Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1967-68(8)


В. Рыбин НАШЕСТВИЕ РЕЛИКТА

В. Рыбин

НАШЕСТВИЕ РЕЛИКТА

*

Очерк


Инженеры в панике

Возможно ли биологическое чудо? Ну, например, чтобы в наши дни опять возродились динозавры?

— Динозавры — нет, — ответил мне на такой вопрос знакомый биолог.— Но я могу рассказать о другом реликте, не менее интересном, чем доисторические чудовища, потому что он реальность. Слышал ли ты когда-нибудь о моллюске дрейссене?

И он сообщил мне удивительные вещи.

Ровно двести лет назад, в августе 1769 года, на берегу непроточного рукава Яика — так прежде называли реку Урал — стоял человек и держал в руках друзу ракушек, сцепленных друг с другом. Этих моллюсков он с трудом оторвал от камня, чтобы поближе рассмотреть полосатые раковинки, большие, маленькие и совсем крохотные...

Так была найдена и впервые описана «многовидная ракушка».

А человеком этим был Петр Симон Паллас, третий естествоиспытатель XVIII века, после Линнея и Бюффона, как его почтительно величали.

Паллас установил, что ракушка встречается только на Волге, Яике и Каспийском море.

Прошло несколько десятилетий. Зоологи время от времени обращали внимание на Mytulus polymorphus, вновь и вновь описывали ракушку, не видя от нее ни вреда, ни пользы.

И вдруг в 1824 году ее обнаруживают на другом конце континента — в лондонских доках. И словно прорвало: в 1825 году ракушку находят в восточнонемецких озерах, в 1826 году — в Рейне, еще через два года —в бассейне Эльбы. В короткий срок моллюск становится своеобразной зоологической знаменитостью. Пока что только среди ученых. Немцы называют его «странствующей зебровидной ракушкой». Бельгийский зоолог Бенеден присваивает ей имя знакомого аптекаря Dreissens.

Чтобы докопаться до причины странного поведения моллюска, его разводят в аквариумах, потакают всем его «капризам», меняют воду, подсчитывают прирост. Ученые роются в палеонтологических материалах, сравнивают, выдвигают гипотезы. И конечно, изучают всю родословную дрейссены.

...Триста миллионов лет назад в теплых морях карбона вымер моллюск неопилита. Подчинившись неумолимому закону эволюции, он уступил место другим, более приспособленным организмам. Но неопилит оставил после себя многочисленное потомство моллюсков. Чередовались геологические эпохи, менялись очертания материков и океанов, появлялись новые виды животных и исчезали, а моллюски все жили и множились. О их бессчетном количестве свидетельствуют теперь многометроные слои ракушечника.

Незадолго до того, как древние волосатые приматы взяли в руки палку и, сами того не ведая, начали историю человеческого рода, в чистых пресноводных водоемах Европы появилась дрейссена. Вымирали креодонты, падали у водопоев на острую щетку ракушек. Мастодонты и динотерии тяжелыми слоновыми ногами впрессовывали их в каменистое дно рек. Не было водоема, где бы виноградными гроздьями не висела дрейссена. Ее распространение останавливали только горные хребты да соленые моря.

А потом пришло оледенение. Северные реки замерзли, южные помутнели. Бешеные ледниковые потоки несли камни и песок. Маленькие нежные сифоны — фильтры ракушек забивались тяжелыми взвесями. Дрейссена погибала. Осталась она только в небольших «оазисах», куда не дотянулись холодные языки ледников.

Вторичному ее расселению по Европе помог человек. Суда на своих днищах разнесли ракушек по многим рекам. А там, где реки не соединялись между собой, человек построил каналы: Мариинскую систему, давшую выход из Волги в Неву, канал Огинского, соединивший бассейны Немана и Днепра, многочисленные каналы Западной Европы, связавшие большинство рек и речек. И дрейссена не только выжила, но к началу нынешнего столетия распространилась почти в доледниковом ареале.

«Нашествие» моллюска на Европу было неожиданностью. В реках его распространение еще как-то ограничивала извечная в животном мире борьба за существование. А в проточных заводских прудах, в каналах и крупных водопроводах с их отстоявшейся и часто профильтрованной водой, где вмешательство человека нарушило естественное соотношение живых организмов, дрейссене ничто не мешало. И она стала размножаться темпами, встревожившими инженеров.

В девяностых годах прошлого века о «дрейссеновой опасности» начинает писать широкая пресса: ракушка забивает водопроводы Парижа и Арля. В 1895 году при чистке берлинского водопровода из труб выгребли целую гору моллюсков, удивившую размерами даже специалистов. В 1909 году на одной из датских электростанций пришлось чистить конденсаторы. Любопытные подсчитали тогда, что только за одну неделю из водотоков извлекли три миллиона ракушек. В 1912 году дрейссена закупорила 36-дюймовую трубу хемптонского водопровода на Темзе. Из нее вычистили 90 тонн ракушек.

Но самым поразительным было «завоевание» моллюском озера Балатон в Венгрии. До тридцатых годов нашего столетия дрейссены в озере не находили. Но потом через Балатон по системе каналов впервые прошло несколько судов. Они, как полагают, и занесли дрейссену на своих днищах. 12 сентября 1932 года один из сотрудников Балатонского биологического института, купаясь, уколол обо что-то ногу. Биолог оказался достаточно любопытным: он нырнул и нащупал под водой ракушку. Это была первая находка дрейссены в Балатоне. Ученые знали, что моллюск будет размножаться, но они не предвидели темпов. Всего через два года ракушка появилась всюду. Она сплошным слоем покрыла сооружения в гавани, сваи, лестницы купален, камни, днища судов., прибрежный тростник, стебли и'листья рдестов и даже панцири и ноги раков. До 30 тысяч ракушек насчитывали местные жители на каждом квадратном метре дна.

В Советском Союзе с «дрейссеновой опасностью» впервые столкнулись на Днепрогэсе. Моллюски толстым слоем покрыли подводную часть плотины, решетки, напорные трубы и щиты гидростанции. Местами толщина обрастания достигала полуметра.

После войны дрейссена «напала» на канал имени Москвы. В 1947 году она там была в единичных экземплярах. А шесть лет спустя сплошь, в несколько ярусов, облепила бетонные берега и шлюзы.

Ракушка как будто идет вслед за людьми, появляется там, где человек вмешивается в природу. Мы строим плотины — она покрывает бетон толстым слоем. Погибая и разлагаясь, она образует сероводород, который приводит к коррозии бетона. Мы прокладываем гигантские трубопроводы — она закупоривает их. Бывало, что из-за этого останавливались заводы. Мы проектируем скоростные суда, а дрейссена цепляется за их корпуса и даже гребные винты. Скорость судов падает вдвое. Мы строим гидроэлектростанции — она мириадами повисает на сорозадерживающих решетках, словно хочет загородить путь воде.

Как с ней справиться? Первое, что приходит на ум,— яды. Отравить — и все тут, например хлором. Но оказалось, что это не так-то просто. При смертельной концентрации яда ракушки мгновенно закрывают створки и — пожалуйста! — ждут, пока у людей лопнет терпение. Малые же дозы для дрейссены не вредны.

Проще на бытовых водопроводах: там вода постоянно хлорируется. Но предприятиям хлорирование не подходит, им нужна чистая вода. А на ГЭС и того труднее: нельзя же хлорировать, например, всю Волгу. Слишком дорого. А кроме того, в реках есть и другая живность, которую травить совсем уж незачем. И все же на некоторых зарубежных электростанциях идут даже на это: так досаждает дрейссена.

Проблема борьбы с моллюском вошла ныне в планы большинства гидробиологических научных учреждений. Против него брошено едва ли не все, чем располагает современная наука: самые замысловатые сочетания покрытий от кузбасского лака с примесью ДДТ до «слоновой кости» с пиретрумом, электрический ток, горячая вода, хлор, медный купорос, гидроэлектрический эффект, ультразвук...

— Да что это за проклятие такое на нашу голову! — воскликнул я, наслушавшись этих страстей, всерьез напуганный рассказами биолога.— Неужели наша техническая мощь...

— Кто, по-твоему, сильнее, медведь или комар? — прервал биолог мою грозную тираду.

— Ну... — ответил я неопределенно.

— Медведь? Правильно. А помнишь сказочку, как комары медведя из болота прогнали? Он их лапами с размаху бил, по земле катался, дерево с корнем вырвал. И ничего с комарами не мог поделать. Так вот и мы с нашей технической мощью иногда напоминаем этого медведя. Один инженер хвалился: у меня, говорит, ничего в водовод не проскочит. И действительно, техника была на высоте. Скорость воды в трубе такая, что даже гаечный ключ, если уронить, несет как щепку. Фильтры крупные и мелкие. Вертушка специальная поставлена, перемалывает все в пыль. А через два года дрейссена все равно появилась.

— Но почему?!

— Чтобы успешно бороться с любым противником, нужно его знать,— ответил биолог.— Нужны долгие и серьезные научные исследования. Они ведутся. Но я непосредственно этим не занимаюсь и рассказать ничего не могу. Советую поговорить с учеными, изучающими биологию дрейссены. Например, с кандидатом наук Михаилом Ивановичем Коровченко...

«Ракета КО»

Я лежу в спальном мешке на палубе, на самом носу, возле якорного клюза. Внизу плещут волны. Вверху бегут облака, посеребренные лунной ночью и веселые, розовые с восходом солнца.

Каждый раз, любуясь изменчивым рассветным небом, я говорю себе: «К дьяволу все мои привычки! Уйду в моряки!» Хотя знаю, что уже никуда не уйду — не тот возраст.

Хорошо мечтать, не вылезая из спального мешка. Но если вылезти и приподняться над стальным бортом, сразу ощущаешь, что ночь холодна и ветер свиреп. Приподнявшись, можно увидеть на палубе худощавого человека с сухим, выдубленным ветрами лицом. Это Коровченко. Дождливой ли ночью, ветреным ли утром, знойным ли днем он всегда на одном и том же месте — у правого борта, возле своего аппарата. Крутит ручку лебедки, сливает воду или промывает мешок. Аппарат этот носит громкое название «Ракета КО», что означает «количественная отсеивающая». По внешнему виду прибор напоминает авиационную бомбу со стабилизатором, подвешенную горизонтально. «Ракета» все время болтается над бортом и, по-видимому, служит основной причиной пристального внимания к нам пассажиров всех встречных судов.

Наше называется «Наука». Оно входит в состав флотилии речных научных судов Института биологии внутренних вод Академии наук СССР. Институт находится на берегу Рыбинского водохранилища. Это и была наша отправная точка. И вот мы уже неделю плывем по Волге, «прыгая» из водохранилища в водохранилище. Палуба завалена аккумуляторами, ящиками с приборами, рулонами клеенки, пенопластовыми кругами поплавков. Мы плывем все дальше и дальше. Одна феерическая картина сменяет другую: лиловый закат над Рыбинским морем, ночной туман с призрачными силуэтами буксиров и звоном склянок, блеск дальних костромских монастырей, сказочные зеленые обрывы Плеса, неожиданная радуга, перекинутая, словно мост, с берега на берег, неестественно красный рассвет под Городцом, сплошные грозы от Горького до Казани, песенные утесы Жигулей, знойное солнце над трубами Вольска и вольные просторы новых и новых водохранилищ с тяжелым морским накатом...

Впрочем, не все любуются пейзажами. Судовой кок Соня с утра до вечера гремит кастрюлями. Капитан Жора Усатов все время глядит в бинокль, будто высматривает вражескую эскадру. Гидробиологи целыми днями что-то паяют, разбирают и вновь собирают. А кандидат наук Коровченко крутит свою лебедку. Эту часть «научной» работы я быстро освоил и стал его добровольным помощником. Именно возле лебедки, налегая на рукоятку, я начал понимать, что наука — это не только творческие взлеты, а главным образомнастойчивый, долгий и нередкооднообразный труд.

Несколько раз в сутки мы опускаем «Ракету» за борт, некоторое время держим ее под водой на гудящем, как струна, стальном тросе, потом поднимаем на палубу, выливаем из резинового мешка воду, строго измеряя ее объем. Затем отдельно сливаем в склянку с формалином зеленую муть планктона. Это для того, чтобы потом в лаборатории точно подсчитать, сколько планктона в каждом кубометре речной воды.

«Ракета количественная отсеивающая» — изобретение Коровченко. Она весьма облегчила исследования, позволив процеживать большие объемы воды и брать пробы без остановки судна. Она сыграла немалую роль в разработке метода, который фактически спас гидроэлектростанции от дрейссены.

В свободные часы мы с Коровченко сидим на палубе и говорим о дрейссене.

— Почему механические вертушки не могут перемолоть ракушку?

— Ракушку перемололи бы. Да она не попадает в трубопроводы. Попадает велигер.

— Это еще что за чудо?

— Именно такой вопрос задают и конструкторы этих вертушек. Диву даешься. Ведь, прежде чем конструировать, надо хотя бы поинтересоваться, как эта дрейссена размножается и живет. А дело вот в чем...

Я внимательно слушал Коровченко. Плыли вечерние берега. В тяжелой фиолетовой воде всплескивала рыба. Судно бежало, как по асфальту, оставляя за кормой серебряный след. А под нами, в темных глубинах, обитал многоликий дрейссеновый род: мириады трохофор, велигеров, поствелигеров, сифонообразующих и просто ракушек, которых биологи называют странным грамматическим именем — дефинитивы.

Как только температура воды поднимается до 15 градусов, взрослая ракушка начинает, выметывать в воду яйца. За сезон она успевает выкинуть до 70 тысяч яиц. Через сутки каждое из них уже личинка, так называемая трохофора. Еще через двое суток личинки превращаются в велигеров и поднимают «паруса». Именно так и называется приспособление, которое позволяет им «парить» в толще воды и путешествовать с течениями. Размер велигеров 170 микрон. С током воды они проникают всюду, и даже песчаные фильтры не могут их остановить.

Через десять дней велигер достигает в длину четверти миллиметра и начинает искать себе постоянное местожительство, твердый субстрат, как говорят ученые. Это уже поствелигер. Он еще может, если ему не понравится место, перебраться на новое.

И вот проходит месяц. Ракушка выросла до трех миллиметров и стала взрослой. Теперь она обречена жить и расти там, где осела в молодости, будь это подводный камень, раковина другой дрейссены, трубопровод, фильтрующая решетка или тонкая трубочка промышленного водотока. Ракушка крепится к стенке тонкими и упругими, как капрон, бисусными нитями. До 200 таких нитей гарантируют ей покой.

А человеку гарантируют хлопоты. Ведь порвать бисусные нити почти невозможно, скорее сорвешь с дрейссены створки раковины. Оставаясь на месте, ракушка увеличивается в 10—15 раз, выметывает новые десятки тысяч личинок, которые, когда подходит срок, оседают рядом, завоевывают новые площади, покрывают все вокруг толстой и прочной «шубой».

Умертвить всю эту массу живности нетрудно: достаточно лишь перекрыть воду, если это, разумеется, возможно. Но вычищать потом мертвую дрейссену — дорогой и тяжелый труд. Кроме того, при всех ухищрениях не удается удалить ракушек отовсюду, особенно из небольших труб и трубочек. Бывает, что оставшаяся дрейссена с пуском системы заносится водой туда, где ее меньше всего ждут. Так и случилось на Волжской ГЭС. После капитального ремонта одного из мощных гидроагрегатов умерщвленную дрейссену понесло током воды в зазоры турбинного подшипника. Случилась авария. Это было последней каплей, переполнившей терпение инженеров. Они обратились за помощью к «чистой» науке.

Так нередко бывает. Нетрудно вспомнить примеры, когда, казалось бы, совершенно отвлеченные научные исследования приходили на помощь народному хозяйству. Седобородые профессора и очкастые аспиранты, хоть и не спешно, хоть и без гарантии успеха, но докапывались до корней истины, раскладывали по полочкам явления. Они не строили новых заводов, не увеличивали выпуск валовой продукции, они только отвечали на вопросы. Но этого оказывалось достаточно.

Проблемой дрейссены было предложено заняться Куйбышевской станции Института биологии внутренних вод. Станция эта находится в Тольятти. Белый домик сказочным теремком прилепился к краю зеленого обрыва. Вокруг шумит стройка: бывший провинциальный городишко Ставрополь, а ныне Тольятти, быстро превращается в один из крупнейших на Волге промышленных центров.

А возле белого домика биологической станции тихо. Тихо и в кабинетах, обилием заформалиненной живности напоминающих музейные залы: летом большинство сотрудников в экспедициях. За окнами серебристая даль залива с силуэтами судов и темный утес в туманной дымке. В этих вот кабинетах несколько лет назад и сосредоточился центр борьбы с «дрейссеновой опасностью». На столы ложились все новые книги и журналы на русском, немецком, английском, где говорилось о дрейссене. Таких работ оказалось более тысячи двухсот. Но, увы, почти во всех этих трудах было очень мало главного — исследований экологии и биологии ранних стадий дрейссены. Лишь один из этих трудов оказался исключительно важным. На рубеже прошлого и настоящего веков немецкий ученый Мейзенгеймер занимался, казалось, весьма далеким от практики делом: изучал эмбриологию дрейссены. Возможно, многие считали его занятия самой что ни на есть «чистейшей» наукой. Но не будь их, нам пришлось бы проводить исследования сейчас. На это ушли бы годы. Труд Мейзенгеймера явился той основой, на которой можно было развернуть дальнейшие работы. Ученым стало ясно, что бороться с дрейссеной нужно на ее наиболее уязвимой личиночной стадии развития.

Оставалось выяснить, как развивается дрейссена в условиях волжских водохранилищ. Начались опыты со специальными садками, непрерывные и весьма утомительные наблюдения с единственной целью — накопить факты. Одних только наблюдений под микроскопом потребовалось свыше десяти тысяч.

Но как вести исследования непосредственно в водохранилище? Если пользоваться обычной методикой, принятой в гидробиологии, то есть брать в разных местах водоемов пробы на зоопланктон батометром, то таких проб понадобилось бы почти сто тысяч. А это означало растянуть работу на многие годы.

И тут случилось то, что нередко бывает в научных исследованиях: ученые стали инженерами, сами сконструировали и построили принципиально новый прибор для взятия проб—«Ракету КО». Она позволила свести число проб всего лишь до 375. Но объем обследованной воды при этом не уменьшился. «Ракета» профильтровала 1000 кубометров волжской воды. В результате этих исследований, длившихся без малого четыре года, выяснилось важное обстоятельство: численность велигеров не постоянна, за сезон бывает два-три резких взлета, когда насчитывается до 300—400 тысяч личинок в кубометре воды. И если срезать эти пики...

Так родилась идея уничтожать ракушки всего лишь два-три раза в году, когда основная масса моллюсков только-только осела на субстрат, а те, что осели между пиками, еще не стали взрослыми.

Наиболее подходящим из всех средств уничтожения дрейссены оказалась обыкновенная вода, подогретая до 60 градусов. Провести профилактику одного гидроагрегата можно в считанные минуты. Для этого нужно всего несколько кубометров такой воды. Электроды, вмонтированные в систему трубопроводов, превосходно справляются с такой задачей. Погибшая мелкая ракушка после включения гидроагрегата выносится водой в нижний бьеф плотины. Она нигде не накапливается и не засоряет трубопроводы, потому что створки ракушки еще не успели окрепнуть.

— Вот и все,— сказал в заключение Коровченко, но отнюдь не с облегчением.— Этот метод годен только для защиты гидроагрегатов. Для крупных промышленных водопроводов он не подходит. Там нужно другое. Что именно? Это решается в каждом конкретном случае...

Зло или благо?

А теперь я намерен сообщить нечто сенсационное. По крайней мере для меня именно так прозвучали слова Коровченко:

— Дрейссену надо не уничтожать, а разводить.

Согласитесь, читатель, что такое утверждение более чем странно. Все время говорилось о дрейссене как о кошмаре водопроводов и чуть ли не проклятии века, и вдруг — радуйтесь...

— Бороться с нею надо там, где она вредна, то есть лишь за водозаборными решетками гидротехнических сооружений,— продолжал Коровченко.— Во всех же других местах от нее никакого вреда, зато много пользы.

Есть такая наука — малакология. Она изучает моллюсков. Существует Европейский малакологический союз. Тысячи ученых посвящают моллюскам всю свою жизнь. Потому что моллюски — самый многочисленный после насекомых класс животных, их 112 тысяч видов.

Палеонтологи по древним раковинам узнают о прошлом нашей планеты. Геологи определяют по ним возраст породы, что помогает искать нефть, уголь, сланцы, природный газ. Строители возводят из ракушечника дома. Одесса, Симферополь, Севастополь, Керчь и другие южные города чуть ли не целиком построены из этого материала.

Моллюски дают жемчуг и перламутр. Но самая большая их ценность — белок, который они накапливают с большой быстротой. Вес биомассы моллюсков колоссален. От маленьких улиток до гигантских осьминогов и кальмаров, от деликатесных устриц до красавиц тридакн они в огромных количествах заселяют планету. Многие из них — лакомство для людей и превосходный корм для животных. По вкусовым качествам и питательности мясо моллюсков не уступает самой благородной рыбе. Это было известно во все времена.

Человечество все пристальнее всматривается в океан, видя в нем одну из основ будущего процветания. Сейчас мы переживаем эпоху, которая, возможно, будет иметь не меньшее значение в истории, чем в свое время был переход от охоты к скотоводству и земледелию. Привычные понятия пастбищ и лугов человек переносит на океан, на озера и реки. С каждым годом все больше становится культивируемых подводных лугов, где выращиваются водоросли. Делаются попытки создавать искусственные стада рыб, которые бы нагуливали вес в океане, а потом возвращались к берегу, к человеку. Развивается новая отрасль хозяйства — устрицеводство.

Если исходить из этих тенденций, то двустворчатые моллюски просто клад. На суше им даже нет аналога. На суше нет животных, которые бы росли как грибы. Представьте себе, что на поле, не признавая никаких грядок и междурядий, сплошь в несколько слоев растут... мясные котлеты. А ведь именно такое сравнение приходит на ум, когда заходит речь о моллюсках как источниках пищи или корма. Это очень быстро сообразили венгерские крестьяне, когда в 1934 году началось массовое расселение дрейссены на озере Балатон. Они кормили ракушкой свиней и кур, применяли ее в качестве удобрения.

Коровчеико рассказывает, что по его совету жители окраин Тольятти начали заготовлять дрейссену впрок, содержа ее живой в воде. Для этого можно использовать простейшие деревянные рамы. Их опускают с мостков в воду и, когда они обрастут молодой дрейссеной, вытаскивают на берег. Вот и весь процесс заготовки корма для свиней или кур.

Дрейссена во всех стадиях развития — хороший корм для рыб. Белуги, севрюги и осетры Северного Каспия и Нижней Волги нагуливают жир именно на дрейссеновых «пастбищах».

Сейчас, когда человечество все острее ощущает недостаток в чистой пресной воде, особенно важной становится и другая особенность дрейссены — способность очищать воду. Если налить в ведро мутной болотной воды и бросить туда десяток ракушек, то уже на другой день она будет как стеклышко.

Непрерывно в течение всего дня дрейссена фильтрует воду. Ракушка питается органическими взвесями, все, что несъедобно, она обволакивает слизью и в виде мелких катышков выбрасывает на дно. Недаром в тех местах, где много дрейссены, вода прозрачна. Ученые выяснили, что моллюск весом всего полграмма за 8—9 часов совершенно очищает пол-литра воды.

Но дрейссена не терпит той ядовитой мути, которую сбрасывают в реки некоторые предприятия. Если в районе стока промышленных вод дрейссена не живет, а в других местах водоема она есть, из одного этого можно заключить, что на предприятии плохо работает система очистки...

Вот так враг может оказаться другом, если его поближе узнать.

Когда-то Петр Симон Паллас писал, что из факта ненахождения ископаемых животных еще нельзя заключить, что они более не существуют. Дрейссена, найденная им в Яике,— тому доказательство. А в наши дни ученые нашли и прародителя всех земных моллюсков — неопилита. Оказалось, что это реликтовое чудо, вымершее, как полагали, 300 миллионов лет назад, живет в океане на трехкилометровой глубине. Кто знает, может быть, и он в свое время доставит много хлопот человеку? А может, принесет какие-то блага? Но как известно, беды приходят сами, а к благу надо идти. Идти — стало быть, изучать.

Об авторе

Рыбин Владимир Алексеевич, член Союза журналистов СССР, корреспондент журнала «Советский Союз*. Родился в '1926 году в Костроме. Автор выступает в различных жанрах — очерка и рассказа, фотоочерка и поззии — во многих журналах, газетах, альманахах. Работает над книгой «Из варяг в греки» о путешествии по древнему торговому пути. В сборнике публикуется впервые.


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу