ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ОЗЕРО НЬЯСА

Ш
естого августа 1861 г., через несколько дней после возвращения из Магомеро, д-р Ливингстон и д-р Кэрк отправились вместе с Чарльзом Ливингстоном на озеро Ньяса. Поехали в легкой четырехвесельной лодке с одним белым матросом и 20 туземцами. По дороге мы нанимали людей нести лодку на расстоянии 40 миль вдоль водопадов Мерчисона. Платили им по локтю бумажной ткани в день, и так как это считалось высокой платой, то людей, предлагавших свои услуги, всегда являлось вдвое больше того количества, которое нам требовалось. Главное затруднение возникало, когда мы отбирали нужное нам число людей. Целые толпы следовали за нами, и если мы не записывали утром имена нанятых нами людей, то вечером заявляли претензию и те, которые помогали всего только последние десять минут. Мужчины из одного селения доставляли лодку до ближайшего следующего, и нам нужно было только сказать старшине этого нового селения, что утром нам понадобятся свежие люди. Он видел, как мы расплачивались с первой партией, и присылал нам своих людей к назначенному часу, так что мы совершенно не теряли времени на ожидание носильщиков. Они часто сильно шумели, когда им приходилось нести тяжелый груз, но болтовня и крики не утомляли их.

Местность была каменистая с тонким покровом почвы, поросшей травой и редким лесом. Чтобы расчистить дорогу, пришлось свалить несколько небольших деревьев для наших орущих спутников, которые считали лодку свидетельством наших мирных намерений, по меньшей мере по отношению к ним.

Мы пересекли несколько небольших речек, из которых более широкими были Мукуру - Мадсе и Лезунгве. Жители по обоим берегам теперь были любезны и услужливы. То обстоятельство, что у нас была собственная лодка и мы, следовательно, могли переправляться, не завися от каноэ, сделало их гораздо более вежливыми, чем при нашем первом посещении.

Контраст между соседними селениями часто был поразительным. Одна деревня - богатая и процветающая, с хорошими хижинами, обилием пищи и туземных тканей, с откровенным, доверчивым и щедрым населением, охотно продававшим нам продукты. А в соседней - плохие хижины, люди подозрительны, плохо питаются, едва одеты. Продавать им нечего, несмотря на то, что земля у них такая же плодородная, как и у их более богатых соседей.

Большей частью мы держались ближе к реке, чтобы иметь возможность в спокойных местах итти на каноэ, но дальше, внутри страны, местность была относительно ровная, и по ней можно было бы проложить хорошую дорогу. Некоторые из пяти главных водопадов очень большие, так как река на протяжении 40 миль спускается на 1 200 футов. Миновав последний водопад, мы спустили нашу лодку на глубокие и широкие воды верхней Шире. В сущности, мы были уже на озере, потому что слабое течение указывает только на незначительную разницу в уровне. Русло реки широкое и глубокое, но довольно извилисто и, не доходя 5 или 6 миль до подошвы горы Зомба, делает длинный изгиб к востоку. Туземцы считают верхнюю Шире продолжением озера Ньяса. Они говорят, что там, где называемый нами рекой приток подходит к озеру Ширва, немного севернее гор, бегемоты, эти «ночные бродяги», из «одного озера переходят в другое». Местность там плоская, и только немного нужно пройти по суше.

Быстрота течения здесь редко больше одного узла в час, в то время, как на нижней Шире она доходит до 2 - 27г узлов. Наш сухопутный отряд макололо сопровождал нас, идя вдоль правого берега. На пути им попадались тысячи беглецов из племени манганджа, которых аджава выгнали из их селений, расположенных на противоположных холмах. И теперь они жили во временных хижинах на этой стороне.

Почва здесь сухая, жесткая и покрыта деревьями мопане; но некоторые манганджа вскапывали землю и сеяли то небольшое количество зерна, которое они принесли, с собой. На тех манганджа, продукты питания которых унесли или сожгли аджава при участии португальских торговцев невольниками, уже было заметно действие голода. Представителем, или первым министром, одного вождя по имени Калонджере был горбатый карлик, обладавший большим красноречием. Он очень старался уговорить нас переправиться на другой берег и прогнать аджава. Однако он не мог отрицать, что этих охотников за невольниками привлек сам Калонджере, занимавшийся продажей людей. Это был уже второй карлик - горбун, который занимал такой важный пост; первый был министром одного из вождей батонга на Замбези.

Идя дальше на парусах, мы вспугнули много белогрудых больших бакланов. Мы видели, как они ловили рыбу между водопадами. Здесь они, как и другая дичь, добывали себе пропитание на тихо катящейся воде, а днем сидели сонные на деревьях и в тростнике. В реке было много бегемотов; один из них вытянул свою широкую пасть, будто собирался проглотить всю корму лодки до самой спины д-ра Кэрка. Бегемот был так близко, что, раскрывая пасть, наплескал воды на скамьи в лодке, но не причинил ей вреда.

Избегая большой хищной шайки аджава, бродившей по левому берегу Шире, мы все время держались правого берега, или западной стороны, по которой по берегу маленького озера Памаломбе шел наш отряд. Памаломбе представляет собою небольшое озеро длиной от 10 до 12 миль и шириною от 5 до 6 миль. Почти со всех сторон оно окружено широким поясом папируса, такого густого, что мы едва могли найти проход к берегу. Растения эти, высотой от 10 до 12 футов, растут так близко друг от друга, что между ними нет свободного прохода воздуху. В связи с этим там развивается так много сероводородного газа, что низ нашей лодки за одну ночь сделался черным. Мириады москитов, как, вероятно, всегда, свидетельствовали о том, что это место малярийное. Принимая внимательность москитов за намек, что нам нужно искать более приятных мест на здоровых берегах озера Ньяса, мы поспешили уйти отсюда.

Когда мы 2 сентября вошли на парусах в озеро, мы почувствовали себя освеженными прохладой воздуха, исходившей от этого огромного водного пространства. Прежде всего нас интересовала его глубина. Ее можно было определить по цвету воды. Около берега, шириной от Д мили до 7г, она была светло - зеленого цвета, а потом поражала темносинею, или индиговой, окраской Индийского океана. Таким и был цвет основной массы воды в озере Ньяса. Мы нашли, что глубина верхней Шире была от 9 до 15 футов, но когда мы проходили по западной части озера, почти в миле от берега, вода была глубиной от 3 до 15 морских саженей. Потом, когда мы обходили вокруг большого мыса, названного нами мысом Мэклер, в честь нашего большого друга, королевского астронома на мысе Доброй Надежды, наш лот с бечевкой в 35 сажен совсем не доставал до дна. Мы направились вдоль западного берега, состоявшего из ряда бухт, и нашли, что около берега и на милю от него, где дно песчаное, глубина равнялась от 6 до 14 морских саженей. В одной скалистой бухте, приблизительно под 11°40 широты, мы нашли дно на глубине 100 саженей, хотя вне этой бухты не могли достичь дна с бечевкой длиной в 116 сажен. Но это бросание лота было неудовлетворительным, так как при вытаскивании шнур оборвался. По имеющимся у нас теперь сведениям суда могли бы становиться на якорь только около берега.

Когда мы оглянулись на южный конец озера Ньяса, то нашли, что рукав его, из которого вытекает Шире, был длиной около 30 миль и шириной от 10 до 12 миль. Другой рукав, огибающий мыс Маклер по направлению к юго - западу, простирался на 18 миль к югу и был шириной от 6 до 12 миль. Эти рукава придают южной части вид вилки, и с помощью небольшой доли воображения ее можно сравнить с «итальянским сапогом». Самая узкая часть, около «лодыжки», имеет ширину от 18 до 20 миль. Отсюда она расширяется к северу и в своей верхней трети или четверти имеет ширину в 50 - 60 миль. Длина ее свыше 200 миль. Она - направляется почти точно с севера на юг.

Никакого изгиба к западу, обозначенного на всех прежних картах, нельзя было обнаружить ни при помощи компаса, ни хронометра, хотя часы, которыми мы пользовались, были превосходны. Время года было очень неблагоприятное. • Дым, наполнявший воздух непроницаемой мглой, и бури, сопровождающие равноденствие, не дали нам возможности попасть в восточную часть. Когда мы увидели солнце, восходящее из - за гор на востоке, мы сделали чертежи и занесли их координаты при различных широтах, что дало нам возможность приблизительно определить ширину озера. Наши вычисления совпадали с показаниями туземцев, которые пересекали озеро в различных местах, например у Ценга и Моламба. В начале верхней трети озеро можно пересечь, воспользовавшись островом Чизумара, что в переводе с туземного языка означает «конец»; дальше к северу туземцы обходят конец озера, хотя на это уходит еще несколько дней.

Озеро казалось окруженным горами, но позднее было обнаружено, что эти красивые высоты, покрытые деревьями, были на западе лишь краями высоких плоскогорий. Подобно всем узким водным пространствам, окруженным плоскогориями, там часто бывают неожиданные и сильные штормы. Мы были там в сентябре и октябре, - возможно, самые штормовые месяцы года, - и нашему продвижению постоянно мешали бури. Иногда при легком ветерке без какого - либо предупреждения раздавался гул приближающейся бури. Вслед за этим гулом появлялись огромные волны, с шумом накатывающиеся одна на другую. Однажды утром мы оказались среди разбушевавшихся волн и не могли двинуться ни вперед, ни назад, и нам пришлось бросить якорь в миле от берега на глубине семи морских саженей. Если бы мы попытались подплыть к берегу, неистовый прибой расщепил бы наше легкое судно. Устрашающие волны накатывались по 3 сразу; их гребни рассыпались в миллионы брызг. После каждого третьего вала наступало короткое затишье. Если бы хоть одна из этих белогривых волн ударила по нашему легкому судну, ничто бы нас не могло спасти, потому что они наступали с непреоборимой силой, бежали от берега к берегу и пенились по обеим сторонам от нас, но нам удалось избежать катастрофы.

В течение шести томительных часов мы выдерживали натиск этих ужасных тройных ударов, каждый из которых мог положить конец нашей экспедиции. Низкая темная туча странной формы медленно отделилась от гор и повисла прямо над нашими головами на долгое время. Стая козодоев (Cometornis vexillarius), которые вылетают днем только во время шторма, парила над нами, как злые духи. Наши черные матросы страдали морской болезнью, не могли ни сидеть, ни управлять судном. Туземцы и наш сухопутный отряд стояли на высоких скалах, смотрели на нас и каждый раз, когда казалось, что волны готовы нас поглотить, восклицали: «Они погибли! Их уже нет в живых». Когда, наконец, буря утихла и мы благополучно добрались до берега, они нас тепло приветствовали, как после долгого отсутствия. С этого времени мы стали безгранично доверять мнению нашего матроса Джона Нейл. Он был рыбаком на берегах Ирландии и хорошо знал, что представляет собой плавание у бурных берегов. Следуя его совету, мы часто просиживали на берегу целыми днями в ожидании того, чтобы утихло волнение. Ему никогда не приходилось видеть таких волн раньше.

Каждую ночь мы втаскивали лодку на берег, чтобы ее не затопило, и если бы не верили в то, что бури являются особенностью одного из времен года, мы назвали, бы Ньясу «Озером бурь».

С запада Ньяса не принимает крупных рек. Те пять рек, которые мы видели по дороге, впадая в озеро, казалось, не давали в это время года такого количества воды, которое забирала Шире. Ширина их была от 15 до 30 ярдов, и некоторые были настолько глубоки, что их нельзя было перейти вброд; но, вероятно, испарение было очень значительным. Возможно, что этих рек вместе с горными такого же, примерно, размера на востоке и севере, когда в них прибавляется воды после дождей, достаточно для подъема воды в озере без наличия другой большой реки. Туземцы, живущие поблизости северной части, отрицали существование там большой реки, хотя одно время наличие ее казалось необходимым, чтобы объяснить постоянное пол - новодие Шире.

Отчетливые белые следы на скалах показывают, что в течение некоторого времени во время дождей вода в озере находится на уровне 3 - х футов выше той точки, до которой она спадает к концу засушливого времени года. Дожди здесь начинаются в ноябре, а подъем Шире происходит не раньше января. Западная часть озера Ньяса, за исключением большой гавани к западу от мыса Мэклер, как мы уже говорили раньше, представляет собой ряд маленьких бухт примерно одинаковой формы. Каждая из них имеет открытую песчаную полосу и покрытый галькой берег; они отделены друг от друга скалистым мысом с отдельными скалами, выступающими в озеро. Большой залив на юго - западе, упомянутый выше, мог стать прекрасной гаванью, единственной действительно хорошей гаванью, которую мы видели на западе.

Местность, непосредственно примыкающая к озеру, низменна и плодородна, хотя местами она покрыта болотами и потому изобилует стаями уток, гусей, цапель, журавлей и других птиц.

В южной части иногда попадаются роскошные долины, протяженностью в 10 - 12 миль, окаймленные, повидимому, высокими рядами холмов, покрытых густым лесом, идущих почти параллельно озеру. К северу горы становятся выше и представляют собой прекрасное зрелище. Горные цепи, возвышаясь одна над другой, постепенно закрывают горизонт. Дальше на север долина становится уже и в том месте, где мы повернули, совсем исчезает. В этом месте горы отвесно поднимаются прямо из озера, образуя северо - восточную границу той местности, которую нам описывали как обширное плоскогорье, вполне пригодное для пастбищ и земледелия; теперь оно только частично заселено племенем зулусов, которые пришли с юга несколько лет назад. Этому народу принадлежат большие стада скота; зулусы все время завоевывают другие племена.

Никогда ранее мы не видели в Африке такой густо населенной местности, как берега озера Ньяса. В южной части деревни шли почти непрерывной цепью. На берегу почти каждого маленького песчаного залива стояли толпы чернокожих, глазеющих на необычное для них зрелище - лодки под парусом; и в каком бы месте мы ни сходили на берег, нас тотчас же окружали сотни мужчин, женщин и детей, спешивших поглядеть на «чиромбо» (диких зверей). Смотреть, как едят эти «звери», было для них огромным развлечением; львы и обезьяны Зоологического общества никогда не привлекали столько зрителей. Действительно, нас можно было сравнить с бегемотами, когда они впервые прибыли на берега Темзы.

Изумленные толпы собирались вокруг нас во время нашей еды, образуя плотную стену из темных тел, наблюдающих за нами с глубочайшим интересом; они добродушно удерживали друг друга и не переступали той черты, которую мы провели на песке, отгородившись от них во время обеда, и не мешали нам. В общем, они были вежливы. Дважды они осмелились приподнять край нашего паруса, который мы использовали для палатки, так же, как это обычно делают у нас мальчишки, раздвигая занавеси странствующего зверинца. Они действительно называли нас «чиромбо», как они называют только тех диких зверей, которых можно есть, но они не думали, что мы понимали значение этого слова. С нас не брали никаких штрафов и не требовали никаких сборов. Лишь в одной деревне с нами были дерзки, но и то потому, что они были «в приподнятом настроении», напившись пива. Они обрабатывают довольно обширные поля и выращивают много риса, сладкого картофеля, кукурузы, мапиры и проса.

На севере в основном возделывают маниок, который вместе с выдержанной до сильного запаха рыбой составляет главный продукт питания населения. В течение определенного времени года жители северной части озера собирают урожай, который дает им своеобразную пищу. Когда мы приблизились к пределам наших исследований в этом направлении, мы увидели облака, похожие на дым, поднимающийся от горящей на протяжении многих миль травы. Эти облака изгибались в юго - восточном направлении, и мы подумали, что невидимая земля на противоположном конце смыкалась и что мы находимся недалеко от конца озера. Но на следующее утро мы прошли на лодке сквозь одну из этих туч и обнаружили, что это был не дым и не туман, а бесчисленная масса крошечных мошек, называемых «кунго» (облако или туман). Они наполняли воздух на огромную высоту и роились над водой, не погружаясь. При прохождении через эту живую тучу глаза и рот нужно было держать закрытыми: эти мошки залепляли лицо, как снег. Когда лодка вышла из этой тучи, тысячи мошек лежали в ней. Люди собирают этих крошечных насекомых ночью и варят их до густоты, используя как лакомство - миллионы насекомых в одной лепешке. Лепешка из кунго, толщиной в один дюйм и такого размера, как голубая шапочка шотландского пахаря, была предложена нам. Она была очень темного цвета и вкусом напоминала икру или соленую саранчу.

Прекрасная рыба ловится в изобилии в этом озере, и почти вся она была нам незнакома. Мпаса, или санджика, которую д-р Кэрк определил как вид карпа, плыла вверх по течению для метания икры, как лосось у нас на родине. Самая большая, виденная нами, была свыше 2 - х футов длины; это - прекрасная рыба, лучшая из всех, которые нам приходилось есть в Африке. Она поднималась вверх по рекам в августе и сентябре, давая выгодное занятие многим рыбакам, не имеющим ничего против того, что эта рыба появлялась не в сезон. Строились запруды с проходами, в каждом из которых помещалась плетеная верша. Входное отверстие было сделано так, что рыба, попав туда однажды, не могла уже проскользнуть обратно. Недалеко от плотины от берега к берегу протягивались сети, так что казалось чудом, как даже самая осторожная санджика могла подняться вверх по течению, не будучи пойманной.

Озерную рыбу ловят главным образом сетями, хотя иногда можно видеть мужчин и даже женщин с детьми на спинах, которые удят рыбу крючками со скал.

Сеть с маленькими петлями используется для ловли молодой серебристой мальги, похожей на щуку, длиной около 2 - х дюймов. Их часто вылавливают тысячами за один улов. Однажды нам подарили на обед большую корзину такой рыбы; она имела привкус хинина, возможно из - за оставленной в ней желчи. В глубоких водах некоторые сорта рыбы ловят, опуская корзины, привязанные к длинной веревке, вокруг которой привязывают траву или водоросли, создавая таким образом заманчивую тень для глубоководной рыбы. Целые флотилии лодок принимают участие в рыбной ловле. Мужчины работают длинными веслами, стоя в лодке. Иногда они рискуют выходить на ловлю даже в большое волнение. Наши макололо признали, что в управлении каноэ жители озера были искуснее их; макололо не соглашались переезжать Замбези даже при свежем ветре.

На первый взгляд жители озера Ньяса далеко не кажутся прилежными. Сказать точнее, они просто одержимы страшной ленью. В течение дня можно видеть группы людей, крепко спящих на берегу, под тенью деревьев; создается впечатление, что им легко живется. Но при более близком знакомстве это первое впечатление меняется, так как выясняется, что эти дневные сони усиленно работали большую часть ночи. После полудня они начинают пошевеливаться, проверять и чинить сети, работают около лодок и вьют бечевки. Вечером они отплывают к лучшим местам для ловли рыбы и почти всю ночь, бедняги, работают в воде, возясь со своими сетями.

Они также очень страдают от лихорадки. Мы замечали у них лишаевидную сыпь вокруг ртов, что часто является результатом лечения. Мы установили, что они также подвержены простудам, хотя кожа у них значительно менее чувствительная, чем наша. В соответствии с этим предписания, даваемые туземцам, должны быть изменены для нашей высоковозбудимой кожи. У нас за неделю отрастают такие бороды, как у них за месяц.

Хотя в озере много крокодилов и некоторые из них необычайных размеров, рыбаки говорят, что очень редко эти земноводные утаскивают кого - нибудь. Когда крокодилы легко добывают рыбу - свою естественную пищу, они редко нападают на людей, но когда они не могут раздобыть себе рыбу из - за замутнения воды во время разливов, они очень опасны.

Многие взрослые мужчины и мальчишки занимаются собиранием буазы, из которой делают нити для плетения длинных сетей. Узел, которым они вяжут сети, отличается от нашего, потому что они неизменно употребляют то, что моряки называют рифовым узлом; но вяжут они сети так же, как и мы, иглой. Судя по тому количеству хлопчатобумажной ткани местного производства, которую носят жители во многих южных деревнях, явствует, что много усердных рук и терпеливых голов занято в выращивании хлопка и в различных медленных процессах, через которые он должен пройти, прежде чем волокно превратится в ткань. Кроме этой отрасли промышленности, здесь производится материя из внутренней части коры не описанного ботаниками дерева группы цезальпинеевых (Се - salpinaea).

Для добычи коры, ее дубления и выщелачивания, - чтобы она стала мягкой и эластичной, требуется много труда и времени. Количество одежды, сделанное из коры, указывает на то, что ежегодно уничтожается громадное число деревьев; все же близлежащие высоты кажутся хорошо покрытыми лесом.

Жителей озера никак нельзя назвать красивыми: женщины, выражаясь мягко, как подобает, когда речь идет о прекрасном поле, очень некрасивы. Те меры, которые они применяют для того, чтобы стать красивыми и привлекательными, делают их просто отвратительными. Пелеле, или украшение верхней губы, обычно носят все дамы; наиболее ценные пелеле делаются из чистого олова, которому придается форма маленького блюдца; некоторые делаются из белого кварца и придают женщине, носящей его, такой вид, как будто целый дюйм или более прай - совской патентованной свечи проткнули через губу, которая и торчит у кончика носа. Некоторые женщины, не довольствуясь верхними пелеле, доходят до крайности и продевают еще одно пелеле в нижнюю губу через отверстие, находящееся почти против нижних десен. Некоторые пелеле делаются из глины кроваво - красного цвета. Эти губные кольца очень модны, но они так противны, что ни время, ни привычка не могли заставить нас смотреть на них без отвращения.

Все туземцы татуированы с головы до ног, причем у различных племен различные рисунки, характерные для данного племени. Люди племени матумбока, или атимбока, выдавливают на коже лиц маленькие бугорки, так что лица выглядят усыпанными бородавками или угрями. Молодые девушки выглядят хорошенькими до тех пор, пока это противное украшение не делает черты лица более грубыми и не старит их. Одежду их невозможно описать из - за крайней ее скудости. Их прекрасные зубы выщербливаются или заостряются, как у кошек.

По характеру озерные племена ничем не отличаются от других народов. Среди них есть порядочные люди, но значительное число могло бы быть лучше. Они довольно щедры: если кто - нибудь из нас, как это часто случалось, присутствовал при том, как вытягивали сети, нам всегда предлагали рыбу. Однажды, когда мы проезжали мимо группы людей в Пама - ломбе в ту минуту, когда они вытаскивали свои сети на берег, нас окликнули, попросили остановиться и поднесли нам в подарок прекрасную рыбу. Когда мы приехали как - то к вечеру в одну из маленьких деревень на озере, несколько местных жителей сели в две лодки, закинули свою сеть, вытащили ее и подарили нам весь улов.

Вождь северной части озера, Маренга, высокий, красивый мужчина с прекрасным орлиным носом, жилище которого, отго - • роженное частоколом, находилось в лесу почти на расстоянии 20 миль к северу от горы Ковирве, вел себя в отношении нас как джентльмен. Его земля тянулась от Дамбо на север до холмов Макуза. Он был особенно великодушен и подарил нам огромное количество съестного и пива. «Носят в вашей стране такие вещи?», - спросил он, указывая на свой железный браслет, украшенный медью и стоивший дорого. Доктор сказал, что ему никогда не приходилось видеть такого браслета на родине, и Маренга тотчас же снял свой и подарил ему; его жена сделала то же самое со своим.

Возвращаясь на юг с гор, поднимающихся около северного края озера, мы достигли резиденции Маренга 7 октября. Так как ему не удалось уговорить нас «провести с ним весь день, чтобы пить пиво, которое, - как он нам сказал, - было совсем готово», то он снабдил нас продуктами, которые были принесены еще до того, как мы, дали ему подарок.

Вождь Манканбира также обошелся с нами дружелюбно. Но повсюду, где существует торговля невольниками, люди нечестны и невежливы, и эта торговля неизменно оставляет на своем пути злобу и проклятия. Первым вопросом, который нам задавали на переправах через озеро, был: «Вы приехали покупать невольников?». Услышав, что мы англичане и никогда не покупаем невольников, спрашивающий принимал высокомерный вид и иногда отказывался даже продать нам пищу. Этот недостаток в уважении к нам можно было объяснить тем влиянием, какое на них оказывают арабы, суда которых иногда захватывались английскими крейсерами, хотя занимались они дозволенной законами торговлей. На этих перевозчиках была одежда, привезенная из других стран, бусы и медная проволока, а у некоторых были мушкеты.

У Чинтанда, одной из невольничьих переправ, нас впервые в Африке ограбили, и мы на собственном опыте убедились, что среди них так же, как и среди более цивилизованных народов, имеются ловкие воры. Возможно, это было только совпадением, но мы никогда не подвергались грубому обращению или опасности, и у нас никогда не крали вещей нигде, кроме тех мест, где люди занимались торговлей невольниками. У нас все время была такая уверенность в безопасности, что никогда, за исключением тех случаев, когда мы подозревали измену, мы не выставляли на ночь часовых. В тот вечер наши спутники - туземцы устроили попойку и, чтобы мы не слышали их вольных и непринужденных хмельных речей, отошли от нас на расстояние около 30 ярдов; у двоих из нас в это время был легкий приступ лихорадки. Между 3 - мя и 4 - мя часами утра, когда мы крепко спали с ружьями и винтовками наготове, появилась группа ловких туземных молодчиков и унесла большую часть нашего имущества. Так как мы спали просто под парусом, не трудно было это сделать. Один из нас почувствовал, что его подушка двигается, но в сладком сне он решил, что это его слуга поправляет одеяло, и он не шевельнулся. Когда мы, как делают честные люди, проснулись в обычный час, один из нас воскликнул: «Мой саквояж пропал со всей одеждой и сапогами». - «И мой», - ответил другой. «И мой тоже, вместе с мешком бус и рисом», - произнес третий. «Взята ли ткань?» - с волнением был задан вопрос, так как кража ее была равносильна потере всех наших денег. Но она была спасена, так как в ту ночь мы подложили ее под голову вместо подушки. Как раз у наших постелей, на берегу, мошенники оставили барометр - анероид и пару сапог, думая, вероятно, что они могут пригодиться нам, или просто потому, что им они были не нужны. Несколько находившихся в одном мешке высушенных растений и рыб они выбросили нам, но унесли большую часть нашей коллекции, часть наших записей и почти всю одежду.

У одного из членов нашей экспедиции ничего не осталось, кроме того, что на нем было одето. Другой член экспедиции спасением своего лучшего костюма был обязан женскому любопытству. Накануне, это было в воскресенье, он ушел от толпы, чтобы выкупаться и переодеться на берегу среди тростника. Прежде чем раздеться совсем, он осмотрелся и заметил, что на него смотрит толпа женщин. Он опять оделся, не выкупавшись и не сменив одежды. Белой кожи здесь стыдятся; она кажется неестественной, как бесцветный сельдерей или белая мышь. Вернувшись в лагерь, вокруг которого весь день стоял неугомонный шум и собирались толпы посетителей, он переоделся только тогда, когда стемнело, надев свой лучший костюм; когда ложились спать, то было слишком поздно переодеваться еще раз и он лег в нем. Поэтому у него оказался украденным только тот костюм, который был похуже.

Мы не могли заподозрить жителей той деревни, около которой расположился наш лагерь. Вероятно, воры следовали за нами в течение многих дней, выжидая удобного случая. Наши подозрения пали на нескольких людей, прибывших с восточного берега. Но так как не было улик и мы думали, что узнаем, если наши вещи будут продаваться поблизости, мы не поднимали шума и начали обзаводиться новой одеждой. К счастью, не тронули наши револьверы и ружья. Но мы чувствовали себя очень униженными, так как нас, вооруженных людей, ограбили несколько чернокожих мошенников.

Некоторые из лучших мест для рыбной ловли являются, повидимому, частной собственностью. Однажды утром, во время бури, мы нашли убежище в большой лагуне, сообщавшейся с озером узким проливом. Поперек этого пролива были забиты сваи, между которыми оставались только промежутки для плетеных верш. Десятка два людей вытаскивали рыбу. Мы попробовали купить немного рыбы, но они отказались ее продать. Они сказали, что рыба не принадлежит им и что они должны послать ее хозяину, которому принадлежит это место. Хозяин скоро пришел и охотно продал нам весь улов.

Некоторые кладбища очень хорошо устроены и хорошо содержатся. Это мы заметили еще в Читанде и в особенности в деревне, находящейся на южном берегу прекрасной гавани, у мыса Мэклер. С восточной и южной стороны на кладбище сделаны широкие, аккуратные дорожки. В северо - восточном углу кладбища росло большое старое фиговое дерево. Его раскидистые ветви бросали на могилы приятную тень. Вокруг этого священного места росли и другие великолепные деревья. Так же, как и у нас, могилы были сделаны холмиками, но все они были расположены с севера на юг. Покойника, очевидно, клали головой к северу. Могилы женщин и мужчин различались по отдельным предметам, которыми покойный пользовался при жизни, но все они были сломаны, как будто для того, чтобы показать, что ими никогда уже не будут больше пользоваться. Кусок рыболовной сети и сломанное весло говорили о том, что похоронен рыбак. На могилах женщин лежали деревянные ступки и тяжелые пестики, употребляемые женщинами для дробления зерен, корзинки, в которых просеивают муку, и многочисленные тыквенные бутылки и разбитые горшки. По - видимому, представление, что загробная жизнь похожа на настоящую, не является преобладающим; тем не менее, у изго - ловьев некоторых могил заботливо выращиваются банановые деревья. Если это не просто украшение, их плоды можно считать приношением тем, кто еще сохранил земные вкусы. Жители соседних деревень были дружелюбны и предупредительны и охотно приносили нам для продажи продукты.

Продолжая наши исследования, мы обнаружили, что северная часть озера была пристанищем беззакония и кровопролития. Племя мазите, или мазиту, живет высоко в горах и совершает неожиданные хищнические набеги на деревни, расположенные в долинах. Это - зулусы, выходцы с юга, из внутренней части Софала и Инхамбане, принадлежащие к тому же семейству племен, которые берут ежегодную дань с португальцев на реке Замбези. Все деревни, расположенные к северу от резиденции Манкамбира (11°44/ ю. ш.), были недавно разрушены этими страшными грабителями, но при нападении на Манкамбиру, на Маренгу они потерпели поражение. Заросли и палисады вокруг деревень давали возможность стрелкам из луков подстреливать нападавших мазиту, не подвергаясь опасности, но они боялись приблизиться к месту, где не могли воспользоваться своими щитами. За резиденцией Манкамбиры мы увидели сожженные деревни и гниющие трупы павших от копий мазиту всего несколько дней назад. Люди нашего сухопутного отряда боялись итти дальше, так как среди них не было ни одного европейца. Они страшились встречи с теми, ужасные злодеяния которых им попадались на каждом шагу. Этот отказ туземной сухопутной группы двигаться вперед без сопровождения белого человека был вполне естествен, так как вражеские шайки, разорившие страну, все еще слонялись поблизости. И если бы эти хищники увидели только людей одного с ним цвета, они тотчас напали бы на них. То, что мы согласились на просьбу наших чернокожих спутников, привело к событию, которое могло иметь очень серьезные последствия.

В течение 4 - х дней д-р Ливингстон был разлучен с группой, находившейся в лодке. После того, как он сделал с сухопутным отрядом переход в первое утро, он приказал лодке ждать его в бухте, которая была видна, и обе группы двинулись вперед на север. Через час д-р Ливингстон со своим отрядом, дойдя до подошвы горы, круто поднимавшейся из озера, повернул вглубь страны. Предположив, что они узнали о какой - нибудь дороге, идущей позади высокой горной цепи, группа, находившаяся в лодке, решила продолжать свой путь; но вскоре поднялся такой сильный ветер, что им пришлось пристать к берегу. Пока они в течение 2 - х часов были на берегу, были отправлены два человека на холмы посмотреть отряд, шедший сухим путем. Посланные никого не обнаружили. Как только опасность миновала, группа в лодке двинулась на парусах вперед в полной уверенности, что потерявшиеся вернутся к озеру позднее. Вскоре лодка проплыла мимо небольшого острова или группы скал, на которой находилось несколько вооруженных мазиту с молодыми женщинами, повидимому их женами. Начальник их сказал, что Манкамбира ранил его в ногу и что он думает остаться до тех пор, пока будет в состоянии пойти к вождю своего племени, который живет по ту сторону гор. У них было несколько больших каноэ, и было совершенно очевидно, что это место являлось гнездом озерных пиратов, которые делали по ночам вылазки и совершали убийства и грабежи. Они сообщили, что по ту сторону гор имеется дорога; успокоившись, наша команда поплыла дальше. Несколькими милями дальше натолкнулись на другую, более многочисленную шайку пиратов. Над скалами, где они жили, кружились сотни воронов и коршунов. Хотя д-ру Кэрку и Чарльзу Ли - вингстону пираты властно приказали подплыть к берегу, те продолжали свой путь. Тогда несколько лодок отделились от скалистого берега и стремительно бросились в погоню. Через некоторое время все лодки, кроме одной, в которой находилось девять сильных гребцов, прекратили погоню. Однако попутный ветер дал возможность лодке легко уйти и от них. После того, как проплыли 12 - 15 миль к северу от того места, где они расстались с д-ром Ливингстоном, было решено, что тот остался позади. Но не успела лодка повернуть на юг, как опять началась буря, заставившая ее искать убежище в заливе. Там они обнаружили несколько несчастных беглецов, которые спаслись от работорговцев на противоположном берегу озера. Год назад мазиту истребили всех первоначальных обитателей этого места. В покинутых садах еще рос прекрасный хлопок, волокно которого достигало полутора дюймов и было очень хорошего качества. Некоторые растения были так велики, что их можно было принять за деревья.

Когда д-р Кэрк и Чарльз Ливингстон попробовали купить чего - нибудь поесть, туземцы ничего не могли им предложить, кроме небольшого количества сухих корней маниока и нескольких рыб, а за голову большой рыбы они запросили 2 ярда коленкора. Когда окончившаяся буря уже не мешала Кэрку и Ч. Ливингстону повернуть обратно, прежние преследователи пытались заманить экипаж лодки на берег, уверяя, что у них много слоновой кости для продажи. Только на четвертый день после того, как они расстались, д-р Ливингстон нашел лодку,

Люди д-ра Ливингстона, пройдя небольшое расстояние вверх по тропе, на которой лодка потеряла их из виду, увидели, что потребуется несколько дней для того, чтобы обойти горы и выйти опять к озеру. Поэтому они снова спустились к бухте, надеясь найти там лодку, но увидели ее уже исчезающей на севере. Группа д-ра Ливингстона пошла как можно скорее вперед, но дорога по той стороне горы, которая образует берег, оказалась очень трудной и утомительной. Несмотря на то, что они шли весь день, расстояние, пройденное ими по прямой линии, было меньше 5 миль. На следующий день они начали свой путь с восходом солнца. Узнав в первом населенном пункте, что люди из их группы проплыли здесь накануне, они зарезали одну из четырех коз, бывших с ними; но только они это сделали, как, к их ужасу, вдруг появились 7 мазиту, вооруженных копьями и щитами, с фантастическими уборами из перьев на голове. Д-р Ливингстон и Молока, человек из племени макололо, говоривший по - зулусски, без оружия приблизились к ним для переговоров. Когда д-р Ливингстон подошел к мазиту, те приказали ему остановиться и сесть на солнце в то время, как сами они сидели в тени.

«Нет, нет! - последовал ответ. - Если вы сидите в тени, мы тоже сядем в тень».

Тогда мазиту застучали дубинками по щитам, что обычно вызывает ужас, но Молока сказал: «Мы не впервые слышим, как бьют в щиты». И все сели вместе. Мазиту потребовали подарка, чтобы показать своему вождю, что они действительно встретили чужеземцев, - такую вещь, которая служила бы доказательством, что люди, встреченные ими, не были арабами.

Чтобы показать, что такого подарка, какого они хотели, у него при себе не было, д-р Ливингстон вывернул свои карманы, вытащив оттуда, между прочим, записную книжку. Приняв ее за пистолет, туземцы вскочили и сказали: «Спрячь это обратно». Туземцы, которые были помоложе, расшумелись и стали требовать козу. Уступить ее им было нельзя, так как козы являлись единственным продуктом питания. Когда туземцы стали настаивать, их спросили, сколько человек из нашей группы они уже убили, что они начинают таким образом делить добычу; это, очевидно, их пристыдило. Те, которые были постарше, были благоразумнее; они боялись измены и д-ра Ливингстона с его отрядом, так же, как и те боялись их; поэтому, когда разговор закончился, мазиту умчались вверх на холмы, как вспугнутая дичь. Один из них, по всей вероятности, начальник, был женат, судя по тому, что часть его волос была сшита в кольцо.

По их зубам можно было определить, что все они принадлежали к той народности, которая входила в племя зулусов.

Далее путь все еще шел по крутым хребтам с ущельями глубиной от 500 до 1000 футов. Некоторые склоны приходилось преодолевать ползком, и как только добирались до вершины, надо было снова спускаться. В каждом ущелье протекал ручей. И вся местность, хотя и очень неровная, была, однако, обработана и густо населена. Множество банановых деревьев, покинутых участков зерновых растений и кусты бобов конго свидетельствовали о том, что земли эти раньше возделывались. Все население было уничтожено. Разоренные деревни, изломанная утварь и человеческие скелеты, которые попадались на каждом шагу, рассказывали печальную повесть о «бесчеловечности человека». Количество убитых было невероятно велико, - Полагалось, что это избиение являлось результатом набегов местного населения на зулусские племена для захвата скота. Мы придерживались того же мнения, потому что зулусы, обычно, не убивают никого, кроме стариков и мужчин во цвете лет. Целью их набегов всегда является похищение женщин и детей, которые могли бы быть присоединены к их племени и сделаться зулусами. Хозяева хорошо обращаются с пленными, а детям предоставляют те же условия, что и своим. Обычно их план действия соответствует тем условиям, которые так восхваляются некоторыми защитниками невольничества. Члены маленьких разрозненных общин подчиняются сильному правительству, получают добрых хозяев, которых они могут менять в пределах данного племени, а дети их становятся свободными. Когда перед нашими глазами представали гниющие трупы убитых, нам приходила в голову мысль, что эта печальная система, однако, все же не такая плохая, как та, которая, губя еще больше человеческих жизней, обрекает оставшихся в живых на вечное рабство. Говорят, что зулусы никогда не продают своих пленных.

Среди нашей сухопутной партии было несколько человек из Сены. Один из них, гадальщик, смертельно боявшийся ма - зиту, сбежал, как только увидел наших гостей. Перед тем, как снова отправиться в путь, его товарищи кричали ему в течение долгого времени, призывая выстрелами из своих мушкетов, но его невозможно было заставить выйти из своего убежища.

Так как люди группы д-ра Ливингстона продолжали свое путешествие, пока совсем не стемнело, то все они, сами того не зная, заснули на краю глубокой пропасти. Огня они не разводили, чтобы их не увидели мазиту. На следующее утро большинство людей чувствовало себя еще больше измученными. Ужас пережитого накануне еще больше ухудшил их самочувствие. Однако, когда им сообщили, что все они, кроме Молоки и Чарли, могут вернуться к Манкамбире, они не согласились до тех пор, пока их не уверили, что их возвращение не будет рассматриваться как трусость. Одну козу отдали им, а другую зарезали для остальной группы, которая, найдя на скалах каноэ, принадлежавшее одной из покинутых деревень, решила отправиться дальше водой. Лодка была очень мала, и оставшаяся в живых коза так прыгала и каталась по лодке, что чуть не перевернула ее. Поэтому д-ру Ливингстону пришлось снова вернуться на берег. Проведя еще одну ночь почти без огня, т. е. разводя только такой, чтобы можно было приготовить пищу, д-р Ливингстон с великой радостью увидел возвращающуюся лодку.

В тот же день мы прибыли в селение Манкамбиры. Для того чтобы пройти это расстояние по берегу, нужно было затратить при большом напряжении трое суток. Здесь мы в последний раз засекли широту - 11°44 южной широты. Лодка прошла около 24 далее на север; сухопутная партия прошла, вероятно, половину этого расстояния, но лихорадка у д-ра Ливингстона не дала возможности воспользоваться приборами; поэтому д-р Кэрк и Чарльз Ливингстон были на озере дальше всех и увидели дальше точки своего поворота почти на 20 , т. е. места в десятом градусе южной широты. С высоты, доходящей по меньшей мере до тысячи футов, на которой мучился сухопутный отряд, было видно, что темные массы гор примыкают к озеру с обеих сторон. С этой высоты открывался вид на такое же большое расстояние, как с лодок, и мы полагаем, что конец озера лежит на 10° или северней - 11° южной широты.

Манкамбира думал, что наш гадальщик умрет с голода в горах, но обещал нам, что, если тот останется в живых и придет к нему, он снабдит его продуктами и пошлет за нами. Неделю спустя бедняга - гадальщик догнал нас к величайшему восторгу своих товарищей, которые побежали к нему навстречу, чтобы его приветствовать. Они плясали и кричали от радости и стреляли из мушкетов. Из своего тайника он слышал, как товарищи звали его и стреляли, но не откликался, так как думал, что они сражаются с мазиту. В конце концов голод погнал его с гор. Манкамбира обошелся с ним хорошо, дал ему продуктов и отправил вслед за нами, как обещал; но по дороге, между владениями Манкамбиры и Маренга, на гадальщика напала шайка бандитов, его ограбили и надели на шею ему невольничью колодку, намереваясь продать его как раба. Но те, которые были среди разбойников постарше, сказали, что англичане возвратятся и отомстят за него. Тогда беднягу отпустили. Маренга также дал ему продуктов и подарил кусок ткани из древесной коры, чтобы он мог прикрыть свою наготу.

На берегах озера водится много слонов. Они удивительно безбоязненны и часто встречаются близко от деревень. В речках и лагунах полно бегемотов, а в самом озере иногда встречаются и целые стада. Они не боятся людей, потому что ни на слонов, ни на бегемотов не действуют отравленные стрелы. Во время нашего путешествия мы убили для пополнения наших запасов 5 слонов и 5 бегемотов. Двое из слонов были самками, у каждой было по 1 клыку. Когда добывание пищи зависит от ружья, всегда так бывает: либо голод, либо пресыщение, или огромное количество мяса, или полное отсутствие его. Большей частью пища бывает скудной, за исключением тех мест, где изобилует дичь, как, например, далеко вверх по Замбези. Один раз у нас было 2 бегемота и слон, общий вес которых доходил, вероятно, до 8 тонн, а спустя 2 дня у нас было на обед только несколько последних сардин.

Однажды утром, плывя на парусах мимо довольно густо населенной местности, мы были поражены, увидев 9 больших слонов - самцов, спокойно стоящих на берегу и хлопающих своими колоссальными ушами. Обрадовавшись возможности добыть немного свежего мяса, мы высадились и выстрелили в одного из них. Слоны отступили в болото, расположенное между двумя деревнями. Наши люди погнались за ними и открыли огонь по стаду. Стоя на песчаной возвышенности, мы видели, как истекающие кровью животные обдавали свои спины потоками воды из хоботов. Стадо вскоре двинулось на нас, и один из раненых слонов побежал к бухте. Но ни раненый, ни другие слоны не делали попыток напасть на нас. Повредив раненому слону пулей ногу, мы стали стрелять в него с расстояния 40 ярдов с такой быстротой, с какой успевали заряжать ружья и спускать курки. При каждом выстреле он только встряхивал головой, и в него попало не меньше 60 эн - фильдовских пуль, прежде чем он свалился. Наш превосходный матрос с севера Ирландии случайно сделал последний выстрел и, как только увидел, что животное упало, он повернулся с торжествующим видом к доктору и воскликнул: «Это мой свалил его, сэр!..»

Через несколько минут более тысячи туземцев собрались вокруг поверженного царя зверей. И после того, как наши люди выбрали все, что им нужно было, жителям деревни было предложено взять себе остальное. Они набросились на него, как голодные гиены, и в неимоверно короткий срок все было уне< сено. Только сознание того, что все мясо пошло впрок, оправдывало убийство этого благородного создания. Каждый клык весил по 62 английских фунта. У жителей Ньясы можно достать много слоновой кости, и нам часто говорили, что она есть у них в хижинах.

Семнадцатого октября буря задержала нас у устья Казамбе. Нас посетило несколько человек, принадлежавших какому - то арабу, жившему в течение 14 лет во внутренней части страны Катанга, к югу от впадения Казамбе. Они принесли слоновую кость, малахит, медные кольца и привели невольников, чтобы обменять все это у озера на ткани. Они говорили, что малахит добывается из богатых залежей на склонах горы, недалеко от Катанги. Они хорошо знали озеро Танганьику, но ничего не слышали о Замбези. Они совершенно решительно утверждали, что вода озера Танганьики вытекает с конца, противоположного концу озера Ньяса. Так как они не видели ни одной из двух рек, то мы сочли это просто отрывком из арабской географии.

На другой день, проходя мимо их поселения, состоящего из длинных сараев, мы убедились, что торговля у арабов идет хорошо. От туземцев трудно получить точные данные и положительные сведения относительно лежащей перед нами страны. Некоторые так подозрительно относятся к чужеземцам, что в своих ответах проявляют крайнюю осторожность и не хотят говорить что - нибудь определенное. Другие же дают волю сво - ему воображению и рассказывают чудеса, напоминающие самые романтические сказки древних путешественников, или же говорят, что, по их мнению, может понравиться слушателю.

«Как далеко до конца озера?», - спросили мы одного умного на вид туземца в южной части. «Другой конец озера! - воскликнул он, то ли в действительном, то ли в притворном изумлении, - слышал ли кто - нибудь о чем - нибудь подобном. Если кто - нибудь, будучи еще младенцем, отправится на другой конец озера, он превратится в седовласого старца, прежде чем дойдет туда. Я никогда не слышал, чтобы кто - нибудь пытался это сделать».

На реке Рувума нам говорили, что она вытекает из озера Ньяса, и на нижней половине озера каждый уверял нас, что каноэ может проплыть из Ньясы в Рувуму. Но выше этих мест показания расходились: некоторые говорили, что река течет около озера, а не вытекает из него, а другие так же решительно утверждали, что от Рувумы до озера Ньясы несколько дней пути. Манкамбира никогда не слышал о какой - либо большой реке на севере и даже совершенно отрицал ее существование. В то же время он давал нам названия различных мест вокруг верхнего конца озера и число дней, которое нужно для того, чтобы добраться до берега, противоположного его селению. Это число, насколько мы могли судить, соответствовало расстоянию, в котором, мы предполагали, должен был быть конец озера.

Торговля невольниками на озере идет ужасная. Два предприимчивых араба построили одномачтовое судно, которое, нагруженное рабами, совершало регулярные рейсы через озеро. Нам сказали, что оно отплыло накануне нашего приезда в их главную квартиру, которая находится на той же широте, что и португальский невольничий порт Ибо, и частично снабжает этот отвратительный рынок. Но большая часть невольников идет в Кильву. Мы не видели большого желания производить товарообмен. На продажу было предложено немного слоновой кости, но главным образом шла торговля людьми. Если бы мы только могли дать полное представление об ужасах работорговли, хотя бы приблизительно указав количество человеческих жизней, которые она ежегодно губит! Мы уверены, что если бы даже половина истины была рассказана и признана, чувства людей были бы так возмущены, что этой дьявольской торговле человеческим мясом был бы положен конец любой ценой! Но ни мы, ни кто - либо другой не располагают необходимыми статистическими данными для такой работы. Изложим то, что мы знаем об одной части Африки, и тогда каждый читатель, доверяющий нашему рассказу, сможет на основе известного ему представить себе неизвестное.

Покойный полковник Ригби, политический агент ее величества и консул в Занзибаре, сообщил нам, что только из одной этой местности Ньясы 19 тысяч невольников проходит ежегодно через таможню острова. Сюда, естественно, не входят те, которые посылаются в португальские невольничьи гавани. Но никак нельзя считать, что этой цифрой в 19 тысяч исчерпываются все жертвы. Те, которых вывозят из страны, являются лишь очень маленькой частью Страдальцев. Мы никогда не представляли себе зверской природы этой торговли до тех пор, пока не увидели ее в источнике. Там действительно «дьявольское гнездо». Кроме тех, которые действительно взяты в плен, насчитываются тысячи убитых или умерших от ран и от голода, изгнанных из своих деревень набегами работорговцев. Тысячи погибают в междоусобной войне за невольников, в результате погони за наживой, которая стимулируется (о чем надо постоянно помнить) покупателями невольников на Кубе и в других местах. То множество скелетов, которое мы видели среди скал и лесов, у маленьких прудов и на тропах, в чащах, свидетельствует о страшной растрате человеческих жизней, которая должна быть отнесена прямым или косвенным образом за счет этой адской торговли. Мы просим наших соотечественников верить нам, когда мы с полной ответственностью утверждаем на основании того, что мы узнали и увидели, что меньше Уз жертв работорговли становятся невольниками. Если принять долину Шире средней нормой, то мы можем сказать, что никогда даже Ум часть не попадает к месту своего назначения. Так как эта система заключает в себе такую страшную гибель человеческих жизней, или лучше сказать, человеческой рабочей силы и, кроме того, ведет прямо к сохранению варварства тех, которые остаются в стране, то довод, выставляемый в пользу продолжения этой расточительной системы, что все же частица обращенных в рабство находит хороших хозяев, поистине не имеет большого значения. Если это рассуждение не является результатом невежества, то это - сантиментальная филантропия. Маленький вооруженный пароход на озере Ньяса мог бы легко, осуществляя контроль и снабжая товарами в обмен на слоновую кость и другие продукты, прекратить позорную торговлю рабами в этом районе, так как почти всем работорговцам приходится пересекать или озеро Ньяса, или верхнюю Шире.

Наше исследование озера продолжалось с 2 сентября по 27 октября 1861 г. Так как мы истратили или потеряли большинство из взятых с собой товаров, нам пришлось вернуться на корабль. Когда на обратном пути мы приблизились к южной части озера, нам сказали, что очень большую партию невольников только что переправили на восточную сторону. Вечером мы услышали три выстрела из пушек и по звуку заключили, что это должны быть по крайней мере шестифунтовые орудия. Говорили, что они принадлежат одному вождю аджава, по имени Муката.

Плывя вниз по Шире, мы обнаружили у маленького озера Памаломбе, в которое расширяется эта река, значительное число семейств манганджа, которые были изгнаны из своих жилищ в результате набегов племени аджава и теперь скрывались в широком папирусовом поясе вокруг озера. Папирус рос так густо, что, когда его уминали, он выдерживал тяжесть маленьких временных хижин, хотя, когда жители переходили из одной хижины в другую, он подымался и опускался под ногами, как тонкий лед у нас на родине. Между собой и берегом они оставили нетронутым густой, непроницаемый лес папируса, и никто из проходящих мимо с этой стороны никогда бы не заподозрил, что там живут человеческие существа. Они пришли в эти места с юга на своих каноэ, благодаря которым могли добывать себе на пропитание хорошую рыбу, водившуюся в изобилии в озерке. У них было большое количество прекрасной соли, которую они зашивали в кору деревьев; и так как наши запасы соли приходили к концу, мы купили ее немного у них. Всю ночь мы простояли на якоре против их пловучего лагеря, и нас одолели мириады москитов.

Некоторые туземцы проявляют совершенно поразительную любовь к отечеству. На горах, лежащих к северу от озера, мы видели беглецов, которые упорно, несмотря на голод и постоянную опасность быть убитыми мазиту, держались вблизи тех мест, где прошло их детство и юность.

Несколькими милями ниже озерка находится последняя из больших невольничьих переправ. После вторжения аджава деревни на левом берегу были покинуты, и жители, как мы уже видели, поднимаясь вверх по реке, поселились на правом или западном берегу.

Во время нашего кратковременного отдыха, напротив больших рыбных промыслов в Мовунгути, к нам подошел с большой свитой очень изнеженный на вид молодой человек из какого - то приморского племени, чтобы посмотреть на нас. Он шествовал *под большим зонтиком. За ним следовали пять хорошеньких девушек в ярких одеждах и украшениях с целью привлечь покупателей. Одна несла его трубку, служащую для курения конопли, называемой здесь «чамба», другая - его лук и стрелы, третья - боевой топор, четвертая - платье, между тем как последняя была готова взять его зонтик, если он почувствует себя утомленным. Такая выставка товара проводилась для того, чтобы возбудить алчность какого - нибудь вождя, имевшего слоновую кость, и могла быть названа законным видом работорговли. Мы никогда не могли установить, какой процент составляет этот вид работорговли среди других.

Он сел и смотрел на нас несколько минут. Молодые дамы стояли на коленях позади него. Убедившись, что мы не станем у него покупателями, он удалился.

Когда мы во - время нашей первой поездки высадились у этого места, то встретили довольно смышленую женщину средних лет, обладавшую лучшими знаниями страны, чем кто - либо из мужчин. Первые точные сведения об озере Ньяса мы получили у нее. Увидя, что мы делаем заметки, она сказала, что ей приходилось бывать у моря и видеть там, как пишут белые люди. Ей также приходилось видеть верблюдов, вероятно у арабов. Она выла единственной из виденных нами женщин племени манганджа, которая стыдилась носить «пелеле», или губное кольцо. Она ушла в свою хижину, вынула кольцо и, разговаривая с нами, закрывала рукой рот, чтобы скрыть отвратительное отверстие в губе. Все жители деревни относились к ней с уважением и даже старейшие в ее присутствии занимали второе место. Когда мы справились о ней теперь, то узнали, что она умерла.

Нам ни разу не удалось получить достаточных сведений, чтобы определить сравнительную смертность на возвышенности и в низменностях. Но, судя по количеству очень старых седых чернокожих, которых нам приходилось встречать на возвышенности, мы думаем, что среди туземцев более долголетними являются те, которые живут в более высоких местах.

Мы сошли на берег ниже деревни Микена и занялись определением долготы, чтобы сверить с теми данными, которые были записаны нами 2 года назад. Деревня была покинута. Микена и его люди бежали на другую сторону реки. Но в то утро, когда мы там остановились, несколько человек вернулось, чтобы поработать в своих старых огородах.

Окончив наблюдение, мы сели завтракать. Когда наши последние вещи были отнесены в лодку, появился один манганд - жа. Он бежал к своей лодке с криком: «Аджава только что убили моего товарища!».

Мы отплыли от берега, а через две минуты авангард большого отряда грабителей стоял с мушкетами на том месте, где мы завтракали. Они, очевидно, были очень удивлены, увидев нас здесь, и остановились. Остановились и их глазные силы, насчитывающие около тысячи человек. «Бейте их, - кричал манганджа, - они хотят сейчас итти на холмы, чтобы убить англичан», - манганджа имели в виду миссионеров, которых мы оставили в Магомеро. Но, так как мы надеялись на дружеские отношения с аджава и не верили показаниям манганджа, мы продолжали свой путь вниз по реке, оставив аджава сидящими под большим баобабом, а манганджа - проклинающими их с противоположного берега.

Поднимаясь вверх, мы увидели, что люди деревни Зимика нашли убежище на длинном острове на реке Шире, куда они снесли запасы зерна, чтобы последние не попали в руки аджава. Предполагая, что вторжение и война миновали, они снова вернулись к себе на восточный берег и жили в воображаемой безопасности. Приближаясь к селению вождя, которое было расположено в прекрасной роще из высоких дикорастущих фиговых деревьев и пальм, до нашего слуха донеслись звуки шумного веселья. Люди веселились, били в барабаны, танцевали и пили пиво, в то время как сильный враг, несущий каждому в селении смерть или рабство, был рядом. Один из наших людей крикнул нескольким туземцам, подошедшим к берегу посмотреть на нас, что приближаются аджава и что они только что были в селении Микена. Но туземцы были пьяны и не обратили внимания на предупреждение.

Плывя мимо временного поселения беглецов манганджа, мы увидели одного несчастного парня с невольничьей колодкой на шее. Мы высадились на берег несколькими сотнями футов ниже и когда подошли к тому месту, где он сидел, его уже не было, и все отрицали, что видели такого человека. Несмотря на то, что эти манганджа сами так ужасно страдают от торговли невольниками, они все же покровительствуют ей. Один мужчина, возле временной хижины которого мы спали вместе с толпой беглецов, еще до восхода солнца отправился в соседнюю деревню, чтобы продать раба - мальчика каким - то чернокожим португальцам, покупавшим невольников. Война привела бедного мальчугана в руки мошенника, и бессердечность этого негодяя, который сам все потерял из - за охоты за невольниками, привела нас к мысли, что он и его раса не имеют никаких естественных привязанностей. Умирая с голода, продавать друг друга и не за хлеб, а за ткань, в которой они не испытывают большой нужды, было так неестественно, что нам сначала казалось, что никто из смертных, кроме негров, не может быть повинен в такой жестокости. Мы задавали себе вопрос, как могла мысль о праве собственности на человека зародиться у существа, обладающего разумом, подобном нашему. Однако мы вспомнили, что видели, как мужчина, слывший гуманным, в жилах которого не было ни капли черной крови, за 20 долларов, или около 4 фунтов стерлингов, расстался с хорошенькой девушкой, находившейся с ним в более близких отношениях, чем этот мальчуган с человеком, который вызвал наш гнев. Притом эта девушка была няней его сына, и оба они, и няня, и сын, так горько плакали весь день, что даже тот мулат, который купил ее, смягчился и предложил возвратить ее белому человеку. Но напрасно. Общие страдания не всегда возбуждают симпатию, хотя было бы естественно этого ожидать.

Позднее рабовладельцы из Тете привезли сюда зерно (ма - пиру) и купили на него много невольников. С одной стороны, это можно рассматривать как гуманный поступок, так как, благодаря этому, много несчастных созданий были спасены от голодной смерти. Однако спасители жизни оказались истребителями других жизней.

Несколько слонов стояли около того места, где мы оставили лодку, и один из них развлекался тем, что ломал деревья; он не объедал с них листья, а просто применял свою силу и валил деревья для развлечения. Несколько ружейных выстрелов заставили его броситься в густую чащу, и он мчался сквозь нее, повидимому, с такой же легкостью, как если бы это была просто трава. Огромное количество деревьев уничтожаются этими животными. Они часто жуют ветки лишь из - за коры и сока.

Когда мы покинули реку, толпы носильщиков предложили нам свои услуги. Некоторые из них так доверились нам, что отказались получить плату в конце первого дня. Они хотели работать еще один день и получить сразу за оба дня. Молодой вождь встреченной новой деревни сам вышел к нам со своими людьми. Переход был довольно длинный, и один из людей предложил сложить груз возле какой - то хижины, находящейся на расстоянии мили или более от следующей деревни. Вождь выбранил его за то, что тот хотел совершить такой низкий поступок, желая избавиться от наших вещей там, где мы не могли достать других носильщиков, и заставил его нести вещи дальше.

Деревня, расположенная у водопада, сильно увеличилась по размеру и благосостоянию с тех пор, как мы проходили мимо нее по дороге вверх. Было построено несколько больших новых хижин, и у населения было много ткани и бус. Мы не знали, чему приписать это внезапное процветание, пока не увидели несколько прекрасных больших каноэ вместо двух протекавших старых, которые у них были ранее. Это место стало переправой рабов, которых португальские агенты отправляли в Тете, потому что они боялись перевозить их ближе к тому месту, где находилось наше судно. Ничего не было более обескураживающего, чем поведение племени манганджа, которые обогащались за счет полного уничтожения своего народа. Их поведение было почти так же скверно, как поведение наших соотечественников, скупающих мушкеты и посылающих их китайцам, ведущим войну с нашими же собственными солдатами ²⁵, или тех, которые при таких же обстоятельствах доставляли военное снаряжение кафрам на мысе Доброй Надежды и были так бессовестны, что приписывали эту торговлю миссионерам.