены прикрепил над иллюминатором плакатик: «В случае пожара разбить стекло!»

Но вскоре мы перестали замечать присутствие телекамер, а затем и вовсе забыли о них. Было слишком много дел. Я думаю, что и животные, обитающие у рифа, также вскоре перестанут обращать на нас внимание и вернутся к своему обычному образу жизни.

Однажды рано утром, в четыре сорок пять, я стояла на трапе с Энн Хартлайн и Пегги Люка в полном снаряжении: пояс с грузилом, компас, часы, глубиномер, нож, фонарик, аварийный баллон, камера, сумка для сбора растений, грифельная доска для записей — все это надето, привязано, пристегнуто где только можно. Плюс ко всему обычные акваланги с двумя баллонами.

— Вызываю дежурного инженера!

— Слушаю вас!

— Мы готовы к выходу.

— Шутите? Солнце еще не взошло!

— И не думаем шутить. Здесь чудесно. Разрешите выход.

Наверху помолчали.

— Ну, ступайте, своенравные вы женщины. Выход разрешаю.

Отличное время для работы! С первым солнечным лучом меняется окрестный пейзаж. Ночные животные уползают в свои убежища или уплывают в глубину. Изо всех щелей лезут дневные обитатели морского дна. Менее чем за час происходит полная трансформация. Поначалу мы плыли в темноте, освещая путь фонариками. Светящиеся существа искорками вспыхивали по сторонам.

Пять двадцать. Мы нашли подходящее место на семидесятифутовой глубине и опустились на дно. Песчаная равнина за рифом пустынна. Выключаем свет и ждем. Понемногу черные силуэты становятся серыми, рыбы начинают появляться из-за кораллов.

Пять тридцать пять. Мы замечаем кончик черного носа в песчаной яме... Через минуту появляется дюжина носов, и вскоре отовсюду торчат угри в «перископной» позиции. Днем эти гибкие существа снуют повсюду в поисках пищи. А ночью? Кто знает? Возможно, угри сидят в своих норах. Но хотя по вечерам мы всегда находили ямы, проделанные угрями, хозяева нам не попадались. Шесть ноль-ноль. Появляется рыба-крючок, неподалеку видим морскую звезду, отдыхающую на наросте анемона. Запас воздуха подходит к концу, и мы возвращаемся домой. Чувства свободы и восхищения заставляют нас от радости кувыркаться, делать сальто. Завтракаем и приступаем к обычной работе: разбору коллекций, их обработке, препарированию.

После полудня готовимся с Ренатой, к новой вылазке, на этот раз с регенераторными аквалангами, рассчитанными па четыре часа пребывания под водой. Мы отправляемся на участок, где Рената ставит свои опыты с травой в 1000 футах к северу от дома, затем плывем к моим делянкам и, вернувшись к рифу, наблюдаем за травоядными животными. Обитатели рифов нас попросту игнорируют. Рыбы-трубачи касаются меня плавниками, а рыба-ящерица удобно устраивается на моей ноге. На открытом месте к нам подплывает морская летучая мышь. Я осторожно беру ее в руки, она трепещет, я я отпускаю ее. Внезапно появляется огромная рыбина и хватает маленькую Летучую мышь. Но она обладает твердой чешуей, и хищник отпускает жертву.

Наиболее активные травоядные — рыбы-попугаи, рыбы-хирурги, рыбы-ангелы — почти не удаляются от спасительного рифа и потому редко становятся добычей хищников.

Пока мы плыли, я размышляла о роли хищников в подводной жизни. Многие предлагают уничтожить всех акул. Не нарушит ли это экологическое равновесие рифов? Что касается нас, мы не считаем акул и барракуд большой угрозой. У них свой заботы, у нас — свои.

Мы работаем вместе, и паника — самый большой враг акванавтов — не свойственна нашему коллективу. Однажды у меня засорился регулятор подачи воздуха, так как в акваланг попал песок. Случилось это на глубине 70 футов, далеко от дома. Но моя партнёрша Пеггя Люка сразу пришла мне на помощь. Попеременно дыша через мундштук ее акваланга, мы вернулись домой без особых волнений.

Наступил последний день нашей подводной жизни, четырнадцатый по счету. Энн и я последний раз выплыли, чтобы попрощаться с рифом. У входа нас приветствовала стайка серых рыб^ангелов, старых наших знакомых. Они кружились вокруг нас медленно и грациозно. На обратном пути мы нарвали пучок зеленых водорослей кодиум и положили его на ступеньку, чтобы посмотреть, кого привлечет эта трава. Через секунды их уже трепали рыбы-попугаи и рыбы-ангелы.

Через три часа мы были в подводном колоколе, а спустя 21 час ступили на твердую землю. Для вас не было сделано никаких исключений по сравнению с мужскими коллективами во время нашей подводной жизни. Но как только мы вылезли из декомпрессионной камеры, «дискриминация» всё же дала о себе знать. Никому, кроме нас, не дарили красные розы! Мы даже были смущены такой встречей. Ведь мы, в общем,не сделали ничего выдающегося,просто были первыми женщинами, прожившими на дне моря две недели.

В научном отношении наша работа была плодотворной. Рената доказала, что искусственная трава на дне моря быстро заселяется. Водоросли хорошо растут на синтетических лентах и привлекают животных, обогащают воду кислородом. Интересные данные по поведению рыб получили Алина и Энн.

Я собрала представителей 135 видов растений, в том числе 26 ранее, не известных в районе Виргинских островов. Кроме .того, мне удалось описать интересные особенности поведения 35 рыб.

Пегги нашла, что для лабораторных исследований, наш подводный дом оснащен недостаточно. Ее рекомендации: нужно более тесное сотрудничество между учеными и инженерами при проектировании подводного Жилища.

Значение подводных лабораторий трудно переоценить. Для ученого, живущего под водой, растения и животные становятся .знакомыми в буквальном смысле слова: он изучает их, так сказать, персонально, отдельные особи с их поведением, реакциями.

Я полагаю, на дне морей в недалеком будущем возникнут учебные аудитории, подводные шахты и рудники) фермы и поселки.

Сильвия Ирл

Перевод с английского Ефима Дунаевского

Зоопарк в Дюссельдорфе считается одним из самых лучших в Европе. Там живет единственный в мире крокодил-альбинос. Есть там и редчайшие карликовые кенгуру, азиатские носороги, средиземноморские тюлени. Однако публика сейчас более всего толпится у стеклянного ящичка, в котором ползает обыкновенный майский жук. Этикетка поясняет, что это насекомое раньше было распространено а ФРГ повсеместно, а сейчас исчезает, ибо очень чувствительно к загрязнению окружающей среды.

*

Древность таиландской бронзы давно интриговала ученых. Однако они не знали ее точного возраста, ибо все предметы поступали в музеи из глухих северо-восточных районов страны. Необходимо было изучить культурные слои земли на месте этих находок.

Совсем недавно группа таиландских и американских археологов организовала экспедицию в джунгли. Их раскопки оказались удачными. Найдены не только изделия из бронзы — посуда, оружие, украшения, но и инструменты древних металлургов.

Специалист по архиметрии — науке об определении возраста памятников доисторической материальной культуры — доктор Корриво считает, что таиландская бронза на 2 тысячи лет древнее самой старей месопотамской бронзы.

*

Сотрудники гамбургского конструкторского бюро по судостроению утверждают, что в XX в. отказываться от использования энергии ветра в море — значит стоять на отсталых научных позициях. Свою точку зрения они подкрепили проектом грузового парусного судна. Все расчеты проведены на ЭВМ. Разработана новая конструкция парусов. Паруса вертикально устанавливаются на палубе. Эти «крылья» натягиваются на верхнюю горизонтальную балку мачты, которая может поворачиваться вокруг своей оси с помощью гидросистемы.

Модель судна была продута в аэродинамической трубе. Опыты со всей очевидностью показали: при использовании энергии ветра новыми парусами их КПД повышается на 65% по сравнению с обычными.

Испытания модели в специальных бассейнах доказали другое преимущество — средняя скорость такого корабля несколько больше, чем у дизельных судов. Перевозки грузов на современном транспортном паруснике будут дешевле, чем на теплоходах.

Сейчас эксперты рассматривают возможность постройки первого экспериментального грузового парусного судна водоизмещением 17 тыс. т с небольшим вспомогательным двигателем внутреннего сгорания (для безветренной погоды).