| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |

В

осемнадцатого октября 1862 г. мы вышли в море. Высадившись снова на острове Иоанна, мы набрали экипаж из местных людей, взяли на борт несколько быков и поплыли к Замбези. Но так как нам не хватило горючего, чтобы доплыть до нее, и не было попутного ветра, то мы зашли в Келимане, чтобы запастись дровами.

Келимане, как видно, было построено исключительно для торговли невольниками, потому что никому никогда даже и во сне не приснилось бы расположить селение на таком низко лежащем, грязном, зараженном лихорадкой и кишащем москитами месте, если бы не его удобство для работорговли.

Весной и во время прилива парусные суда легко переходят через бар, но для лодок он всегда опасен, так как лежит далеко от берега. Невольники, под названием «свободных эмигрантов», в течение последних шести лет отправлялись тысячами из Келимане в порты, расположенные немного южнее, главным образом в Массаигано. Там есть несколько превосходных кирпичных домов, и владельцы их щедры и гостеприимны. В числе их был и наш хороший приятель, полковник Нуньес. Его бескорыстная доброта к нам и ко всем нашим землякам незабываема. Он подает благородный пример того, как многого можно добиться даже здесь энергией и честностью. Он покинул родину в качестве юнги и, не имея ни одного друга, который мог бы ему помочь, занимался честной торговлей, пока не сделался самым богатым человеком на восточном берегу. Когда д-р Ливингстон в 1856 г. прибыл на Замбези, полковник Нуньес был начальником единственных четырех благородных и достойных доверия людей в стране. Но в то время, как он поднимался, масса других опускалась, громко жалуясь сквозь облако сигарного дыма на лень негров; они бы могли прибавить громкие жалобы и на свою собственную лень.

Мы вошли в Замбези к концу ноября и нашли ее необыкновенно мелководной; поэтому мы только 19 декабря поднялись к Шупанге. Друзья наших людей из Мазаро, которые стали теперь хорошими матросами и внимательными слугами, вышли навстречу и сердечно поздравляли их с возвращением с опасного моря: они уже начали бояться, что те никогда не вернутся. Мы условились платить им 16 ярдов ткани в месяц, что составляет около 10 шиллингов (португальская рыночная цена ткани была тогда семь с половиной пенсов за ярд), и заплатили каждому за работу в продолжение четырех с половиной месяцев по пяти кусков. Один купец заплатил в то же время другим мазаровцам по три куска за семь месяцев работы, а они были с ним внутри страны. Если купцы не процветают, то причина этому не в том, что труд дорог, а в том, что нет рабочей силы и что они ревностно пользуются каждым случаем, чтобы вывозить работников из страны. Наши люди получили также от матросов «Пионера» и «Ореста» много хорошей одежды, и теперь их соседи, да и сами они считали себя важными людьми. Никогда раньше не были они так богаты и считали, что их нынешнее благополучие позволяет им устроить свою жизнь и вступить в брак. Таким образом, жена и хижина были их первыми приобретениями, на которые они употребили свое имущество. Хижина стоила 4 ярда, а родителям жены нужно было заплатить 16 ярдов. Мы бы охотно оставили их у себя на судне, потому что они вели себя хорошо и научились выполнять большую часть нужных работ, но они сами не хотели итти с нами опять и навербовали нам других, Они прислали нам вдвое больше людей, чем мы могли принять; это были их братья и родственники, жаждавшие попасть на корабль и подняться с нами по Шире или куда - нибудь еще. Они все согласились работать за полцены, пока не научатся, и мы совсем не ощущали недостатка в рабочей силе, несмотря на то, что все те, кого можно было вывезти, были теперь вне страны.

В стране, расположенной между Лупатой и Кебрабасой, была необыкновенно жестокая засуха, которая распространялась на северо - восток до горной страны Манганджа. Все невольники Тете, за исключением очень немногих, были разогнаны голодом и теперь находились далеко в лесах в поисках каких - нибудь диких плодов или чего - нибудь другого, что могло бы поддержать их существование. Говорили, что их хозяева не ожидали увидеть их снова.

Пока мы были здесь, в Тете было уже два голодных года; точно такой же голод, как и в этом году, имел место в 1854 г., когда тысячи умирали от истощения. Если бы эта земля принадлежала людям вроде капских фермеров, то они своей энергией и предприимчивостью сделали бы так, что урожай не зависел бы от дождя. Так как там достаточно склонов и спусков, то землю легко можно было бы орошать водой из реки Замбези и ее притоков.

Португальская колония никогда не сможет процветать: ее используют как ссылку, и все там должно делаться на военный лад. «Зачем мне заботиться об этой стране», - говорил самый предприимчивый из тетовских купцов: - «все, чего .я хочу, это - как можно скорее нажить деньги, а затем уехать в Бомбей и жить там в свое удовольствие».

В настоящее время все дела в Тете прекратились. Нельзя было найти ни одного носильщика для отправки товаров внутрь страны, и купцы с трудом доставали продукты для своих собственных семейств.

В Мазаро выпало больше дождей, и там был собран сносный урожай. Жители Шупанги собирали и сушили разные дикорастущие плоды, из которых почти все были не по вкусу европейцам. Они вырывали и ели корни одного маленького ползучего растения, называемого «бизе». По внешнему виду бизе немного напоминают маленькие белые земляные груши, а по запаху - нашу картошку. Бизе были бы очень хороши, если бы только были немного покрупнее. Из других клубней, называемых «уланга», можно приготовлять хороший крахмал. В нескольких милях от Шупанги водится много крупной дичи, но здешние жители, хотя и любят мясо, совсем не охотятся и редко убивают какое - нибудь животное.

Так как вода в Шире поднялась, 10 января 1863 г. мы отплыли, взяв «Леди Ньяса» на буксир. Немного времени спустя мы наткнулись на опустошения знаменитого Мариано. Жители маленькой деревушки у подножия Морамбалы, оставшиеся в живых, сильно страдали от голода, так как один из его грабительских отрядов отнял у них все запасы. Женщины собирали на полях насекомых, корни, дикорастущие плоды и все, что можно было есть, чтобы как - нибудь протянуть до следующего урожая. Мимо нас прошли 2 каноэ, весь груз которых был ограблен шайкой Мариано; владельцы их собирали пальмовые орехи, чтобы не умереть от голода. На них были передники из пальмовых листьев, так как грабители стащили с них одежду и украшения. Ежедневно мимо нас плыли мертвые тела, а по утрам приходилось очищать колеса от трупов, которые ночью туда попадали. На протяжении многих миль все население долины было угнано Мариано, этим бичом страны, который стал снова тем же, чем и был раньше, - крупным португальским работорговцем. Сердце обливалось кровью при виде этого опустошения; берега рек, раньше такие многолюдные, стали безмолвными, селения выжжены, и гнетущий покой царит там, где прежде толпились ревностные торговцы с разнообразным ассортиментом товаров своего производства. Тингане потерпел поражение, а люди его убиты, похищены или принуждены бежать из своих селений. В одном селении, выше Руо, несколько несчастных осталось в живых, но большая часть населения вымерла. Повсюду - мертвые тела и трупный запах. Много скелетов лежало возле тропы, где люди падали от слабости и умирали. Возле некоторых хижин, как призраки, ползали мальчики и девочки с тусклыми, безжизненными глазами. Еще несколько тяжелых голодных дней - и они тоже умрут.

До того, как мы достигли мелких переправ, где мы были раньше в таком затруднительном положении, Шире упала на два фута, а нам теперь нужно было провести вверх два судна. В 2 - х милях выше одной мели, на которой судно простояло 2 недели, был застрелен бегемот; через 3 часа он всплыл. Когда лодка подтащила его, мертвечиной были привлечены крокодилы, и нам пришлось несколько раз выстрелить, чтобы отогнать их. Пуля не прошла в мозг животного, но вогнала туда осколок кости. Из раны вместе с газом вылилось немного жидкости, и этого уже было достаточно, чтобы крокодилы, находившиеся ниже по течению, почувствовали, что есть мертвый бегемот, и они появились из - за нескольких миль снизу. У них совершенно необыкновенное обоняние и слух. На оставленное нами мясо накинулась дюжина крокодилов. Наш человек из племени кру, Джумбо, утверждал, что крокодилы никогда не едят свежего мяса, а оставляют его, пока оно не протухнет и не станет нежным, - и чем сильнее оно пахнет, тем больше оно им нравится. В этом, повидимому, есть доля правды. Крокодилы могут глотать за раз только небольшие куски, и им трудно разрывать свежее мясо. При глотании они, как и собаки, поднимают голову из воды. Мы пытались поймать нескольких, и скоро один был подцеплен; потребовалось полдюжины рук, чтобы вытащить его из воды; крюк для ловли акул разогнулся, и он ушел. Тогда был сделан больший железный крюк; но, так как крокодилы не могли проглотить его, а их челюсти быстро выпрямляли такие крюки, наша ловля крокодилов проваливалась. Как и можно ожидать, судя по силе лосося, крокодил тащит с необычайной силой.

Мимо корабля плыл труп мальчика; чудовищный крокодил набросился на него с быстротой борзой собаки, схватил его и встряхивал, как терьер крысу. На добычу набросились еще другие, и каждый, яростно оторвав кусок, бил и вспенивал воду своим мощным хвостом. Через несколько секунд труп был съеден. Зрелище было ужасное. Шире кишела крокодилами; на одной из отмелей мы насчитали шестьдесят семь этих отвратительных пресмыкающихся; но здесь они не такие свирепые, как в некоторых других реках. «Крокодилы, - говорит капитан Теккей, - водятся в Конго около порогов в таком большом количестве и так часто уносят женщин, спускающихся соеди бела дня к реке за водой, что, пока они наполняют свои кувшины водой, одна из них обычно бросает в воду большие камни». Здесь для черпанья воды употребляют тыквенные бутылки, привешенные к длинному шесту, или же, для безопасности от крокодилов, устраивают забор.

Туземцы едят крокодилов, но нам всегда приходила в голову мысль о каннибальстве, когда мы думали о том, чтобы попробовать это мясо, отдающее мускусом и похожее на рыбу.

Гумбольдт замечает, что в Южной Америке в одних реках аллигаторы опаснее, чем в других. Аллигаторы отличаются от крокодилов тем, что у них четвертый зуб, или клык, входит в ямку или углубление в верхней челюсти, а у крокодила - в выемку. На передней лапе у крокодила пять несоединенных плавательною перепонкою пальцев, на задней - четыре, соединенные плавательной перепонкой; а у аллигатора плавательной перепонки нет совсем. Они так похожи, что могли бы скрещиваться.

Один из крокодилов, которого мы ранили, откусил конец своего хвоста; другой потерял в борьбе переднюю лапу. Между зубами мы видели настоящих пиявок, о чем упоминает Геродот, но ни разу не видели, чтобы ржанки (зуйки) вытаскивали их оттуда.

То, что крокодилы в одной части стран свирепее, чем в другой, объясняется, без сомнения, недостатком рыбы. И действительно, о вышеупомянутой частис Конго капитан Теккей говорит: «Кроме каракатиц, здесь нет никакой другой рыбы [каракатица - моллюск, а не рыба. - Прим. ред.]», а мы нашли, что озерные крокодилы, живущие в прозрачной воде, при изобилии рыбы почти никогда не нападают на человека.

Шире кишит различными породами рыб. Как мы уже говорили, особенно нужно остерегаться крокодилов во время половодья. В это время рыба угоняется со своих обычных мест, а дичь не спускается к реке на водопой, так как образуется много луж внутри страны. Голод вынуждает крокодила подкарауливать женщин, приходящих за водой к реке, и на Замбези чудовища ежегодно утаскивают много неосторожных туземок. В другие времена года опасность не так велика, однако всегда опасно купаться или наклоняться, чтобы напиться, в местах, где не видно дна, особенно вечером.

Один из макололо в сумерки побежал к реке, и в то время, как он, по туземному обычаю, подносил воду пригоршнями ко рту, со дна внезапно поднялся крокодил и схватил его за руку. К счастью, можно было дотянуться до ветки дерева, и макололо настолько сохранил присутствие духа, что схватился за нее. Оба дергали и тащили: крокодил боролся за свой обед, а человек - за свою жизнь. В течение некоторого времени оставалось под сомнением, что будет принесено в жертву: обед или жизнь. Но человек держался крепко, и чудовище_ выпустило руку, оставив на ней глубокие следы своих ужасных зубов.

Во время нашей задержки, связанной с ожиданием постоянного повышения воды в реке в марте, д-р Кэрк и Ч. Ливингстон убили много болотных птиц и приятно увеличили наши запасы соленья гусями, утками и мясом бегемота. Один из гребенчатых или булавоклювых гусей был задушен, чтобы не повредить его шкурки, но продолжал все еще сильно дышать через сломанную ключицу, и пришлось употребить другие средства, чтобы избавить его от боли. Это было все равно, как если бы человек еще продолжал дышать на виселице при помощи плечевой кости. Это доказывает, что у птиц живительный воздух проникает в каждую внутреннюю часть тела. Дыхание проходит через легкие и вокруг них, охватывает поверхности внутренностей и вступает в пустоты костей, оно даже проникает в пространства между мускулами шеи, и, таким образом, обеспечивается не только полное окисление крови, но и еще, ввиду того, что температура очень высокая, воздух в каждой части разрежается, и достигается большая легкость и живучесть, необходимая птицам по образу их жизни. Д-р Кэрк нашел, что у некоторых птиц в большой берцовой кости есть мозг, хотя обычно считается, что они пустые.

В марте, в то время, когда мы были задержаны на мелкой части реки, к нам прибыл из Шупанги г-н Торнтон. Он, как уже упоминалось раньше, покинул в 1859 г. экспедицию и присоединился к барону Ван - дер - Деккену ³⁰, отправлявшемуся на Килиманджаро, где восхождением на гору до высоты 8000 футов было впервые доказано, что она покрыта вечным снегом, и подтверждались прежние сведения о ней, сообщенные миссионерами англиканской церкви, Крапфом и Ребманом ³¹. Теперь хорошо известно, что барон впоследствии достиг на Килиманджаро высоты 14 000 футов и установил, что самая ее высокая вершина находится, по крайней мере, на высоте 20 000 футов над уровнем моря. Торнтон составил в Шупанге карту своего первого путешествия по материалам, которые собрал, находясь вместе с бароном, и, закончив это дело, последовал за нами. Тогда ему было предложено исследовать в геологическом отношении область водопадов, но стараться не показываться аджава, пока он не выяснит, каково настроение этого племени.

Это путешествие было ему не по силам, так же, как и для д-ра Кэрка и Рэя, плюс еще большой недостаток в воде. Торнтон вернулся страшно изможденным и истощенным. К этому прибавился понос, перешедший в дизентерию и лихорадку, которые 21 апреля 1863 г. привели его к смерти. 22 апреля мы похоронили его около большого дерева на правом берегу Шире, в ста ярдах от самого нижнего Мерчисоновского водопада и как раз у речки, на которой стояли «Леди Ньяса» и «Пионер».

Нельзя выразить словами то зрелище огромного опустошения, которое представляла собой теперь когда - то такая приятная долина Шире. Вместо оживленных селений и улыбающихся людей, выходивших продавать всякие вещи, не было видно почти ни души, а если случайно и попадался какой - нибудь туземец, то у него был ужасно голодный вид, а лицо его выражало подавленность и безнадежность. После того, как в стране началась охота за невольниками, наступила засуха. Если бы мы имели малейшее понятие о том бездлюдьи, до которого была доведена страна, мы уклонились бы от поездки вверх по реке. Огромные массы людей бежали за Шире, стараясь, чтобы их отделяла от врагов река. Большая часть продовольствия была брошена, голод и смерть унесли столько людей, что оставшихся в живых было недостаточно, чтобы похоронить мертвецов. Трупы, виденные нами плывущими вниз по реке, были лишь останками погибших, которых не в силах были похоронить друзья и не могли сожрать пресытившиеся крокодилы. Правда, большую часть смертности можно отнести за счет голода; но главная причина такого разорения - это торговля невольниками, потому что и раньше бывали засухи, но тогда жители холмов спускались в болота, где кукуруза вырастала скорее чем в 3 месяца в любое время года, а теперь они боялись это делать. Те немногие, которых миссии удалось уговорить возделывать землю, лишились своих участков, когда толпы беглецов приходили с холмов.

Мысль манганджа, живущих на возвышенности, возделывать хлеб на рыхлой черной грязи болот не могла бы, пожалуй, притти в голову ни одному земледельцу ни в какой стране. На плодородную темную грязь набрасывают на расстоянии двух футов полные лопаты крупного речного песка, и затем там сеется кукуруза. При прорастании корни могут брать все, что им нужно из слишком жирной почвы, находящейся под ними, а также извлекать себе сквозь песок и составные части атмосферы. Почти то же самое делается, когда почва, хотя и тверже, но слишком влажная. Вырывается яма около фута глубиной, затем туда бросают семя и прикрывают все полной лопатой песка; и там, где без песка богатый, но слишком влажный ил ничего бы не дал, при этом способе получают прекрасный урожай. При прежних засухах люди таким способом спасали себе жизнь от голода, но теперь ужас перед продажей в рабство, видимо, совершенно лишил их присутствия духа.

Те немногие несчастные, которые остались в живых до нашего прихода, находились как бы в летаргическом сне. Они почти не пытались возделывать что - нибудь, а это было особенно поразительно для людей, так преданных сельскому хозяйству, как они. Каждый день можно было видеть, как они поедали всходы, показывавшиеся на старых нивах, которые, если бы их не трогать, через месяц дали бы урожай. Невозможно было пробудить их от летаргии. Голод убил в них все силы. Мы пытались некоторых заставить заняться обеспечением Себе пищи, но напрасно. Они потеряли всю свою силу воли и на всякое наше предложение, которое бы им, несомненно, помогло, отвечали плачевным тоном: «нет, нет!» (аи, аи), смотря на нас мутными, почти невидящими глазами.

Куда бы мы ни ходили, повсюду нам попадались человеческие скелеты, и было мучительно наблюдать различные положения, в которых несчастные умирали. По склону, позади одного селения, в месте, где беглецы часто переправлялись через реку, идя с востока, была набросана целая куча трупов; а в одной из хижин в той же деревне было собрано не меньше 20 барабанов, вероятно плата перевозчику. Страдания одних были окончены под тенистыми деревьями, других - под выдающимися камнями на холмах; в то же время многие лежали в своих хижинах за закрытыми дверями. Когда двери открывали, обнаруживали гниющий труп с жалкими лохмотьями на бедрах, с черепом, свалившимся с подушки, труп маленького ребенка, видимо, погибшего раньше, завернутый в цыновку и лежащий между двумя скелетами взрослых.

Вид этой, буквально усыпанной костями пустыни, которая всего 18 месяцев назад была густо населенной долиной, навел нас на мысль, что уничтожение человеческих жизней в средние века, - как бы оно ни было велико, все же составляет небольшую часть опустошения по сравнению с тем, которые причиняются торговлей рабами. И пока не будет подавлена торговля невольниками, этот чудовищный грех, который все еще тяготеет над Африкой, не может быть установлена законная торговля.

Мы подумали, что если бы было возможно провести на озеро пароход, то мы могли бы преградить путь охотникам за рабами с восточного берега и введением на Рувуме законной торговли слоновой костью еще более способствовали бы уничтожению торговли рабами. Поэтому на одной речке, примерно в 500 ярдах ниже первого водопада, мы разобрали на части «Леди Ньяса» и, чтобы можно было переправить ее по частям сухим путем, приступили к строительству дороги протяженностью от 35 до 40 миль, по которой придется ее доставлять. После зрелого обсуждения мы пришли к убеждению, что не может быть более благородного и благодетельного дела, чем принести свет и свободу в эту прекрасную страну, обращенную человеческой алчностью в то, что мы представляем себе адом. На это доброе, благородное дело мы пожертвовали много денег из наших личных средств.

Главная работа при строительстве дороги заключалась в рубке леса и в удалении камней. Так как вся страна была покрыта редким лесом, приходилось почти через каждые 50 - 60 ярдов срубать по небольшому дереву. Около реки было столько оврагов, что более ровную поверхность можно было найти в миле от берега. Опытные готтентотские возчики проехали бы с капскими фургонами без особого труда, только кое - где срубая по дереву.

Этот район не был заражен цеце, и поэтому взятые нами с острова Иоанна волы тучнели на хорошем пастбище.

Первые полмили дорога шла по пологому склону, постепенно повышаясь до 200 футов выше парохода, и при этом наблюдалась значительная разница в климате. Остальная часть дороги подымалась все выше и выше, пока у самого верхнего водопада мы не очутились на высоте 1200 футов над уровнем моря. Здесь земля, уже оправившись от засухи, была покрыта зеленым лесом, и растительность на горах была такого же свежего цвета. Но вокруг была все та же гнетущая тишина.

Раньше, когда мы подымались вверх на лодке, нас постоянно сопровождали толпы людей; женщины, бывало, шли за нами целые мили, предлагая купить у них прекрасной муки, овощей и жирных кур, а мальчишки всегда были готовы выполнить для нас любую несложную работу. Португальцы из Тете полностью истребили всех наших работников. Совершенно невозможно было достать свежих продуктов, если не считать того, что можно было настрелять, и даже для нашего туземного экипажа приходилось доставлять продукты за 150 миль с Замбези.

Наше питание состояло исключительно из солонины и консервированного мяса без овощей; кроме того, наше моральное состояние было очень тяжелым, так как мы видели, ,как несколько жалких преступников, поддерживаемые чиновниками, от которых следовало бы ожидать лучшего, могли препятствовать нашим лучшим стремлениям и обращать в верное зло задуманные нами добрые дела. Нездоровый режим питания привел к тому, что все участники экспедиции один за другим начали заболевать дизентерией.

Так как д-р Кэрк и Ч. Ливингстон страдали от нее больше всех, было решено отправить их на родину. Предпринять эту меру было совершенно необходимо, хотя она и вызывала у всех глубокое сожаление. Сделав так много, обидно было уезжать как раз в то время, когда все усилия должны были увенчаться успехом при нашем поселении на озере. Уже после того, как было принято решение отослать их и всех остальных белых, без которых можно было обойтись, к морю, для последующей отправки в Англию, д-р Ливингстон в мае сам заболел дизентерией и в такой тяжелой форме, что он проболел целый месяц и превратился в тень. Д-р Кэрк любезно согласился не покидать больного, пока тот не поправится. 19 мая состоялся их отъезд.

Мы все еще надеялись, что в результате убедительного заявления, сделанного нами в Лиссабоне, будут приняты меры в отношении португальских чиновников в Тете, участвовавших в хищнических набегах за невольниками, и что эти работорговцы не будут больше следовать за нами по пятам и уничтожать наши старания. Однако, как мы потом узнали, наша жалоба вызвала только кучу обещаний со стороны португальского министерства. Чиновники должны были получить распоряжения оказывать нам всяческое содействие, и, кроме того, специально для министра по морским делам и колониям был потребован отчет о географических открытиях д-ра Ливингстопа. Всем было известно, что его превосходительство, использовав наш прежний отчет, составил новую карту, и, изменив в ней орфографию, пытался доказать, что д-р Ливингстон не сделал никаких открытий. В действительности, наша цель заключалась не столько в том, чтобы делать открытия, а в том, чтобы довести до состояния свободы и цивилизации те народы, которые земляки его превосходительства с таким усердием обращают в рабство и уничтожают. Мы сожалеем, что нам приходится делать это замечание, но было бы страшной ошибкой верить в честность португальского правительства или в то, что у него было хотя бы малейшее желание помочь благу Африки. От каждого следует ожидать лучшего, поскольку возможно верить его добрым намерениям, но, несмотря на то, что мы чувствуем себя глубоко обязанными отдельным лицам, принадлежащим к этой нации, и готовы еще раз выразить свое уважение к нИхМ, все же поведение португальских государственных деятелей в Африке мы должны назвать просто нечестным.

После того, как несколько миль дороги были закончены, и мы приучили быков к упряжке, мы решили попытаться стать независимыми от подвоза свежих продуктов с юга, отправившись в лодке вверх по Шире выше водопадов, к племенам, живущим в нижнем конце озера Ньяса и еще не пострадавшим от вторжения аджава. Для выполнения этого плана д-р Ливингстон и г-н Рэй решили подняться вверх, чтобы осмотреть лодку, которую они 2 года назад оставили, повесив на ветви дерева, и, если нужно, починить ее, прежде чем мы попытаемся переправить мимо водопадов другую лодку.

«Пионер», который должен был оставаться под присмотром нашего энергичного и заслуживающего всяческого доверия артиллериста, Эдуарда Юнга, из королевского флота, был тщательно покрыт ветвями эвфорбий и травой так, что его палубы были хорошо защищены от лучей солнца; кроме того, его ежедневно, как подобает военному кораблю, скребли и мыли и каждый вечер выставляли на середину реки для проветривавния. Мы уговаривали нашу теперешнюю команду, состоящую из 3 - х кочегаров, одного матроса и одного плотника, кроме ежедневных текущих дел на судне, заняться охотой за цесарками, которые в июне, когда вода на разливах высыхает, собираются большими стаями на берегах реки и ночью сидят на деревьях. Всякий умственный и физический труд помогает предупреждению лихорадки.

Во время выздоровления мы занимались ремонтом машин «Пионера». Два плотника из Сены распиливали на доски деревья, чтобы сделать из них плицы для колес. Мы устроили огород, который должен был орошаться из реки при помощи насоса. Свой участок земли мы удобрили, что было совершенно ново для обитателей этой страны.

В мае, когда погода стояла еще холодная и влажная, мы посеяли пшеницу, и она прекрасно росла. Это было интересно, так как этим мы доказывали, что если бы какой - нибудь из многочисленных источников, текущих между холмами, был отведен, можно было бы легко снабжать миссию хлебом. Добрый епископ Мэкензи был вполне убежден в этом, но, к сожалению, сеял не в надлежащее время года. Если бы мы могли продолжать уход за нашим посевом, то через четыре месяца собрали бы урожай; но долг вскоре отозвал нас в другое место.

Когда мы были заняты этими работами, некоторые бедные голодающие окрестные жители переезжали реку и собирали на старых полях своих земляков мапиру - самосевку. 9 - го числа после полудня мы увидели спускавшееся вниз пустое каноэ, а вскоре затем на другой стороне, почти в 200 ярдах от нас, плывущую женщину. Туземцы из нашей команды сели в лодку и спасли ее. Когда они принесли ее на борт парохода, мы обнаружили у нее в спине ниже ребер наконечник стрелы длиной в восемьдесят дюймов. Стрела прошла вверх через грудобрюшную преграду и левое легкое к сердцу. Как видно, в нее выстрелили сзади, в то время, когда она нагнулась. Из раны шел воздух, и так как головка стрелы, снабженная крючком, была видна только на дюйм, то мы, боясь, чтобы она не умерла во время операции, необходимой для удаления стрелы, отправили ее домой в ее хижину. Один из ее родственников раздумывал меньше нас: он вырезал стрелу и кусок легкого. Г-н Юнг посылал ей иногда порцию туземного хлеба и, странно сказать, нашел, что она не только выздоровела, но даже потолстела. Организм этих людей, повидимому, обладает чудесной силой самовосстановления. Это лишний раз доказывает, что тысячи и тысячи погибших здесь были жертвами не малых лишений.