На суше и на море 1974(14)

Вера Шапошникова

МАНГО ИЗ ЮЖНОГО ПОЛУШАРИЯ

ОЧЕРК

РОЖДЕННЫЙ ВУЛКАНОМ

За окном нарядной, отделанной резным темным деревом гостиной премьер-министра росло манговое дерево. Из густой его кроны на тонких, как проволока, зеленых стеблях свисали крупные овальные плоды. Солнце жгло их, и те, что висели на самых концах ветвей, охваченные со всех сторон тропическим жаром, начали созревать, становясь оранжево-кирпичными и тугими от сока. Остров, на котором росло это дерево, лежал среди просторов Индийского океана. Треть его населения составляли креолы — потомки африканцев, вывезенных рабовладельцами с материка. Прошли столетия, представители различных африканских племен смешались, в их жилы влилась французская кровь. Они потеряли родные речения и говорят теперь на диалекте, состоящем из множества языков, нанизавшихся на французскую основу, тоже претерпевшую изменения. Две трети населения — индийцы, китайцы и пакистанцы. Мой первый знакомый островитянин оказался выходцем из Пакистана.

Мы познакомились с ним еще на аэродроме в Дар-эс-Саламе, ожидая, пока самолет подготовят к полету над океаном. Рядом со мной сидел сухощавый, замкнуто-сдержанный человек. Его лицо и вся поза выражали какую-то особую терпеливость. Как впоследствии мне стало известно, на остров Маврикий когда-то приехали его предки, гонимые голодом, да так и остались там, положив начало поколениям пакистанцев-островитян. Возможно, голодное существование многих из них оставило печать на внешности островитянина, приучило скрывать свои чувства. Но глаза его горели, как угли, заставляя догадываться об огне, бушующем в сердце этого темнокожего человека.

— Как долго готовят самолет,— сказала я, устав от жары и суеты аэродрома.

— Путь дальний и опасный. Внизу вода. Если случится поломка, сесть негде.— Сосед покосился на меня, словно сожалея о сказанном.

— Компания, надеюсь, выплачивает страховку?.. — в шутку спросила я.

— Да, конечно, — без улыбки ответил он.— А вы на Маврикий или дальше?

— На остров. Я слышала, там красиво... И тогда он заговорил о Маврикии.

— Этот остров — порог между Африкой и Индией. Каждый, кто пересекает Индийский океан по воздуху или по воде, обязательно бывает на нашей земле. Все самолеты садятся в Плезанс — так называется аэродром. А корабли пристают в Порт-Луи в большой глубоководной гавани. Город у самой воды — столица Маврикия.

А потом, когда мы уже летели над океаном, маврикиец (он оказался учителем, возвращавшимся с какого-то симпозиума) под мерное, приглушенное гудение моторов рассказал о том, что остров в начале шестнадцатого столетия был обнаружен арабами и нанесен на карты. Несколько позже его захватили голландцы, они завезли сюда первых рабов.

В давние времена — дат островитянин не знал — эта земля принадлежала корсарам. Их не интересовало ни плодородие почвы, ни черное дерево, которым были покрыты долины и горы. Морских разбойников привлекала уединенность острова. Скалы служили наблюдательными пунктами. В ущельях пираты хранили сокровища. Тенистые рощи, прозрачные ручейки, вечное лето — все это, конечно, нравилось и корсарам. Но главное для них было в другом: подводные рифы, окружавшие остров, преграждали вход в гавань преследовавшим их кораблям. Они разбивались на рифах и становились добычей морских разбойников.

В те времена скитавшийся по морям путешественник-португалец обнаружил однажды среди океана группу живописных необитаемых островов. Он обследовал этот архипелаг и подарил ему имя, оставшееся и доныне на географической карте,— Маскаренские острова. Португальца звали Маскаренья.

Потом на этих широтах появились голландцы. Маленькая страна, обладавшая флотом, шарила в те времена по миру, прибирая к рукам многие земли. Захватила она и остров. Он был назван Маврикием, в честь принца Морица Оранского — штатгальтер! нидерландского, прославившегося успешной войной с Испанией.

Это время было началом рабовладельческого периода на Маврикии, и первым торговцем живым товаром стал некий Ban дер Стельм.

То, что рассказывал островитянин, было одной из бесчисленных трагедий многовековой истории рабства: голландец обманом заманил свои жертвы в лавку мадагаскарского мясника. Там их связали и ночью переправили на корабль. В трюмах они лежали «как шпроты в банке». Большая часть людей задохнулась, погибла от жажды. Немногие оставшиеся в живых и начали на острове ту тяжелую работу, результаты которой поражают каждого прибывающего на остров иностранца.

— Маврикий — величайший памятник человеческому труду, — сказал мой попутчик,— Вы, вероятно, знаете, что он появился в эпоху земных катаклизмов. И нынче здесь сохранились кратеры. Одни заросли травой, в других — озера. Вместе с огнем из недр вылетали камни. Маврикий засыпан камнями, гигантскими глыбами. Вырубить джунгли было, конечно, нелегко у черного дерева ствол как железо. Рубить его топором — это каторжный труд. И все же, по-моему, легче, чем выбрать из почвы все камни; она набита ими, как винная ягода зернами. Из них сложили пирамиды — тысячи каменных пирамид. Если их убрать, то, как говорят у нас на Маврикии, стало бы вдвое больше земли. Шутка, конечно, но близкая к истине.

Наша беседа то затухала, то разгоралась вновь. В самолете пахло ананасами, дымом сигар и какой-то ароматической жидкостью, которой служитель время от времени опрыскивал салон. Мельчайшие серые капельки облачком вылетали из пульверизатора и медленно оседали, распространяя запах цветов. Стюардессы разносили аперитивы, соки и воду, запаянную в консервные банки.

Почему-то иногда ослабевал, потом опять нарастал гул моторов, и тогда я слышала только голос соседа, скрипучий и суховатый. Он говорил:]

— Первым французским губернатором на Маврикии был Лабурдонэ. В Порт-Луи вы увидите памятник: бронзовый губернатор с картой в руке. На карте название — «Иль де Франс» — остров Франции. Англичане вернули ему голландское имя. Это было в начале прошлого века.

Французы, которые приехали с Африканского материка, занимали под сахарный тростник все новые и новые площади. Рабов на плантации привозили из Мозамбика, Ганы, с Коморских острове в. Столицу перенесли к морю* удобнее и для торговли, и для связи с внешним миром. Дороги тогда, конечно, были не такими, как теперь. Нынче по главной Великой дороге можно за час пересечь весь Маврикий. А тогда на повозках от Кьюрпайна — из центра страны — до океана нужно было тащиться чуть ли не целый день.

При французах были построены дворцы (некоторые сохранились до наших дней). Порт-Луи укрепили. Вы увидите на горе остатки редута.

Скованность маврикийца все более исчезала^ люди в дороге повсюду ведут себя естественнее и откровеннее.

— Вы спрашиваете, почему англичане так хотели владеть островом? Сахар им нужен был, Маврикий до сих пор иногда называют «сахарницей Британии», Большая часть маврикийского экспорта идет на Британские острова. И все же главное заключалось в другом.

Маврикий для англичан был необходим как опорная база, так сказать Мальта Индийского океана. Они так и говорили, что никогда не будут чувствовать себя в Индии прочно, пока Франция держит в своих руках Маврикий.

Англичане все взвесили, рассчитали. Осаду Маврикия они начали исподволь. Вначале захватили Сейшельские острова, потом блокировали Маврикий. Сдался он только после падения Наполеона. Англичане укрепились в океане и уже без всякой опаски двинулись в Индию, захватили часть Китая. У британского колониализма челюсти были крепкими, их сравнивали с бульдожьими. А вот посмотрите, как теперь все обернулось. Даже Маврикию, маленькому острову, и тому пришлось в конце концов предоставить независимость... Правда, флаг Маврикия утвердила королева Елизавета. Ведь владычество британской короны продолжалось здесь долгие годы. Когда в тридцатых годах прошлого кока отменили рабство, англичане вместо африканцев стали вводить из Индии, Китая наемных рабочих. Тысячи нищих разноплеменных людей, как и прежде, ехали в трюмах на остров. Цепью для них был контракт, подписанный у вербовщика. Условия— кабальные. Гроши — за каторжный труд. Попробуй отложить на дорогу, уехать. Кругом океан... На чашку рису и то не всегда хватало! Клочка своей собственной земли удалось добиться немногим.

Сосед мой вежливо поблагодарил стюардессу, предлагавшую пассажирам журналы, и задумался. Какие истории приходили ему на память?

В 1968 году остров стал независимым. Все страны, сбросив колониальный гнет, очень скоро убеждались, что сделали только первый шаг.

— Что дала маврикийцам независимость? — спросила я.

— По существу измен лось не так уж много. Вся экономика в иностранных руках. Будете в городах, обратите внимание на вывески банков. Это о многом расскажет. «Пост оффис сейвингс бэнк», «Барклейз бэнк», «Меркантайл бэнк» — английские филиалы. А также американцы... Кто-то умело использует безработицу, голод, религиозные разногласия, национальную пестроту. Стоит подлить лишь масла в огонь. Не раз на улицах строили баррикады. Тогда прибывали английские войска и «восстанавливали порядок»...

Пока мы летели над океаном, я глядела в иллюминатор на порожденные испарением гигантские облака. Они возникали у самой воды и росли вертикально, ослепительно белые, ветвистые, как кораллы. Иногда в их просветах внизу появлялся кораблик, маленький, как игрушка.

Нам навстречу начал свой бег Мадагаскар. Узкая кромка берега, горы, селения, нити дорог, тени ущелий. Среди лесов — озерца с водой, похожей на малахит. Красные реки, желтые островки, коричневатая земля с заплатами пепельно-серых вкраплений. Пашни — перетасованные цветные квадраты... Вся эта необычная гамма красок казалась картиной художника, нашедшего непривычные для глаза сочетания цвета и линий.

— Маврикий походит на него? — оторвалась я от окна. Спутник сжал губы еще плотнее.

— Мы, маврикийцы, считаем, что бог прежде создал наш остров, а уж потом по его подобию рай.

Однако печальное выражение глаз собеседника заставило предположить, что раем не всегда можно только восторгаться.

Остров корсаров, остров сокровищ, остров рабов. Падали под топорами тропические леса. Красным и черным деревом голландцы отделывали суда. Быстро истребили здесь наивных не летающих голубей — дронтов, гигантских черепах.

— Нам, получившим остров в наследство от колониального прошлого, досталось совсем немного природных богатств. Конечно, красота... «Но будешь ли ею сыт?» — казалось, говорили глаза маврикийца.

— А океан?

— Да, рыбы много. Обильны его океанские банки Ляперль, Сирена. Но чтобы ее ловить, нужны суда и снасти, заводы и холодильники на берегу. У нас пока этого нет...

Он помолчал, посмотрел в окно и произнес, как бы отвечая самому себе:

— Рыба, пожалуй, еще прокормит. Но на острове большая рождаемость.

В некоторых семьях по пятнадцать детей. Рты прибавляются, а земля не растет. Как было семьдесят на пятьдесят километров, так и осталось.

И снова начал хвалить свою землю. Опыт, интуиция, восточная мудрость, унаследованные, вероятно, от предков, подсказывали учителю, что землю, которая приютила и кормит, нужно любить. История беспристрастна, в конце концов она исправляет несправедливость, хотя иногда приходится долго ждать...

В ГОСТЯХ У ПРЕМЬЕРА

Одним из поворотов этой истории и диктовалось событие, в силу которого мы очутились в пути. Совсем недавно оно кому-то могло, наверное, показаться невероятным.

В год, знаменательный ленинским юбилеем, в Москву, в Дом дружбы, пришло приглашение с Маврикия принять участие в открытии библиотеки, которой присваивалось имя вождя. Волею судеб я оказалась в составе небольшой делегации, направленной из Москвы для участия в торжествах...

На острове нас принимал специалист-математик Р., окончивший Московский университет. Ему мы и были обязаны встречей с премьер-министром страны в первый же день нашего пребывания на Маврикии.

Произошло это неожиданно просто. Мы ехали в отель, и остров раскрывал перед нами все новые краски. Навстречу бежали плантации, города с двухэтажными домами. Мелькали витрины, сливаясь в одну разноцветную ленту. Окраины городов занимали заводы, близко к дороге подходили плантации.

— Как называется этот город? — спросила я, когда мы оказались затертыми лавиной машин.

Дома здесь были повыше, стояли теснее, по улицам двигались толпы людей, катились велосипедисты, а в сквериках все цвело.

— Это и есть Порт-Луи, наша столица,— ответил Р., который правил машиной.

Он выбрался из толчеи, свернул на более тихую улочку и остановился возле дома, который не выделялся ни высотой, ни пышностью архитектуры, но в то же время отличался какой-то особой солидностью. Р. вышел из машины, а я рассматривала этот дом, не обратив внимания на двух солдат, стоящих у входа. Вернувшись, Р. сказал, что премьер-министр приглашает нас в гости.

Фото. Бульвар в столице Маврикия — Порт-Луи, на берегу Индийского океана

— Нет, нет, официальный прием будет позже. Премьер-министр хочет приветствовать посланцев большой страны от имени дружески расположенных к вам маврикийцев,— сказал наш радушный спутник.

И тут я увидела невысокого седого индийца, вышедшего из застекленной двери подъезда. По широкой, с тяжелыми резными перилами лестнице мы поднялись на второй этаж, в ту самую нарядную гостиную, за окном которой на манговом дереве зрели чудесные плоды. Светский разговор о дороге, о погоде, о красотах острова сам собой перешел к животрепещущим темам. Остров — это вулкан, и не только в прямом смысле. Безработица. Недостаток продуктов, денег... Если бы можно хотя бы часть незанятых островитян переправить в страны, нуждающиеся в рабочей силе. Министр по делам эмиграции побывал во Франции, в Англии, в ФРГ. Некоторые семьи уезжают в Австралию. Но это проблемы не решает.

Премьер говорит о событии, которое привело нас на остров. Он примет участие в открытии библиотеки. Книги — его постоянные спутники. Он тоже собрал большую библиотеку. Это внизу, можно туда заглянуть.

Жар за окном разгорается все сильнее. Я поглядываю на манговое дерево, мне кажется, что плоды его на глазах стали еще спелее и ярче.

— Это в моем саду,— говорит премьер.— В нем несколько деревьев и дом, в котором я жил когда-то. Маленький, тесный, как и у всех, кто возит камыш. Да, да, я с этого начинал. Потом учился в Англии, стал врачом, увлекся политической деятельностью.

Он что-то сказал вошедшему на его звонок человеку. И вот уже манговый плод на столе. Я с благодарностью принимаю подарок. Плод теплый, полный солнца и сока земли; мне хочется довезти его до Москвы.

— Главное, уберечь его от толчков,—- говорит премьер. Мы спускаемся вниз, где находится библиотека — большая высокая комната, от пола до потолка уставленная книгами. На английском, французском, хинди. Произведения Ганди, Рабиндраната Тагора — поэта, прозаика, драматурга, философа. Книги об академике Павлове, о Черчилле, мемуары, произведения английских писателей всех времен. Две полки заняты марксистской литературой. Тома «Капитала», труды В. И. Ленина.

Что глубже всего в них затронуло владельца библиотеки? Он говорит, что идущая от действительности мысль Ленина, мысль, обобщающая общественные явления, постигающая законы развития человеческих отношений.

Остров корсаров. Остров рабов. Остров, обретший независимость. Премьер, читающий ленинский труд «Государство и революция». Что ищет в нем политический деятель, глава маврикий-ской партии лейбористов?

Мы попрощались с любезным хозяином. И вот уже снова мелькают плантации и груды камней, глаза упираются в базальтовые скалы. Шагают, торопятся вдоль дороги юные жители острова. А я ощущаю в ладони теплую тяжесть плода, созревшего под палящим тропическим солнцем и вобравшего в себя соки маврикийской земли.

САХАРНЫЕ ПЛАНТАЦИИ

Стоял ноябрь, и сбор тростника почти повсеместно закончился. Еще кое-где по грунтовым дорогам, соединяющим большие и малые селения, медленно двигались арбы, доверху нагруженные пожухлыми стеблями.

Рядом шли женщины в развевающихся при каждом движении сари, опрятные тихие дети, помогавшие взрослым убирать урожай, мужчины торжественно-молчаливые, преисполненные ответственности за всю многочисленную семью. Кажется, что семейные группы участвуют в священном шествии, сопровождая скрипящую, подпрыгивающую на выбоинах дороги арбу с тростником, которую тянут медлительные горбатые зебу.

Земля на плантациях обнажилась-стали видны валуны, темно-коричневые, обожженные в горячих материковых глубинах. Огромные камни уложены в пирамиды, навалены в груды и гряды, уходящие по межам к близкому, замкнутому холмами горизонту, отчего все эти плантации кажутся придавленными тяжелыми грудами камней. Именно этот первозданный хаос, укрощенный человеком, стал мерилом титанического труда африканцев, индийцев и пакистанцев — людей, веками обрабатывавших здешнюю землю.

Но когда дорога взбегает на вершину холма, панорама расширяется. Горизонт уходит к черным базальтовым причудливой формы скалам, за которыми невидимый, но дышащий влагой океан. На обширной равнине, окруженные зеленью, островками пестреют селения, раскинулись корпуса заводов, вьются ленты дорог. А между ними плантации в темных пятнах каменных пирамид, которые сверху напоминают термитники.

Климат Маврикия благоприятен для земледелия. Остров не знает засух. И столько солнца!.. Дождливый сезон еще не наступил. Короткие ливни — его предвестники. В январе над островом часто проносятся циклоны и даже ураганы. Гибнут урожаи, тысячи людей остаются без крова.

В период дождей облака опускаются, набухают и начинаются обильные непрерывные ливни, особенно сильные на высоком центральном плато, отличающемся к тому же более прохладным климатом.

Но сейчас еще только ноябрь, и тростник почти повсеместно убран. Лишь кое-где он стоит, шурша засохшими длинными, похожими на кукурузные листьями. Черными бархатными ночами над этими неубранными плантациями полыхают зловещие темно-красные зарева. Огонь бежит по стеблям, жадный и торопливый. Край зарева тяжело поднимается, словно силится одолеть густую, плотную тьму. Стоит непрерывный треск и щелканье огненных челюстей, залпы искр вылетают из красного чрева, бешено кружатся, пляшут в дымных клубах.

Тревожно. Где-то рядом лежит затаившийся океан. Чувствуешь зыбкость островного существования.

Пожар отнюдь не стихийное бедствие. Огонь специально пускают по тростнику, чтобы он уничтожил пожухлые листья. Жадные красные языки в торопливом беге своем оставят стволы. И как только огонь угаснет у края плантации, тут надо не зевать. Рубить, скорее рубить стволы! Упустишь срок — и в стеблях уже забродят сладкие соки и тростник потеряет ценность.

Стебли срубают вручную, везут на завод, где машины дробят их, превращая в кашицу, выжимают, сгущают сладкие его соки в мелассу — темный тягучий сироп. Из этого сырья делают сахар и спирт — первооснову маврикийского рома.

Сахарные заводы тоже почти закончили свой сезон, выбросив за ворота толпы уже ненужных рабочих. Сверху, с холмов, видны на равнине корпуса. Трубы не дымят. Все замерло, все отдыхает.

Сейчас на Маврикии двадцать шесть заводов, перерабатывающих тростник. Когда-то было больше двухсот мелких полукустарных предприятий. От них остались одни только трубы, похожие на полуразрушенные старинные башни, на остовы мельниц, которые сиротливо торчат на полях. Владельцы их давно разбрелись кто куда, не выдержав конкуренции технически более сильного противника. Одним из таких противников стала на острове английская фирма «Ландро». Ее филиалы разбросаны по многим странам, производящим тростник.

Раньше эта земля обладала сказочным плодородием. Трехсотлетняя эксплуатация истощила ее. Землю необходимо удобрять. То там, то здесь на полях пестреют разноцветные сари и ситцевые платья. Женщины разбрасывают удобрения из полиэтиленовых мешочков. Издали это похоже на танец: женщины медленно передвигаются но полю, взмахивают руками...

ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ

Мы в деревне Триоле. Это большое селение в западной части Маврикия. Чистенькие, аккуратные домики, большинство их сложено из камня, снаружи они обмазаны глиной. Что-то патриархальное во всем облике селения — крыши, покрытые толстым слоем сухой травы, терраски, задернутые пестреньким ситцем, развесистые кроны высоких кокосовых пальм, резные крупные листья хлебных деревьев-гигантов. Скрипят на дорогах арбы, плетутся медлительные зебу. Мелькают ноги всегда куда-то спешащих молодых маврикийцев, блестят на солнце темные волосы. Здесь, в Триоле, половина населения, как и. повсюду на острове, не старше двадцатилетнего возраста. Это и счастье, это и забота. Жаждущей деятельности молодежи нужно есть, куда-то расходовать свою энергию, чем-то увлекаться.

В деревне пахнет жареным луком, острыми пряностями и пальмовым маслом. Торгуют лавчонки, набитые консервами, склянками с соусами, приправами, чаем, конфетами и, конечно, сахаром. Он в мешках, в корзинах. Он дешев, дешевле всего: на рупию — два килограмма, тогда как мясо пять — восемь рупий за килограмм, рис — основная еда маврикийцев — рупия, а то и больше. Рис и травы... Впрочем, как горько шутят местные жители, едят здесь всё, кроме ножек от обеденного стола.

Большинство населения Триоле — бедняки. Этим деревня немногим отличается от других маврикийских селений, даже тех, которые расположены в центре страны, с большей плотностью населения, где люди работают на предприятиях, в городах, находятся в услужении у богатых купцов, плантаторов, дипломатов. Шесть тысяч жителей Триоле — в основном земледельцы и их дети. Есть несколько кустарей, кузнецов, учителей, торговцев, шоферов.

Фото. В дни ленинского юбилея жители Триоле назвали одну из улиц своего селения именем вождя мирового пролетариата

В дни празднования ленинского юбилея на Маврикии состоялось открытие выставки, где рассказывалось об СССР. Во многих селениях проходили футбольные и волейбольные состязания. Проводились лодочные гонки и соревнования пловцов, а призы победителям выдавал капитан советского рыболовного судна. Демонстрировались кинофильмы о Ленине, о Советском Союзе.

Три дня отмечался ленинский юбилей. Было выпущено сто тысяч юбилейных марок, распроданных за несколько часов. В Триоле одна из улиц получила имя Ленина — человека, жившего за тысячи километров от острова, в другом полушарии, выросшего среди другого народа. Но его учение оказалось понятным и близким труженикам Маврикия.

Тысяча четыреста детских ног ежедневно проходят по этой улице в школу. Тысяча четыреста глаз читают имя Ленина на табличке, установленной в начале этой широкой улицы.

— Это будет как цепная реакция,— сказал один из мудрых жителей острова, родившийся в Триоле.

И у них, сегодняшних детей, возникает желание узнать, кем он был, этот человек, раз его именем названа улица.

ОКЕАН В СТОЛИЦЕ

Старинный особняк в Порт-Луи занимает музей природы Маврикия. Здесь господствует океан. Он вошел сюда, в эти комнаты особняка, со всеми своими богатствами, расплескался по стендам, витринам, взметнулся до потолка, приоткрыв фантастический мир пучин, мир вечного мрака и молчания.

Он изумляет, захватывает воображение разнообразием видов, причудливостью форм животного мира, сочетанием красок. Рыбы, похожие на луну, спруты, гипнотизирующие своими холодными взглядами, гигантские, словно бревна, угри, морские ежи, покрытые черными и серыми шипами, рыбы — радужно-голубые, с оттянутым, как кошель, полосатым брюхом, другие — огромные, с выдающейся вперед верхней челюстью, разящей, как меч. Акулы, тунцы, морские угри, электрические скаты, кораллы — губчатые, ветвистые — целые сверкающие подводные деревья. Морские звезды — сотни форм, цветов и оттенков: ярко-красные, пушистые, словно сотканные из нитей; синие, с тонкими иглами, маленькие, будто снежинки; толстые, как подушки, состоящие из множества игл. Звезды, звезды, бесчисленные, как во Вселенной.

Крабы — морские, древесные, живущие в норах на берегу, лангусты, актинии, раки-отшельники, ракушки — от маленькой, с бобовое зернышко, до гигантской, словно сундук, в котором может спрятаться человек. Пестрая гамма цветов, оттенков и переливов.

Иной мир, иная жизнь, обступая остров,-бьется о его берега. Не поскупилась на богатства этого подводного мира природа.

Но земная фауна Маврикия куда беднее. Разноцветные бабочки, черепахи. Множество птиц, среди которых я увидела и знакомую утку, и длинноклювого альбатроса.

А вот местный житель — крошечная, словно бабочка, ярко-красная птичка, за свое оперение прозванная кардиналом. По утрам во время прогулок я наблюдала, как эти птички порхают над клумбами. На стены зданий выползают огромные жадные улитки, домики которых с кулак величиной. Они пожирают штукатурку, и ребятишки сбивают их палками. Отряд пресмыкающихся представлен главным образом ящерицами.

В одной из комнат музея я увидела чучело дронта — здесь этих истребленных ныне голубей называют додо. Когда-то они жили на Маскаренских островах. Эту неуклюжую, похожую на огромного гуся птицу можно было убить палкой. И вот теперь осталось только чучело... У дронта перепончатые лапы, длинный загнутый клюв и белая нежная грудка.

Исчезли на острове многие виды животных и насекомых. Предполагают, что обеднению фауны немало способствовали пауки, которые когда-то попали сюда вместе с европейцами. Они выносливы, хорошо переносят перемену погоды. Другие же виды насекомых, которые погибали в паучьих тенетах, тем самым предопределяли и гибель некоторых видов птиц, животных... Наглядный пример нарушения биологического равновесия, сложившегося за миллионы лет.

БИБЛИОТЕКА ОТКРЫТА

Манговый плод лежал на моем столе в картонной коробке. Комната пропиталась сладким запахом, исходящим от этого одного-единственного плода — столько в нем было аккумулировано энергии щедрого тропического солнца. Возвращаясь домой, я вдыхала душистый, прогретый воздух, наполненный испарениями океана, и в меня проникала эта энергия. Еще не присаживаясь в удобные легкие кресла, чтобы расслабиться, отдохнуть, я уже думала о том, чтобы мчаться куда-нибудь на водопады, к озеру, заполнившему кратер вулкана и ставшему местом паломничества индийцев. Любоваться желтыми колокольчиками, обвивающими каменные изгороди в селениях, пышными тропическими садами, окружающими богатые особняки с площадками для гольфа и тенниса. Кружить вокруг живописных базальтовых скал и созерцать отвесно уходящие в океан берега Томбо-бей, бухты, возле которой все еще ищут сокровища, якобы спрятанные пиратами.

И мы действительно ехали на водопады, образованные порожистыми реками острова, главные из которых — Гранд ривер, Блек ривер и Ривьер дю Пост — не превышают в длину тридцати километров каждая. Гуляли в окрестностях города Бо-Бассен по саду, в котором на пышных зеленых газонах цветут олеандры и растут могучие деревья с серыми гладкими стволами и щупальцами корней, ползущими по земле.

Поражало многообразие пейзажей на столь небольшом клочке земли. Но над всем господствовала распаханная красная земля с бесчисленными пирамидами и грудами валунов. Это величественные памятники человеческому труду, созданные теми, кто не оставил даже своего имени. Но вся эта ухоженная, возделанная земля— бесценное наследство для потомков.

Дни бежали быстро. На многих плантациях посаженные черенками зеленые длинные, словно у лилий, листья тростника, развившиеся в нежно-зеленые метелочки, начали прикрывать наготу земли. Это происходило буквально на глазах. Приближалось лето — период дождей, роста и созревания тростника.

Мы объездили все районы острова, пересекали плато в центральной части его, названное Мока в память об Аравии, откуда впервые попал на Маврикий кофе, присутствовали на заседании парламента, где представители многочисленных на острове партий вели полемику по острейшим проблемам жизни острова. Осмотрели одну из школ.

Показывая нам кабинеты, лаборатории, библиотеку, кладовую спортивного инвентаря, маврикиец сказал, что всем этим в школе пользуются бесплатно. Немногим школам предоставлена такая возможность. Обычно за все приходится платить, даже за консультации...

Фото. Библиотека имени В. И. Ленина на острове Маврикий открыта

Но куда бы мы ни ехали, если путь наш лежал через Порт-Луи, обязательно заглядывали в район де Форш, расположенный в центре города. Здесь, в красивом здании библиотеки имени Ленина, шли последние приготовления к открытию. Нижний этаж занимали шкафы и стенды для выставки новых книг и журналов, на стенах развешивали портреты. На деревянные тумбы ставили горшки с кактусами и розанами. Мягкий рассеянный свет, падавший сквозь решетки, вырезанные из дерева искусными мастерами, создавал в помещении атмосферу задумчивого покоя.

Стулья, фены, часы, пачки нераспакованных книг — все расставляли и разносили по своим местам. В открытые двери с улицы заглядывали любопытные черноглазые ребятишки. Они с радостью помогали, если им представлялся случай, разгружать машины, по пути задерживались у витрин с фотографиями, пытались взбежать на второй этаж, посмотреть, что там. Несколько верхних комнат отводились для общества маврикийско-советской дружбы.

Ныне библиотека имени Ленина стала культурным центром столицы. Сюда ходят заниматься, читать газеты, послушать рассказы тех, кто побывал в Советском Союзе. Появились свои постоянные читатели. Но в то время шла подготовка к открытию библиотеки. Наконец все было приведено в порядок.

В назначенный день, в послеполуденный час, в помещении библиотеки собрались члены правления общества Маврикий — СССР, представители прессы, многочисленные жители Триоле, Порт-Луи.

Я разговорилась с двумя маврикийками — сдержанной индианкой лет тридцати пяти и молодой энергичной креолкой, на платье которой был приколот значок с изображением Ленина.

— Мы боремся за равноправие. Мы добиваемся справедливости,— сверкая глазами, говорила креолка.— Разве это справедливо, — почти крикнула она, вскинув с возмущением руки,— что за одну и ту же работу женщине платят меньше, чем мужчине?

Ярко-малиновое платье плотно облегало ее стройную фигуру. Черные волосы блестели, как вороново крыло.

— Здесь у нас есть кружок. Девушки учатся шить, вкусно готовить. Если девушка собирается замуж, советуем ей, как лучше вести домашнее хозяйство. Мы можем делать и больше, но как? С чего начинать? Мечтаю поехать в Москву. Увидеть все своими глазами, поговорить, поучиться.

Индианка — она была директором технического училища — тоже интересовалась Москвой, но несколько в ином плане — как мать. Ее дочь — студентка московского вуза, и в нас она видела людей, среди которых живет ее чадо.

— Дочь пишет, что уже говорит по-русски. Теперь и мне придется изучать язык. Будут ли при библиотеке курсы?..

Но вот приехал премьер-министр, и советский посол открыл церемонию.

После коротких речей о значении более тесных контактов между Маврикием и Советским Союзом премьер-министр перерезал красную ленточку. Все присутствующие вошли в библиотеку, с интересом разглядывая книги. А они — бескорыстные мудрые советчики и помощники в жизни — уже ожидали своих читателей...

Манговый плод я довезла до Москвы. Он стал совсем красным. У него был особый, полный жизненной силы цвет, сладкий запах и пряный, острый вкус. Большую лохматую косточку я посадила в цветочный горшок. Вскоре она дала толстый белый росток. Его быстро погнало вверх, на изящном длинном стволике появились два тоненьких красных усика. Мне казалось, что они шевелятся, «ощупывают» непонятную обстановку, ищут солнце. Был конец декабря, небо покрывали снежные тучи. И тем не менее усики все удлинялись. Светлея, они превратились в узкие светло-зеленые листики, похожие на ракитовые. А сверху из почки уже вылезали еще два усика, тоже красные. Затем еще два.

В банке стояло стройное деревце. В феврале торопливый рост прекратился, деревце словно замерло, уснуло. Почти все лето оно находилось в этой «спячке». Вдруг отвалились два нижних листка. Оставшиеся привяли и истончились, однако держались.

Его рост возобновился лишь в конце октября. Из почечки снова проклюнулись красные усики и также «ощупывали» воздух, прежде чем вытянуться в листки.

Растение было «запрограммировано» на другие сроки роста, определенные природой для южного полушария. Однако оно росло.

Сейчас в моей московской квартире стоит в горшочке стройное и зеленое манговое деревце с Маврикия. Это ниточка дружбы, связавшая меня с далеким островом, лежащим среди просторов Индийского океана.

Об авторе

ШАПОШНИКОВА ВЕРА ДМИТРИЕВНА. Родилась в Рязани. Окончила Московский полиграфический институт. Член Союза писателей СССР и Союза журналистов СССР, член редколлегии и заведующая отделом очерка и публицистики журнала «Москва». Автор нескольких книг-очерков («Миллионерша», «Большое сафари», «По тропам Экваториальной Африки», «Жемчужина в ожерелье»). В нашем сборнике выступала несколько раз. В настоящее время работает над книгой о своих путешествиях по Восточной Африке.